Страница 15 из 52
Глава 6
НОВАЯ СЛУЖБА. СПЕЦИАЛЬНЫЕ ОПЕРАТИВНЫЕ КУРСЫ
Из доклада командования войск по охране тыла Брянского фронта:
«…С образованием Брянского фронта приказом НКВД СССР от 14 января 1942 года было сформировано Управление войск НКВД по охране тыла Брянского фронта с подчинением его Главному управлению погранвойск НКВД СССР. В состав войск НКВД вошли: 17-й Краснознаменный, 18-й и 38-й погранполки войск НКВД по охране тыла Юго-Западного фронта.
К 20 января 1942 года полки выйти на охрану тыла действующих армий Брянского фронта.
18-й погранполк охранял тылы 3-й армии, 38-й погран-полк — 61-й армии».
Чем были вызваны такие преобразования? История погранвойск отмечает:
«…Особенность боевой деятельности состояла в том, что если до ноября 1941 года пограничные войска… часто действовали в составе арьергардов по прикрытию отходящих частей и соединений, то после ноября 1941 года они главным образом вели борьбу с агентурой противника, забрасываемой через линию фронта, и с мелкими группами разгромленных германских войск, оставшимися при отступлении оккупантов в нашем тылу».
Охрана тыла… Тыла. Это же не фронт! Уже чуть не полгода идет война, а мы то отступали, то учились, и на тебе — тылы охранять!.. Душу бередили такие мысли!
Разговаривая с товарищами по школе, назначенными, как и я, командирами отделений, я не раз убеждался, что не одинок в желании попасть на передовую.
А что, если подать рапорт? Школу мы окончили, сержантское звание получили, на здоровье не жалуемся. Сговорились и написали…
— Товарищи пограничники и сержанты, — через несколько дней, собрав две роты около штабной хаты, говорил заместитель комбата по политчасти, — в последнее время командованию батальона некоторые товарищи стали подавать рапорта с просьбой направить их на фронт. Желание их понятно. Но, товарищи, удовлетворить их просьбы мы не можем. На этот счет есть указание политуправления погранвойск. Каждый должен выполнять свой воинский долг на том месте, на том участке, куда он поставлен. Посылать на фронт мы будем в виде исключения только тех, у кого есть веские основания…
— Это какие же веские? А разве бить немцев это не веские?
— Нет, товарищи. Бить врага весь наш народ хочет, но вот у кого фашисты родных побили, у кого братья или отцы на фронте погибли, тот может рапорт подать — разберем.
— А наш полк воевать будет? — спросил тот же голос.
— Сейчас положение на нашем фронте стабильное, но перед 3-й армией, а мы ее тылы охраняем, у немцев крупные силы в районе Орла, и противник проявляет активность с заброской агентуры. Так что нам работы хватит, на спокойную жизнь не рассчитывайте.
Чей-то громкий вскрик «Возду-у-х!» оборвал речь замполита.
— Разойдись! Всем по укрытиям!
Со стороны околицы послышался нарастающий рев самолета. Он шел почти бреющим полетом, стреляя из пулеметов. На бегу я успел заметить, как из соседнего дома выскочил наш сержант Петров со станковым пулеметом и, пристроив его у забора, стал торопливо заправлять ленту.
Самолет, развернувшись, пошел на второй заход/продолжая отрывисто строчить из пулеметов. Петров припал к прицелу и, как только самолет показался из-за соседних хат, дал по нему длинную очередь, потом, повернув пулемет, еще одну вдогон.
— Эх, промазал, наверное! — проговорил кто-то рядом. Но в этот момент мы увидели взметнувшийся столб дыма и услышали грохот взрыва.
— Неужели сбил?
— Застава, в ружье! Бегом к месту падения!
Наш лейтенант первым побежал в проулок. За околицей, на снегу, клубы черного дыма. Летчики, конечно, погибли — с такой высоты с парашютом не выпрыгнешь.
— Ну, молодец Петров, ай молодец! И как это он так быстро успел, а? А что, братцы, за это ему орденок положен или как?
