Страница 2 из 17
Просьба Олеси прекратить вибрировать, как ни странно, была услышана. У Кати резко перестали зудеть подошвы, надрывно бряцающая в серванте посуда успокоилась. Гости же как ни в чем не бывало продолжили беседу. Только теперь, когда они открывали рты, слышались очень низкие, утробно-жестяные голоса: от них лишь слегка позвякивала люстра. Кто-то из гостей глянул на Катю черными дырками глаз – без особого интереса. Наверное, подумали, что она «своя».
Тут Олеся наконец обернулась.
– Ой! – вырвалось у нее. – Вы тоже прошли?
– А нельзя было? – брякнула Катя.
– Нет, что вы, конечно, можно… – видно было, что соседка пытается понять, какое впечатление производят на Катю странные гости. Катя ответила ей прямым спокойным взглядом (она и правда не чувствовала волнения, потому что не могла выпутаться из ощущения сна). Олеся, ободрившись, снова затараторила:
– Ну… вы тогда проходите, проходите, пожалуйста. Еды много осталось, а мы уже все наелись. Вы, наверное, мало себе готовите. И ученых среди гостей у нас много, вы же вроде доктор, вам понравится. И… – она смущенно запнулась. – Я бы с вас набросок сделала, если можно.
– Угу.
Олеся снова двинулась вперед, и Катя пошла следом, стараясь сохранять вид, будто все так и надо, но бросая на гостей взгляды исподтишка. Это были явно представители какой-то совершенно другой нации, не европеоидной, хотя говорили они на нормальном русском языке. Что это: сборище иностранцев? Или какая-то секта? Катя слегка потрясла головой – ощущение морока длилось и длилось. Еще более странным было почти полное отсутствие удивления или страха – даже усилием воли она не смогла заставить себя испугаться.
– Садитесь, вот тут есть место! – тем временем сказала Олеся и с ходу запихнула ее в угол большого разложенного стола.
Катя приземлилась на холодную табуретку. Ничего не произошло, разговоры и звяканье вилок не стали ни громче, ни тише. Басовитые иностранцы у окна, потряхивая висячими серьгами, судя по терминологии, обсуждали что-то из области физики.
«Может, заработает, если понизить давление… – уловила она. – С другой стороны, молекулярные нити расползутся…»
Какие еще «молекулярные нити»? Катя чуть не спросила это вслух, но в последний момент передумала кричать через всю комнату. Люди были вроде и не страшными, но какими-то глубоко не такими. Не только из-за одежды или голосов: они даже двигались ненормально – слишком скупо, как ожившие манекены. А еще некоторые вместо вилок брали еду прямо своими желтыми и длинными ногтями.
Катя, хотя по-прежнему совершенно не боялась, все же отвела глаза и перевела их на Олесю, которая еще не ушла и, нависая над ней, настойчиво предлагала попробовать заветренный от жары салат оливье. Этот же салат жевала девушка слева от Кати: светловолосая, в синем сарафане – в общем, неинтересная.
Зато напротив нее оказался один из иностранцев. Он был худощавым, зато с огромным пучком черных волос на макушке, сильно смахивающим на свадебную прическу. Из пучка торчало несколько вылезших под тяжестью прядей серебряных шпилек, в ушах рядами висели серебряные колечки. Лицо человека было узким и каким-то безвозрастным, от 35 до 50 лет, а черты его будто срисовали с Бабы-яги: нос крючком, большие, кошачьего разреза глаза – конечно, черные и с желтыми белками – и ненормально-густые и длинные, как щетки, ресницы. Из-за этих ресниц и бровей, доходящих почти до ушей, человек больше походил на куклу, чем на кого-то живого. Заметив, что Катя на него уставилась, он поджал и без того тонкие губы и бросил вопросительный взгляд на Олесю.
– Ой, я вас сейчас познакомлю, – радостно сказала та. – Это моя соседка, она ваша коллега, врач.
– Я медицинский биохимик: с пациентами не работаю, я в лаборатории, – поправила ее Катя и протянула странному типу руку через стол. – Екатерина.
Тип руку не взял, хотя осмотрел ее со смесью брезгливости и чисто врачебного интереса, и негромким голосом, таким же скрежещущим, как у остальных, хотя и не настолько низким, сообщил свое имя. Сквозь гостевой шум Катя расслышала: «Анубис» и удивилась:
– Интересные у вас родители! Вас так и назвали или это вроде псевдонима?
– Псевдонима? – еще сильнее поджал губы и сдвинул брови человек-баба-яга. – Я не очень понимаю, Екатерина, что вы нашли интересного в моем имени.
