Страница 14 из 93
- Ну? И как всё закончилось для близнецов, надирателей божественных задниц?
Человек пожимает плечами. - Они встретили конец так же, как начали битву: братьями, плечом к плечу. Отдали жизни ради спасения мира.
- Ну, эта часть мне по нраву, - говорит огриллон. - Братья навсегда.
- Мы не они.
- Но можем погибнуть, как они.
- Это сказка, Орбек. Не совсем верная фактам.
Юный огрилллон встряхивает массивные плечи. - Что ты там говорил о предке? Он сказал, метафора станет истиной?
- Оставим папу в стороне. Слушай, если бы битва могла всё решить, всё кончилось бы пятьсот лет назад. Мятеж Джерета завершил бы всё навсегда. Я умер бы двадцать пять лет назад на кресте Бодекена, и Черные Ножи правили бы там доныне. Но я не, и они не. Вторая половина моей жизни создана треклятой сделкой с богом. И тебе не захочется быть рядом. Под "рядом" я имел в виду "на одном континенте".
- И когда должна состояться сделка?
- Скоро, наверное. Не могу сказать, пока бог не Призовет.
- И что будет в сделке, эй? Что ты отдашь и что получишь?
- Хотел бы знать. Одно я уже получил: сошел с треклятого креста. Не знаю, что еще. И по какой цене.
- Многовато ты не знаешь, братишка. Если ничего не знаешь, откуда знаешь, что будет катастрофа?
- Орбек, ради Христа! Ты с кем говоришь? - Человек трясет головой, так и глядя в полированный мрамор вокзала. - Ты тут сидишь, Орбек Черный, поиметь им твою маму, Нож, и спрашиваешь, откуда я знаю, что взорву ядерную дерьмобомбу? Серьезно?
- Может, я смогу помочь.
- Нет. Не надо. Просто уходи. Ты не видел семью и всяких кузенов много лет. Хочешь умереть без свиданки?
- Ты моя семья.
- Ага. Потому и хочу, чтобы ты уехал. Орбек, прошу. - Кулаки разжимаются, голова повисла сильнее. - Прошу. Кто-то, кого я люблю, должен выжить.
Ныне во Всегда 2:
Достаточно Могущественная
Это же метафора, блин. Смотри, не затопчи ее до смерти.
Несуществование не имеет длительности, и когда Дункан Майклсон открывает глаза, время не прошло.
Его сын - человек, отказавшийся быть его сыном - стоит над ним силуэтом на фоне бесформенного неба, столь синего, что кажется твердым: протяни руку и коснись.
Между ним и человеком, похожим на сына, торчит простой черный клинок с простой гардой и просоленной кожей рукояти.
Клинок и гарда и рукоять меча, которым не-сын пронзил ему грудь, пришпилили его к камню, он так и лежит, словно насекомое на музейной доске.
- Больно? - Тон равнодушен, а взгляд - нет.
- Какая разница, если да?
- Может, и найдется.
Дункан медлит, проверяя с привычным тщанием, насколько ему больно. - Чувствую, как грудина скребет по стали с каждым вздохом. Чертовски уверен, мне должно быть больно.
- Ага.
- Но скорее это холод. Помню - смотрел в кубике твои Приключения - как холоден меч, когда вонзается в грудь. Но тут другое. Словно он сам сделан из холода.
- Сделан из холода? Хм. Полагаю, это вполне верно.
Он садится в снег рядом с Дунканом. - Понимаешь, что происходит? Что это за место и что ты здесь делаешь?
Дункан хмуро смотрит на эфес черного меча. Ощущая биение рассеченного сердца о металл. - Ну, вполне уверен, это не Канзас.
- Я забыл упомянуть, как устал от этой чертовой шутки?
- Так сам не произноси ее слишком часто. - Дункан пожимает плечами. - Подозреваю, это некий вид шаманского сонного транса или путешествия. Хотя я ведь не смогу путешествовать, пока кто-нибудь не вынет меч из груди.
- В том вся идея.
- Что это за меч?
- Метафора.
- Уже сообразил. Метафора чего?
- Другого меча.
- О, да ладно.
- Эй, я ведь не выдумал это говно. Что есть, то есть. Само. Как и всё иное.
- Тот второй меч, - говорит Дункан терпеливо, - тоже метафора?
- Раз спросил... да.
- Метафора чего?
Кейн говорит: - Меня.
- Прости?
- Не знаю за что.
