Страница 129 из 133
Но теперь танк снова шел ровно, Иван выжимал газ до конца, красная стрелка спидометра колебалась на цифре сорок пять. Последние пять делений осилить не могла.
Теперь на расстоянии сотни метров слева бежал сосновый лес, справа — желтая стерня. Лес казался пустынным, но опытный глаз сразу заметил бы, что он набит войсками. То тут, то там в него сворачивали свежие колеи, в одном месте сосенки скучились неестественно густо, на некоторых хвоинки были уже совсем привядшими. Но солдата Иван не увидел ни одного, — вероятно, приказ маскироваться был очень строг.
Вот и танковые колеи, так беспокоившие Ивана, устремились к лесу, и вдруг, в полутора десятках метров впереди, точно из-под земли вырос немецкий солдат в каске и пестром маскхалате, указал флажком налево. Танк мчался прямо на солдата, регулировщик еле успел отскочить в сторону. Выпученными от страха глазами посмотрел вслед и выхватил ракетницу. Зеленая ракета вычертила в небе дугу, рассыпалась на дороге в нескольких десятках метров впереди танка. Иван не знал, был ли это знак ему или тем, что в лесу. Если это был знак замаскировавшимся в лесу войскам, то тоже неизвестно: есть у них пушки или нет, расположились танки на краю леса или пошли вглубь. Очевидным было одно: в лесу скапливались значительные немецкие силы.
Стиснув от напряжения зубы, ждал удара слева, гнал танк вперед. Лес молчал. А дорога поднималась в гору, впереди, на холме, то всплывало в смотровой щели, то исчезало село. Над ним поднимались столбы дыма, особенно много курилось их с той стороны, и всплескивало пламя, и низко, над самыми дымами, промчалась тройка самолетов.
Иван подумал, что на этой дороге к селу может стоять немало немецкой техники, а еще ему казалось, что передний край ближе к нему с правой стороны, и решил проскочить село в том месте. Танк съехал с дороги и пошел вправо, по чуть заметному в пожелтевшей траве проселку. Проселок поднимался в гору еще круче, но танк имел хороший разгон и легко брал подъем. Правда, скорость понемногу падала, и наконец, увидев, что так, с ходу, подъем не взять, Иван выжал педаль сцепления и попытался перейти на нижнюю передачу. Тыкал тяжелой кулисой, но передача не включалась. А скорость погасла сразу, сгоряча Иван снова включил третью, мотор взревел и заглох. Танк начал сползать вниз.
Холодный пот заструился по спине Ивана. Вот сейчас «пантера» накренится и опрокинется. Почему не включается передача? Заведется ли танк снова? А может, бросить машину и бежать? Однако понял: танк уже заметили из села. До крайних хат метров двести — триста. И сзади тоже, наверное, идет погоня. «Спокойно, — снова, как и поначалу, приказал себе. — Не торопись». Но спокойствия не было. Ивана все больше порывало бросить «пантеру» и выпрыгнуть из люка. Однако понимал, что это смерть.
Сейчас он держал танк ножным тормозом. Медленно, изо всех сил, подал на себя рычаги, выжал сцепление. Нажал кнопку стартера, мотор взревел, заработал снова. Все внимание, все силы были направлены на педали, на рычаги. Снова включал сцепление, один за другим подавал рычаги вперед, почувствовал, как напрягаются, звенят гусеницы. Танк медленно тронулся с места, срывая гусеницами травяное покрытие, пополз вверх.
Он быстро набрал ход и уже на третьей скорости влетел в узенькую улочку села. В селе была суета, однако не паническая, а озабоченная, боевая: готовили позиции минометчики, рыли длинные запасные траншеи солдаты, отдавал приказы офицер, за спиной которого стоял мотоцикл с пулеметом и сидел мотоциклист, наверное связной. Иван не зацепил танком ни минометчиков, ни офицера.
Он, наверное, обошел бы и машину, стоявшую на перекрестке двух узеньких улочек, если бы не увидел, как от нее с канистрой в руках отходил солдат в черном мундире. Двое других выставляли из кузова канистры и аккуратно ставили в рядок под тыном. С крыла машины солдатами руководил офицер, тоже в черном мундире, с сигаретой в зубах.
Иван понял, что эти солдаты и офицеры — каратели, что они готовятся поджечь село. Они были похожи на тех, тоже в черных мундирах, которые терзали его тело проволочными плетками, втаптывали его в землю и говорили, что он — ничто, прах, пепел на этой земле.
