Страница 31 из 34
Стефан и цесарина всегда относились друг к другу холодно. Он – из-за Лотаря, из-за того, что Доната оставила мужа одного, когда тому больше всего был нужен союзник. Сама она, очевидно, инстинктивно – как всякая женщина недолюбливает мужчин, слишком тесно дружащих с ее избранником, если не она сама причина этой дружбы.
Доната Слобода, урожденная Костервальдау, приехала в Остланд из Драгокраины. Мать Лотаря пожелала скрепить союз, который, по ее мнению, слегка пошатывался, и ее сыну привезли невесту – чернявую девочку лет четырнадцати. Привлечь в ней могли разве что глаза, томные, с поволокой и тайной. Но цесарю тогда было не до дамских глазок, а сама Доната слишком хотела выжить при дворе, чтоб позволить кому-нибудь еще собой увлечься. Цесарина Доната жила при Остландском дворе уже восемь лет, и до сих пор о ней не ходило слухов – таких слухов, по крайней мере, которые могли представлять опасность. Можно было восхищаться тем, как прямо, не сворачивая шла она по тонкой линии, на которой другая оступилась бы. Была цесарю ровной и спокойной женой и, хоть не стала по-настоящему союзницей, по меньшей мере не мешала. Произвела на свет здорового, красивого сына; покровительствовала сиротам и утешала страждущих – одним словом, заняла все те ниши, которые должна занимать правительница, ни разу не переступив границы, за которой ее присутствие показалось бы излишним. Лотарь как-то сказал, что из всех решений покойной матери это, пожалуй, единственное, которое он не стал бы оспаривать.
Не потому, что любил жену, разумеется.
Ее присутствие удивило Белту. В те минуты, когда он не был занят государственными делами, цесарь держал сына при себе – все равно, сидел ли он у отца на коленях или ползал под столом и хватал советников за ноги, – только б на виду. Но цесарина общества не любила, и в гостиную наследника приводили фрейлины.
Стефан поцеловал ей руку; Доната одарила его обычным холодным приветствием. Наследник обрадовался Стефану больше: вскочил с ковра, на котором расставлены были в боевом порядке оловянные рыцари, поздоровался церемонно – оттого, что мать была рядом.
– Я очень лад, что вы велнулись ко дволу, князь Белта, – тщательно выговорил мальчик.
– Благодарю вас, ваше высочество. – Стефан присел, глядя в темные – дражанские – глаза ребенка. – Надеюсь, вы здравствуете…
– У меня была плостуда, – гордо объявило высочество и, не дав Стефану выразить сожаления, заявило: – Смотлите, это у меня Клеславль!
Белта пригляделся. Солдатики на ковре изображали самую знаменитую битву Яворского. Похоже, цесаревича мало беспокоило, что остландская армия в той битве потерпела поражение. В отличие от его матери.
– Весьма любезно с вашей стороны, князь, было рассказать нашему сыну о восстании, – сказала она, обрывая нитку и отмеривая следующую. – Лучше всего узнаешь историю из уст участника событий. Вот только теперь он, кажется, считает бунтовщика Яворского лучшим воином всех времен…
– Я искренне сожалею об этом, ваше величество… Я пытался лишь объяснить наследнику, что армия его страны сражалась против достойного противника…
– О, я ничуть не сомневаюсь в ваших добрых намерениях – кто бы мог в них сомневаться? Но все же хорошо, что нас не слышит покойная цесарина… она могла бы истолковать ваши слова неправильно.
Цесарь нахмурился. Напрасно она при нем – о матери…
– Так что же, – Лотарь сделал усилие и улыбнулся, – Стефан, расскажите нам о путешествии, о Бялой Гуре…
«И о зреющем заговоре, – уныло подумал Стефан. – Непременно, государь…»
– Я взял на себя смелость и записал некоторые размышления о том, что происходит на моей родине. Может быть, вашему величеству угодно будет с ними ознакомиться…
Протянутую бумагу цесарь взял без интереса, скользнул взглядом и отложил.
Стефан рассказывал долго, хотя Лотарь явно думал о другом. Помянул и охоту на оборотня (ребенок забыл о битве и уселся на ковре, раскрыв рот). Но скоро цесарина заявила, что с нее хватит ужасов, а наследнику давно пора спать. Лотарь поднял ребенка с пола, поцеловал в макушку. Стефан отвел глаза, ощутив мгновенный укол зависти. Его цесарь не отпустил.