- Нет, я... я о том, что меч - метафора тебя?
- Иногда наоборот.
- Ты ведь понимаешь, на каком языке говорить. Верно?
- Ты поразишься, если узнаешь, что я еще понимаю.
- Видишь? Снова. Пользуешься словами, но не придаешь им достаточно специфического смысла. Значения. Сколько раз я должен твердить? Что есть слова, если они оторваны от значений?
Кейн пожимает плечами. - Музыка.
Дункан открывает рот для язвительного ответа, но закрывает. - Вот эту шутку стоит запомнить.
- Ты сам сказал: мы уже вели этот разговор. И ты, и я. - Он подтягивает ноги к груди, обнимает колени руками. - Мой отец сказал как-то, что метафора достаточно могущественная делает себя истиной.
Дункан кивает: - Помню. Ты спросил о слепом боге, когда был арестован социальной полицией. А потом арестовали меня.
- После ареста... ну, скажем так, случилось много дряни. Больше, чем я могу рассказать. Случившееся открыло мне многое насчет слепого бога и самого себя, и некоторое время я верил, будто разгреб дерьмо. И многое понял. Кто я, и как работает вселенная. В чем смысл всего. Типа. Не только мой. Шенны. Веры.
- Как Вера? В порядке? Удалось вырвать ее у Эвери Шенкс?
- Ты знаешь о Вере и Шенкс?
- Это прошло в сети, когда тебя взяли. Она в порядке?
- Почти. Смерть Шенны ее сильно ранила, а что было потом - ранило еще сильнее. Но она многое взяла от матери. Никто не понимал, как сильна Шенна. Даже я.
- А Тан'элКот? Чудесный разум, отличный оппонент в дискуссиях. Всё сидит в Кунсткамере?
- Он мертв.
Тупой холодящий шок пронзает его, вялый и низкий, будто всплеск в луже слизи. Шенна и Тан'элКот? Сразу? Он старается вообразить, чем это стоило ему - но замечает жестокую улыбку, с которой Кейн отвернулся к краю утеса - и новое потрясение охватывает его, еще чернее и холоднее.
- Это ты, - произносит он медленно. - Ты убил его.
- Тот метафорический меч, о котором мы говорим? Я разрубил его пополам, потом вонзил в лицо.
- Хэри, мне так...
Кейн обращает на него черный, блестящий взор, и слова замерзают в горле. - Хэри тоже умер. После Шенны. Перед Тан'элКотом. И, прежде чем спросишь - да. Я и его убил.
- Да. Кейн, значит. Понимаю.
- Куда тебе.
Дункан поднимает руку и касается клинка, торчащего из груди. Даже не острый. - Ты убил Тан'элКота им? Да?
- Метафорически.
- Ты сказал, Шенна...
- Да. Тем же клинком. Тем же, которым меня искалечил Берн.
- Косаллом?
- Косалл был конкретным мечом. Да. Но это детали. Важна лишь метафора.
- Которая есть ты.
- Верно. Слушай, здесь будут вершиться странные дела.
- Сказал человек, проткнувший мне грудь тяжкой сталью и усевшийся рядом для дружеской беседы.
- Угу, ага. Еще страннее. Слушай, ты помнишь, что встречал меня раньше? Не Хэри, даже не Кейна? Меня. В таком возрасте. Со шрамами. Лет сорок назад.
Дункан хмурится. - Не то чтобы. Не дашь намек более точный?
- В день смерти мамы.
Это ранит его сильнее, чем мог бы меч, даже вовсе не метафорический. Боль сильнее, чем он может вспомнить за всю жизнь. Глаза смыкаются. - Нет. Я не... мало что помню о том дне.
- Окей. Вот в чем штука: я помню, как встретил себя. В клинике для рабочих. Какой-то старикан сел рядом и заговорил - и он был тот же, как я сейчас. Или казался таким, как я. И мой отец чуть не подрался с ним на кулаках.
- На кулаках? С Кейном?!
- То был не лучший его день.
- Боюсь представить, что было бы с тобой, потеряй ты нас обоих в один день.
- Это еще может случиться.
Дункан замолкает.
- Вот что я имею в виду, говоря о странном. Сюда начнут приходить люди. Некоторые могут показаться знакомыми, вот как я похож на твоего сына. Они будут не те, кем кажутся. Некоторые нам не друзья. Не важно, что они скажут или сделают, не давай никому вытянуть этот меч. Лады?