Индивидуум

Макса за ним не было – остался сидеть на скамейке неподалеку. Под мелким дождем смотрелся он жалко.

– Да твою ж налево… – проворчал Стефан, направляясь к нему.

Стрелец даже внимания на него не обратил – впрочем, другого от него и не ожидалось. Абстрагироваться от мира этот чудак умел лучше всех.

– Хочешь, сыграю тебе на самой маленькой скрипочке? – съязвил Стеф. – Я даже не знаю, кто будет вызывать больше жалости: ты или слепой котенок. Так и собрался киснуть, убогий?

Макс не ответил. Водолей хмуро отвернулся. Свое общество он никому не навязывал и давно научился понимать, что оно другим не нужно. Да и успокаивать он не умел. Стефан начал уходить, но тут Макс выронил:

– Я не знаю, что мне делать.

– Для начала – уйти с дождя, – намекнул Стеф, садясь рядом.

– Я вообще это контролировать не могу. Пока огонь появляется лишь по моему желанию – но что, если и это изменится?

– Ты нагнетаешь раньше времени.

– Я бы не нагнетал, если бы были хоть какие-то улучшения! – с нескрываемым отчаянием воскликнул он, посмотрев на Стефана. – Я уже давно в таком состоянии, а меня до сих пор не могут как следует обучить!

Стеф даже спрашивать не стал. По Сириусу – новому послу Магистрата Света в Соларуме – и так было видно, что он не будет быстро продвигать Макса по лестнице знаний. В после засело комфортное восприятие времени эквилибрумов, и их чудовищные сроки жизни никак не сочетались с человеческими, оттого Сириус наверняка думал, что подолгу разжевывать с Максом безопасные темы – разумно. И вот к чему это привело.

– А Антарес? – Стеф откинулся на спинку скамейки. – Ты до сих пор с ним не связался? Мог бы у него все это спросить.

– Ты думаешь, я не пытался? Да я только и могу, что говорить с Сириусом, а тот – с Альдебараном, и только потом хоть что-то, возможно, дойдет до Антареса. Я не получаю ничего, кроме редких общих указов, никакого прямого общения!

Макс встал. Его продолжало трясти от самой канализации. Стефан тревожно на это косился, не зная, чего ожидать. И уж точно не следующей реплики Стрельца.

– Я урод. До сих пор непонятный фрик.

Он поколебался и внезапно снял с себя звезду-подвеску, скрывающую его полузвездный облик. Стеф мгновенно дернулся и стал озираться.

– Эй, ты какого черта творишь?! А ну надень назад! Что, если кто увидит?

Макс посмотрел на него теперь уже серебряными глазами с одной-единственной синей трещиной в левом. Стефану стало не по себе до мурашек. Кожа Стрельца побелела. Челка, виски и брови окрасились насыщенным голубым оттенком, как и у звезд подобного спектра.

– Я не думал, что будет так плохо, – сказал он. – Хотя уже прошло столько времени.

– Да обучишься ты управлять хреновым огнем! И другие звездные штуки поймешь! Успокойся уже.

– Я до сих пор не знаю, кто я.

Слова застряли у Стефа поперек горла. Он изумленно уставился на Макса. Тот же начал распаляться.

– Я так часто раскалывал свою душу, терял память, себя, затем что-то обретал заново. Но всё и всегда по-разному! – Он в растерянности схватился за волосы. – А потом еще и получил эту чертову силу! Я не хотел таким быть, а полноценно стать и вовсе не могу без посторонней помощи. Мне же запрещают тренировки со звездными способностями, контролируют каждое действие!

Макс оскалился в негодовании, глаза замерли.

– И я до сих пор не могу понять, кем являюсь. Ни физически, ни душой, ни мыслями. Я будто все еще расколот и никак не соберусь воедино. И Антарес меня оставил таким. Здесь, на Земле. Без ответа. Все потому, что я сломанный. Да, меня нужно держать от других как можно дальше! Кому вообще сдался такой урод, как я?

Стефа пробрало. Он никогда не смотрел на Макса с такой стороны, но вдруг увидел в нем свое отражение. Стрелец не совершал преступлений, но в то же время все равно ощущал себя изгоем. Заоблачный мир его полноценно принять не мог, игнорировал. А к человеческому Макс сам боялся подступиться, ограничившись лишь кругом доверенных. Он чувствовал себя ненужным и неприкаянным. Неправильным. Стефан тоже это испытывал. Многие и многие годы.