– Мне неловко, – признался Стефан. – Кажется, я совершил ошибку, рассказав вашему сыну о Яворском…
– Он, по крайней мере, заинтересовался историей. Залез в книгу и сам отыскал там расклад битвы. Вот – посмотрите, как стоят солдатики.
– В шесть лет читать книги о баталиях… Наследник не по годам умен.
– Ум не обязательно приносит счастье. – Лотарь угрюмо смотрел в камин.
– Вы несчастливы, ваше величество?
Цесарь молчал, не отрывая взгляда от огня. Потом выдохнул, резко поднялся и спросил, не желает ли князь Белта прогуляться при луне по весеннему саду.
Худшего места для прогулки вряд ли можно было найти. Холод, талый снег, голые еще ветви деревьев и скелеты кустарников. В такое время если и гуляют, то по оранжерее…
Стефан плотнее прихватил у горла тяжелый воротник, ожидая, пока Лотарь заговорит. Одни на пустынных дорожках, со стороны они походили, наверное, на двух призраков, гуляющих по кладбищу.
– Мне это напоминает наши самые первые прогулки, – осмелился Стефан. Тогда Лотарь мог говорить свободно только вне дворцовых стен, но в то время жива была цесарина – а сейчас?
– Верно, – кивнул Лотарь. – Я хотел бы знать… Вы по-прежнему друг мне, как тогда?
Снова «мне», а не «нам».
– Ваше величество, вы же знаете. Всем, что у меня есть, я обязан вам…
– Я говорю не об обязанности, – оборвал Лотарь.
– Что случилось, мой цесарь? – тихо спросил Стефан. Обычно он избегал называть Лотаря своим цесарем. У Бялой Гуры цесаря не было, был выборной князь…
Кажется, Лотарь понял.
– Помните, Стефан, – начал он, глядя в сторону, – когда-то вы развлекали меня рассказами о Дикой Охоте, о призраках вашего замка, о красавице, которая сохраняла молодость, купаясь в крови девственниц?
– Помню, ваше величество, – кивнул князь. Кажется, правы ученые, от безумия в роду не убежать, будь ты на вид хоть самым здравомыслящим человеком.
А ведь в самом деле – было время, когда он рассказывал наследнику страшные истории… чтобы отвлечь его от других страхов.
Цесарь будто услышал его мысли.
– Я прошу вас: если то, что я скажу, покажется вам бредом умалишенного, скажите мне это прямо. Вы всегда были честны со мной…
Белта осторожно кивнул.
– Вы отговаривали меня от союза с Чезарией, Стефан. Не только вы, каждый здравомыслящий человек при этом дворе. Вы считаете его гибельным, верно?
– Я лишь считаю, ваше величество, что капо Чезарии сложно доверять…
– Он гибелен! – Лотарь впечатал кулак в ствол подвернувшегося деревца. – И я не настолько глуп, чтобы не понимать этого. Но видите ли, Стефан… Моя покойная мать толкает меня на этот союз. И я не могу противостоять ее воле, никогда не мог…
Он затих. Потом рассмеялся – смехом таким же ледяным, застывшим, как скованные морозом лужицы под ногами.
– Ну что, испугались? Цесарь ваш все-таки унаследовал семейную болезнь…
– Постойте, государь… Отчего вы решили, что покойная цесарина… влияет на вас?
– Я слышу ее, Белта. – Лотарь переглотнул. – Я часто ее слышу, стоит только шуму во дворце затихнуть. Она говорит со мной. Приказывает. И я не в силах ей противиться…
Я поеду с тобой, сын мой. Тебе нечего бояться. Посмотри, какая луна…
– Так, – медленно сказал Стефан, – как если бы все было во сне… из которого вы хотели бы вырваться, но не можете?
Лотарь резко обернулся.
– Откуда вы знаете?
– Я не знаю, ваше величество. Я пытаюсь понять. Вы говорили об этом с вашими магами?
– Нет, – угрюмо ответил цесарь. – Вы первый, кто узнал об этом.
– Я чрезвычайно ценю ваше доверие, государь. Но подумайте сами, вы всегда были человеком здравомыслящим, особенно учитывая, что вам пришлось пережить. И мне гораздо легче увидеть в этом попытку… магического влияния, чем, простите, внезапное помешательство.