– Зовите меня просто Катя, мне неважно. А у вас имя как сокращается? Нуб, что ли?
– Зачем сокращать то, что и так состоит из двух слогов? – раздраженно отозвался он. – Я замечал у людей эту странную тенденцию к экономии звуков. Вы боитесь раньше времени износить челюстные суставы?
– Да нет, вы что! – Катя расхохоталась так, что брызги сока, который она до того отпила, почти долетели до лица Анубиса. Тот брезгливо отшатнулся, сделав непонятное движение рукой, и сказал:
– Вы лучше пересядьте вот туда, поближе к супругу Олеси, Делию. Он хотя и ученый, но по манере поведения тоже как с дерева слез: вы с ним лучше найдете общий язык.
Катя удивленно уставилась на него, пытаясь вспомнить хоть что-нибудь о правилах поведения за столом, но быстро сдалась и сказала с досадой:
– По-моему, я опять что-то не то делаю, да? Вы же на это вроде намекаете? Я просто в гостях очень редко бываю.
Анубис с астматическим свистом набрал в грудь воздуха и четко сообщил:
– Вы в меня плюнули, пока смеялись.
– Правда? Куда? Давайте вытру, – предложила Катя и потянула из-под тарелки огромную салфетку. Анубис быстро прихлопнул другой конец салфетки когтистой рукой и сказал:
– Не надо, я уже остановил ваши брызги воздушной нитью. Можете идти.
Прозвучало это примерно так же, как у профессора, которому они сдавали госэкзамен на пятом курсе, и Катя действительно машинально встала. Теперь она еще меньше понимала, как следует поступить. Наверное, и правда лучше пересесть, но перед этим, по идее, стоит извиниться.
– Ну, вы простите, если что, Анубис, – сказала она добросовестно и осеклась, заметив на его тощем лице признаки еще большего недовольства.
– Почему вы меня так назвали? – резко спросил он.
– Потому что вы так представились. Я тоже удивилась. Родители у вас большие оригиналы – назвать ребенка в честь египетского бога смерти. С другой стороны, у меня коллегу зовут Иаков. Так что я понимаю: всякое может быть.
– Меня зовут Нубис, – помолчав, сказал он. – Безо всякого начального А, и значение моего имени не имеет отношения к богу смерти.
– А, – неловко сказала Катя. – Вот это здорово. А то я подумала: бывают же ненормальные, так ребенка называть. С другой стороны, если вы врач, то к богу смерти вы все равно немного имеете отношение. Или вы, как я, в лаборатории работаете?
– Нет, я больше в больницах, либо читаю лекции в институтах.
– Значит, я правильно угадала, вы мне моего профессора в вузе напомнили. А какая у вас специальность?
– Болезни магов: эндокринные и те, которые вследствие повреждений. Но в последнее время я больше занимаюсь людьми, это занятнее. У них болезни куда разнообразнее, чем у нас.
– У вас – в смысле у магов? – уточнила Катя. Нубис кивнул.
Вот оно что! Пространство будто беззвучно лопнуло. Но удивления Катя по-прежнему не чувствовала: она с момента входа в комнату ожидала чего-то в таком роде. С одной стороны, как ученая, она не верила в сказки и чудеса, а с другой – отрицать очевидное тоже ненаучно. Да и чудеса – это чаще всего обычное непонимание еще не открытых свойств Вселенной. «Маги» было, наверное, названием нации, а не синонимом слова «волшебники». Ну не колдуют же они, в самом деле? Хотя все эти разговоры про молекулярные и воздушные нити…
Впечатление сна наяву еще сгустилось, но одновременно Кате стало так любопытно, что даже руки вспотели.
– Слушайте, – сказала она Нубису, – я тут как-то поздновато пришла и немного пропустила. Вы можете вкратце рассказать, чем именно «маги» отличаются от людей? В смысле, не внешне, а органически.
Это был довольно-таки рискованный вопрос: вполне возможно, что если ты пришел в эту конспиративную квартиру, то по умолчанию должен быть в курсе, кто такие маги. Катя даже незаметно напряглась и заранее привстала с табуретки. Но Нубис, на удивление, просто кивнул и принялся отвечать очень охотно и подробно, тоном опытного лектора, и даже кое-что чертил на салфетке острым когтем. Катя пристально глядела на него все расширяющимися глазами, навалившись на стол, и изредка, когда иссякала тема, подкидывала новый вопрос. Теперь, среди знакомых медицинских терминов, она наконец-то почувствовала себя в своей тарелке.