– Все мы уроды. Главное – принять это и научиться жить дальше, – в конце концов произнес Стефан, косясь в сторону. – Я вот смог.

Максимус остыл и молча глядел в ответ. Водолей не в первый раз замечал, насколько же пробирающий у Стрельца взгляд, словно рентген, видящий все до самых недр души.

– Время все порешает, – пообещал Стеф. – Однажды станет проще. Ты соберешься назад. Хочешь того или нет.

Похоже, Макс вылил всё накопившееся в душе и печально кивнул, сев обратно. Подвеску он так и не надел снова, лишь сидел сгорбившись.

– Спасибо, что выслушал. Я ценю это. Знаю, тебе чужое нытье в тягость.

Стеф не ответил и принял личный разговор как данность. Он не питал иллюзий насчет их приятельских отношений – у Макса просто никого лучше не было. Если бы кто-то еще знал про его звездную половину, то вряд ли бы Стрелец продолжал с ним общаться. Со своей собственной «уродливостью» Водолей смирился давным-давно.

– Пошли уже, – вздохнул он, поднимаясь с сырой скамьи. – А то у меня рука отвалится.

Глава V

Грезы о невозможном

Я проведал Стефа в Лазарете, когда ему обрабатывали сожженные ткани. Он, как всегда, вел себя невыносимо, глушил что-то из фляжки. В общем, был жив-здоров, ничего ему не угрожало. Это слегка меня успокоило, поэтому я вышел из его палаты и отправился по своим делам.

В Лазарете, как обычно, находилось с пару десятков адъютов, которым сегодня не повезло на заданиях. У кого-то просто царапина, у другого рука свисала на сухожилиях. Кометы скользили между ширмами, иногда вспышкой света перетекая от одной к другой. Я быстро обошел пространство в поисках Аданнаи. Она чаще всего находилась возле самых тяжелобольных людей, но там ее найти не удалось.

Напротив Лазарета располагался десяток комнат-палат для затяжных болезней. Я уверенно подошел к самой дальней и чуть замешкался, увидев, что дверь приоткрыта.

Палату заливал солнечный свет. Многие жилые комнаты Соларума находились в его центровой части, без доступа к улице, и, чтобы их обитатели не чувствовали себя зажатыми в темной каменной коробке, там устанавливали окна, за которыми сменялись дни и ночи. Их даже можно было открыть, почувствовать свежий воздух, но не более. За окном этой палаты виднелся обрыв, под которым пенилось глубокое синее море, растянувшееся вдаль до самого горизонта. В небе летали чайки, их приглушенные крики доносились до нас.

В комнате была лишь одна кровать, стены окрашены голубой краской, а на темном деревянном полу пестрел коврик. Немного мебели вроде мягких кресел и тумбочек. Заглянешь внутрь – и словно Соларум покинул. Но нет, это все еще был он, и свидетельство тому лежало прямо на кровати.

Волосы Сары стали длиннее за прошедшее время. Они огненными потоками разметались по белой подушке. Когда бы я ни приходил, протекторша всегда встречала меня одинаково: укрытая одеялом, бледные руки сложены на животе. Лицо недвижимо. Оно осунулось, и острые черты стали только заметнее. Словно мертвая, вот только грудь еле заметно вздымалась при каждом вдохе. Иногда, когда мне было особо не по себе от работы или из-за проблем с личным состоянием, я приходил к ней. Смотрел в окно и реже – на саму Сару. Мне было до боли совестно. Я ненавидел, просто терпеть не мог, когда другие попадали в беду по моей вине. Это изнуряло дух, и вот теперь, уже столько времени, Сара являлась символом этого стыда. Лекари говорили, что ей повезло, она была совсем на волосок от смерти. Даже непонятно, почему она осталась в живых, просто неописуемое чудо. Возможно, из-за ее невероятной силы духа? Сказали, можно лишь накладывать укрепляющие манипуляции и ждать. По-другому никак не помочь. Сюда приходили не только кометы, но даже планетары и звезды, и все твердили одно: Сара обязана сама найти выход и вернуться к нам. Своими силами. Странный недуг, но непростым был и тот, кто нанес ей травму, на деле предназначавшуюся мне.