Из доклада командования войск по охране тыла Брянского фронта:
«…26 марта 1942 года приказом по войскам Брянского фронта награжден орденом Красного Знамени сержант 18-го погранполка Петров П.И., бесстрашно вступивший со своим пулеметом в бой с фашистским бомбардировщиком и меткими двумя очередями сбивший стервятника.
Я очень обрадовался, обнаружив этот документ в сборнике о пограничных войсках в Великой Отечественной войне. Да, это было где-то под Мценском в марте 1942 года и, конечно, я не подозревал, что буквально через несколько дней…
— Встать! Смирно! Товарищ командир полка, пограничники и младшие командиры согласно списку собраны. Начальник штаба…
Нас, человек двадцать, вызвали в штаб сразу после того, как успели перекусить. Кстати, размещались мы в то время не в казармах, а в хатах, где вместе с жителями, где отдельно, если такие дома находили в деревнях. С продуктами было очень тяжело. Централизованного снабжения никакого. Полковые интенданты доставали кто что может. Обычно наше пропитание ограничивалось мукой и какими-то «жирами». Редко сахар и табак-махорка. Что говорить: зиму 1941/42 года кто жив — помнит.
Тяжелая была зима. Общей кухни никакой. Каждое отделение готовило себе пищу самостоятельно. Для согрева, или, как мои старики говорили, «для сугреву», выдавали нам «наркомовские» сто грамм.
Должен признаться, что до той зимы я водки в рот не брал, даже запаха ее не знал. А мне законные сто грамм тоже были положены. С общего согласия установили такой порядок: в один день свои сто грамм и мои получает номер первый, по строю, на следующий день, если будет что употреблять, — номер второй, потом третий и так до последнего, замыкающего. Все были довольны. До поры до времени. Но как-то я заметил, что порядок, видимо, нарушался и двое бойцов что-то чаще, чем позволяла очередь, становились весьма веселыми и разговорчивыми… В чем дело? Оказалось, что были сердобольные товарищи, которых любители водки чуть «поприжали», и они свои сто, мои сто, итого — двести отдавали этим любителям. И у них уже по триста получалось. А это уже было лишним. Собрались, поговорили по душам, и сами «деды» предложили:
— Товарищ сержант, да вы сами закон нарушаете. Нарком приказал по сто? Приказал. А вы не выполняете. Это непорядок, и нас только смущаете. Так что давайте-ка…
С тех пор пришлось мне «не нарушать».
Готовили еду мы по. очереди, вне зависимости от кулинарных способностей очередника. Мне, пожалуй, было труднее всех, поскольку опыта у меня никакого не имелось. По очереди ходили и к старшине за хлебом и если было, то за махоркой и сахаром. Эти самые дорогие припасы тщательно делились на «пайки» и затем распределялись известным на фронте способом, чтобы не было обиды — кому больше, кому меньше досталось. Раскладывали все по порциям на плащ-палатке на полу, кто-нибудь отворачивался к стене. Дежурный в тот день показывал пальцем на ту или иную «пайку», спрашивал: «Кому?» Отвернувшийся называл очередную фамилию, тот подходил и забирал положенное.
Не раз ребята приносили куски мороженой конины — отрубали и отпиливали съедобные части от убитых и замерзших лошадей^ С трудом добывали соль, гора ее была близ железнодорожной станции. Но гора сгоревшая. Вагон с солью немецкие самолеты подожгли, и эти черно-серые глыбы с остатками досок, камней и угля, сплавленные как стекло, и были солевой базой и нам, и всему местному населению.
Возвращусь к тому утру, когда нас собрали в штабе полка. Цель сбора, естественно, никто из нас не знал. Я думал, что будет дано какое-нибудь особое задание — на снайперские курсы или в диверсионную группу, к немцам в тыл. Слухи о таких делах пограничников до нас доходили.
— Товарищи пограничники и младшие командиры, — начал командир полка, — по указанию начальника погранвойск нашего фронта мы отобрали группу наших лучших бойцов и командиров отделений для пополнения другого погранполка. Вам предстоит теперь служить в 38-м погранполку. Он требует усиления. Нам жаль с вами расставаться, но приказ есть приказ. Вопросы будут?