Что-то горькое, горячее подступило к горлу, пронзило все его существо, на мгновение даже затмился свет, зазвенело в голове. Все прошлые обиды, все боли пробудились снова, переполнили сердце лютой ненавистью. Взял на себя левый рычаг и с крутого разворота налетел на машину. Не услышал ни треска, ни лязга, только почувствовал сотрясение «пантеры» и собственного тела, сильный удар по левой ноге. Горячая волна отхлынула, но осталась холодная, ледяная злость, которую он не хотел и не мог подавить. Теперь ему было все равно, погибнет он или спасется, потому что он крошил врагов, потому что чувствовал ярость и счастье боя.
Он почти оглох от безумолчного гула, в танке было жарко, тошнотворно — горячий запах масел перехватывал дыхание. Но и этот запах теперь был запахом мести, боя, жизни, которая пусть и кончается смертью, но смертью не животной, не пассивной, а в бою с врагом. Низенькие хатки, покосившиеся плетни, воротца из жердочек — бедное разоренное и такое дорогое, такое знакомое с детства полесское село. Берега, и левады, и высокие гати, по сторонам которых — зеленые, в редком разводье плесов, поросшие осокой и рогозом болота.
На длинной высокой гати ждало его самое большое препятствие. Поперек нее застрял немецкий артиллерийский тягач с пушкой на прицепе — тянул пушку по узенькой гати во двор, но не хватило простора. Задние колеса пушки стояли на земле, а передние, со станинами, повисли над водой.
Пушка преградила дорогу не только ему, но и большой немецкой автоколонне, и, пожалуй, преградила давненько, водители повыскакивали из машин, не то давали советы, не то ругали водителя тягача.
Другого пути у Ивана не было. Сначала он протаранил пушку, а потом пустил танк по левому краю гати, сбрасывая машины правым бортом «пантеры» в болото. Теперь уже слышал и удары, и треск: последнюю, с черным металлическим кузовом машину разворотил почти пополам, и из нее поползли в воду синие и зеленые рулоны. На покосившемся крыльце крытой соломой хаты, во двор которой тягач волок пушку, стоял немецкий офицер в расстегнутом мундире и хватал воздух ртом, точно вытащенная из воды рыбина.
Но этого Иван не видел. Как и рулонов, и шоферов колонны, удиравших через болото. Танк миновал еще несколько хат, пролетел пустырь, короткую, сожженную дотла улочку и выскочил на край широкого колхозного двора. И тут Иван понял, что достиг передовой. Даже в узкую щель было видно, что земля вспахана снарядами и бомбами, она коварно выпячивалась холмиками, в нескольких направлениях прямо перед танком по ней разбегались траншеи. Несколько старых верб у дороги были иссечены, — казалось, их грызли гигантские чудища. В десятке метров перед Иваном, который на мгновение притормозил, выбирая, куда направить танк, из воронки на краю дороги уперся в небо двумя дулами крупнокалиберного пулемета разбитый немецкий бронетранспортер, на самой дороге тоже чернело что-то железное. Поворачивая на изгибах дороги то в одну сторону, то в другую, Иван успел заметить правее кошары целый ряд странных, почти конических холмов, пылающий амбар и сараи, слева светили голыми ребрами еще какие-то строения.
Солдат он не видел, — наверное, зарылись в землю.
Справа, откуда именно — Иван не заметил, взвилась сигнальная ракета, — очевидно, ему опять указывали укрытие или направление атаки. И сразу же метрах в пятидесяти взорвался снаряд, потом другой, уже ближе.
Иван дал полный газ, направил танк между сараем и полыхавшим амбаром. Проход был узкий, а может, Иван немного не рассчитал, но только задел бортом угол амбара и, растаскивая охваченные огнем бревна, выскочил на свободное место. «Только бы не вспыхнуло масло».
Панорама, открывшаяся через щель, была не широкая, но достаточная, чтобы представить поле боя. «Пантера» стояла на высоком взгорье, которое спадало вниз и переходило в широкое поле, прорезанное невысоким грейдером. Грейдер, наверное, был проложен по старой дороге, по обе стороны его маячили старые покалеченные вербы. Вдалеке виднелось село, отделенное от поля густыми садами. Грейдер, видимо, делил поле пополам, немецкие траншеи на склоне холма Иван видел, своих — не видел, да и не было времени присматриваться — в этот миг он ощутил удар по лобовой броне, от грохота рвануло в ушах, танк качнуло, и Иван дал полный газ. Он еще успел увидеть на склоне холма лесную посадку и направил машину туда, чтобы хоть немного проехать под ее защитой. Но еще ближе посадки стояла пушка. Она была врыта в землю и хорошо замаскирована — стояла за срубом колодца, в кустах. Странно, но ствол ее еще держался, торчал как исполинский, закопченный палец, поднятый для предостережения кому-то или наказания, и даже болтался обломок шеста на короткой цепи. А вокруг земля была перепахана снарядами, глубокие воронки желтели, как рваные раны.