Страница 29 из 93
- Я есть я, - вмешивается лошадиная ведьма. - Я никогда не бываю чем-то иным.
- Кроме лошадиной ведьмы. Но она - особый случай.
- Но я совсем не понимаю, кто она. - Он кивает ведьме. - Кто ты.
- Я лошадиная ведьма.
- А лошадиная ведьма - это?..
- Это лошадиная ведьма, - заканчивает Кейн. - Ты привыкнешь. Вот в чем суть: это место реально, но оно также метафора, как и меч - метафора, но и настоящий меч. Вот как я. Пойми, что и ты таков. Все мы здесь представляем нечто иное.
- Кроме меня, - говорит ведьма.
- Кроме нее.
- Представляем что?
- Если бы это можно было описать парой простых предложений, метафоры не понадобились бы. Верно? Любой мой ответ станет лишь еще одной метафорой. Да и каждый из нас представляет собой особый случай. Смотри. Ангвасса здесь - не настоящая Ангвасса; она похожа на нее, потому что настоящая Ангвасса - самое глубокое приближение к тому, чем реально является женщина, к нам пришедшая.
- И кто есть кто? Кто вы на самом деле?
- Желаешь еще одного имени?
- Не хочу вас обидеть... но хочу лишь понять.
Кейн, кажется, рассержен. - Я же объяснял насчет антропологии, верно?
Она кивает. - Нет оскорбления, когда ты ищешь истину.
- Так кто вы на самом деле? - терпеливо повторяет Дункан. - Кто сейчас клялся защищать это место и людей, в нем собравшихся?
- Я.
- И вы не Ангвасса Хлейлок.
- Я столь же Ангвасса Хлейлок, как она может быть мной. Она Мой Аспект в сем месте.
- Аспект? - Кажется, меч начинает вибрировать, и странная эта вибрация касается всех нервом и сосудов. - Ты бог?
- Похоже, ты не в смятении.
- Мой сын был женат на одной из вас.
- А.
- И потому... Если рыцарь - Твой аспект, ты должен быть...
- Да, профессор Майклсон, - говорит она просто. Показывает ему заднюю сторону щита; его не держит рука, щит привязан к культе. - Я Хрил.
Завтра для Вчера:
Мясная марионетка
Не вина Туранна, что его бог убил мою жену, и отца, изнасиловал разум дочери и превратил лучшего друга в бессмертную зомбированную мясную марионетку. Боги, они такие.
Вот где ад: Он и мой бог.
Дым затушевал луну, окружил ореолами пламя горящих зданий. Дым вонял жженой шерстью и горелой кровью, и густой мерзкой копотью фитиля сальной лампы. Вопли раздавались уже не так часто; граждане Пуртинова Брода поняли, что крики привлекают Дымную Охоту, а стража не стала бы ронять достоинство, выказывая ужас. Отзвуки ружейного огня носились по округе, там и тут раздавались взрывы, а ответом - далекий рев "Дизрати голзинн Экк!"
Пожары стали подарком. Густые тени мерцали и изгибались, вечно беспокойные, и маскировали его передвижения, и даже глаза огриллонов не могли быстро приспосабливаться к смене темноты и света. Он перебегал пустые улицы, шагал по чернильным переулкам. Войлочные калоши на мягких сапогах давали шума не больше, чем пламя и ветер.
Он двигался вдоль реки, пока не нашел место, где они вылезли из-под воды. Улицу, где стоял отель.
Прежде стоял.
Он невольно остановился, хотя смысла не было. Оперся о белую стену и попытался разжать челюсти. - Не отель, проклятье, - буркнул он. - Это был "Пратт и Красный Рог". Хотя бы скажи вслух, твою мать.
Ход времени было трудно просчитать точно, но он был уверен: прошли не минуты - часы с того момента, когда благочестивый лорд Маркхем Тарканен проломил ему череп одним ударом. Пятеро из гребаных недоносков-праздножителей остались невредимы и успели побесчинствовать всласть.
Часы. Иисусе.
Он старался придумать способ всё исправить. Ничего не получалось. Пять почти неистребимых чудищ под управлением своры презирающих общество тинейджеров. Получивших кучу дополнительных очков за сожжение "Пратта" дотла, убийство всех его обитателей.
