Бессердечный

– Я не слышала, как ты вошел.

Он стоял, переминаясь с ноги на ногу, и вдруг ответил ей улыбкой.

– Ты работала. Кажется, ты уже заканчиваешь портрет.

– Да, он почти готов. Мне нужно только поместить его в рамку.

Он кивнул, но мысли его были заняты предстоящим путешествием.

– Появились кое-какие неотложные дела. Мне придется на пару дней уехать в Лондон.

– Дела?

Она отложила кисть и вытерла руки о передник, повязанный поверх серого шерстяного платья.

– Это касается нашего с Клэем совместного проекта. Речь идет об угольных разработках. Вопрос финансовый – нужны деньги на обеспечение безопасности рабочих и всевозможные технические усовершенствования.

– И на сколько ты уезжаешь?

– Ненадолго. На пару дней. Я уеду, как только будут упакованы мои вещи.

Лицо ее изменилось. В нем появилась знакомая настороженность.

– Я не хотела бы, чтобы ты уезжал.

Он потянулся к ней, провел пальцем по ее щеке.

– Я тоже не хочу уезжать.

Но ехать ему было надо, и он знал, что чем скорее уедет, тем скорее вернется.

– Я не могла бы поехать с тобой?

Джастин подумывал взять ее с собой, но то, что он постоянно желал ее, могло бы помешать делу. Он нервничал. К тому же дороги были не в лучшем состоянии. Они были грязными и ухабистыми, а небеса над ними – мрачными и обложены тучами.

– Если я поеду один, я вернусь скорее. К тому же и погода не слишком благоприятная. Я бы предпочел, чтобы ты осталась здесь.

Эриел отвела глаза:

– Возможно, ты прав. Приближаются святки, и мне надо закончить подарки для всех.

– Проводишь меня?

Эриел кивнула, встала, опираясь на его руку, и прошла с ним через холл к парадной двери, потом подождала, пока он поднимется на лестницу, ведущую на второй этаж в его апартаменты. Когда через несколько минут он вернулся с дорожной сумкой в руке, Эриел накинула ему на плечи плащ и завязала шнурки у него на шее. Он обхватил руками ее талию и привлек к себе:

– Я буду скучать по тебе.

– Это правда?

Он наклонился и коснулся ее губ нежным поцелуем.

– Я вернусь так скоро, как только смогу. – Джастин повернулся и направился к ожидавшей его оседланной лошади, первый раз в жизни сомневаясь, действительно ли предпочитает дело всему остальному.

Эриел осталась в кабинете. Она сидела, склонив голову к бумагам на блестящем полировкой письменном столе красного дерева. С тех пор как они сюда приехали, Джастин объявил кабинет своей личной комнатой. Впрочем, это ни для кого не имело особого значения. Барбара не пользовалась этой темной, облицованной деревянными панелями и обставленной явно в мужском вкусе комнатой. Дела ее не интересовали. Но Эриел проводила здесь много времени после отъезда Джастина. Чем дольше он отсутствовал, тем беспокойнее она становилась. Стопки деловых бумаг с предложениями о капиталовложениях и папок, требовавших внимания, все выше громоздились на столе. Эриел уже достаточно долго работала с Джастином, чтобы понимать, что надо сделать с большей частью этих бумаг, а так как она чувствовала себя без него одиноко, то постоянно забредала в его кабинет и работала за его столом.

Как и всегда, она быстро вошла в курс дела, колонки цифр призывали ее заняться ими. В уме она уже предавалась любимым математическим играм и быстро справлялась с делами, которые отняли бы у ее мужа долгие часы. Ее муж. Только теперь она начала думать о нем как о муже. Ей было приятно сознавать себя замужней дамой. С момента как был заключен их брак, Джастин показал себя сильным и способным ее поддерживать, именно таким мужем, о каком может мечтать женщина. И если все будет продолжаться так, то возможно, как ей пророчила Китт, все будет хорошо. Эриел принялась за новую колонку цифр и тут услышала шелест шелка и подняла глаза на дверь. К ней плыла Барбара Таунсенд с самодовольной улыбкой на губах.

– Похоже, он в конце концов нашел вам применение.

Поставив гусиное перо в серебряный держатель, Эриел встала.

– Что вы, собственно, имеете в виду?

Улыбка Барбары стала шире.

– О, моя дражайшая сестрица, вы ведь замужем менее двух недель, а ваш молодой супруг умчался в Лондон. Похоже, что ваши таланты проявляются не в спальне.

Кровь бросилась в лицо Эриел.

– Мой муж был вынужден уехать в Лондон по безотлагательным делам. Он вернется через пару дней.

– Вернется? – Густая черная бровь Барбары многозначительно изогнулась. Она пожала плечами: – Впрочем, может, и вернется. Покутит день-другой в обществе Клэйтона Харкорта. Тот способен обеспечить ему желанное разнообразие хотя бы на недельку.

Кровь отхлынула от лица Эриел.

– Я вам не верю. Вы хотите осложнить жизнь Джастина, и это единственная ваша цель. Почему вы его так ненавидите? Что он вам сделал?

– Что он сделал? Он родился, и в этом его вина. Этот человек – бастард, незаконнорожденный, сын одной из многих шлюх моего похотливого отца. Само существование Джастина было оскорблением для моей матери и для меня. И вдобавок он украл у моего сына все права – титул и состояние. Не он, а Томас должен был стать графом Гревиллом.

– Возможно, когда-нибудь и станет.

– Вы хотите сказать, что не носите ребенка моего так называемого брата?

– Пока еще не ношу, но надеюсь когда-нибудь родить его.

Зловещая улыбка не сходила с лица Барбары.

– Это, я полагаю, могло бы случиться, если бы он не сеял свое семя во всех притонах Лондона.

– Он там по делу.

Барбара рассмеялась:

– Конечно, вы не так наивны, чтобы верить этому. Джастин никогда не удовольствуется одной женщиной. Он постоянно прыгал из постели в постель и искал наслаждения везде. Он точно такой же, как Клэйтон Харкорт. Харкорту нужно не менее дюжины разных женщин, чтобы удовлетворить свою похоть. Мой же брат предпочитает по одной единовременно. Конечно, теперь, когда он женат, я думаю, он станет скромнее.

– Это неправда.

– Вам следует к этому привыкнуть, моя девочка. Они все одинаковы. Так уж устроен мир.

Эриел не ответила. Ее руки дрожали. Лицо ее как будто окаменело. Конечно, Барбара просто хотела посеять раздор между ней и Джастином. Но Эриел смотрела в эти безжалостные серые глаза Гревиллов и видела, что Барбара Таунсенд убеждена в том, что говорит. Она не сомневалась, что Джастин неверен Эриел, а если сестра так в этом уверена, то, Господи, наверное, так и есть. На нее накатила волна тошноты. Эриел упала на свой стул.