Кравмик Красный Рог, умевший зажарить утку так, что от каждого куска слезы восторга текли из глаз, и самочинно открывший секрет шотландского виски. Лессер Пратт, замученный трудами глава семейства и хозяин отеля. Итралл, его яростная и прекрасная жена-джеледийка. Его сын, стражник, лелеявший надежду получить рыцарский титул...
Всё это уже казалось давно прошедшим временем. Так и было, в некотором смысле. Лишь в некотором смысле.
По всем другим расчетам, это случилось час назад.
Это он был слишком старым, слишком усталым, слишком виноватым, чтобы отыскивать обугленные трупы людей, которых успел полюбить.
Так что тут с местоположением? Если поднять голову, он сможет увидеть лик Ада, даже место, где проломил Стелтону череп боевым молотом Черных Ножей; но нужно прекратить это дерьмо, ведь скоро он начнет думать о Мараде, ее разрывающей сердце, почти невообразимой смелости, и ее стойкости, а это заставит вспомнить погоню за короной Дал"каннита, о том, что Марада с Тизаррой пережили всё, кроме Берна. А это приведет к Шенне, а у него сейчас нет времени. Что за треклятое место. Что-то в воздухе, что не дает ему пройти мимо.
Иисусе. Почему он снова и снова возвращается в город?
Откуда такое чувство, что он не покидал его?
Он оторвался от стены и заставил ноги прийти в движение. Переулок, решил он. Можно начать с переулка. Где стоял Маркхем, дожидаясь Тихоню, Свистуна и Ястреба. И его.
Войти туда оказалось легко, никакого нежелания снова увидеть поганый пятачок.
Может, там найдется и ключ - он не знал, какой - окурки или шелуха орехов или иная хрень, которую люди роняют, поджидая в засаде; ключ, который мог бы ему что-то объяснить... будь он поумнее и похитрее, умей что-то еще, кроме как убивать.
К тому же там он бросил ствол.
Возможно, его никто не подобрал. Может, он так и лежит. Может, на этот раз повезет. Может. Ведь так работает его удача. Ему везет? Остальные, пригибайтесь и отползайте.
Он нашел начало переулка, пройдя квартал, и вошел внутрь осторожно, тихо, давая глазам шанс привыкнуть, разбудив ночное зрение. Как и ожидалось, оно не открыло ничего ценного. "Автомаг" исчез. Лапища огриллона лежала в самом конце переулка. Если он подойдет и поглядит на нее, не удержится от взгляда на "Пратт и Красный Рог". На развалины. Да ему и не нужно было идти туда. Правая рука. Он помнил, как отстрелил ее, и как огриллон поднял руку и потащил с собой.
Пакард. Это был он. Подросток, сидящий в одноруком охотнике. Мелкий засранец Пакард, стыдившийся, что до пятнадцатилетия осталось две недели. Вполне нормальный ребенок. Самовлюбленный фанат, болтливый и дерзкий, и умный, сумевший придумать, как его своре сделать то, что не удавалось никому.
Убить Кейна.
Высшая точка молодой жизни. Естественная реакция. Еще одна схватка, достойная босса. Встретил Кейна на дороге - убей его.
Ведь, знаете, дети - наше будущее.
Это дитя, возможно, убило и сожрало одного из близнецов Праттов. Не оно, так кто-то из его приятелей. Но не Тернер, у него уже не было рта. И лица, и всей головы.
Может, хриллианцы были правы. Может, Земля - именно то место, куда уходят дурные люди. Истинный Ад. Он мог бы представить доказательства. Чем Дымная Охота отличается от одержимости? Чем актеры, творящие насилие, начинающие войны, ломающие жизни ради развлечения их потусторонней аудитории, отличаются от бесов?
Где тут отличие от мифического адова отродья, вырвавшегося из Пандемониума, дабы нести страдания и гибель по всему лицу мира?
Он помнил, как лежал на платформе переноса в Кавеа, Косалл в брюхе, Шенна рядом, лелеет его голову, внизу труп Берна. Он смотрит в лицо Ма'элКота. И сам произносит Монолог, неслышную речь актера.
"...воспоминания Ламорака - Карла тасуются в его мощном мозгу; он видит, что его мир, Поднебесье - царство жестокости, боли и внезапной смерти, - всего лишь сон, рай по сравнению с тем, куда он попал.