Бессердечный

– Да… думаю, похожи. Ваша мать покинула вас. Моя умерла, когда я была совсем маленькой, и я даже не помню ее. Ваш отец по-своему был так же жесток, как и мой. Если несчастливое детство – основа, на которой можно построить дружбу, то у нас больше оснований для нее, чем у многих других людей.

Он отошел от окна и приблизился к ней. Какое прелестное лицо, какое невинное! Или это все игра, притворство?

Он потянулся к ней и приподнял ее подбородок:

– Вы не должны больше видеться с Марлином. Когда речь заходит о женщинах, он может быть очень опасен.

– То же самое он сказал о вас. – Почему, собственно, она должна верить ему после вчерашнего? – Филипп сообщил мне о женщине, с которой вы встречались, – продолжала она, – о девушке из таверны по имени Молли Маккарти, которую вы избили.

На его лице отразилось изумление.

– Это Марлин избил ее! Он мог бы ее убить, если бы я случайно не оказался рядом и не вмешался.

Она ничего на это не ответила.

– А как насчет вчерашнего? Наверху… в вашей спальне… если бы я не подчинилась вам, что… что бы вы сделали?

На щеке Джастина задергался мускул.

– Я не бью беззащитных женщин, если именно это вы хотели узнать.

Ее взгляд оставался твердым и спокойным, и его удивило то, что она обладала волей, способной подавить его.

– Если бы вы не поверили, что я девственница, то вы взяли бы силой то, что хотели получить?

Неужели он смог бы это сделать? Он смотрел, как она раздевалась, он видел ее прекрасное стройное тело и желал ее больше, чем какую-либо другую известную ему женщину. Неужели он был способен ее изнасиловать? Бросить ее на постель, прижать своим телом к матрасу и яростно овладеть ею? Он прикрыл глаза и медленно покачал головой, представив эту дикую сцену.

– Я не стал бы вас ни к чему принуждать.

Она внимательно его разглядывала, будто изучала. Она не поверила, что он рассказал ей правду о Марлине, но по тому, как она расслабилась, по отсутствию напряженности в осанке, он догадался, что теперь она не опасается насилия с его стороны и чувствует себя в безопасности.

– В таком случае для нас обоих еще есть надежда, милорд.

Надежда. Это слово давно утратило для него всякий смысл, стало мертвым звуком. Оно казалось ему таким же холодным, как и бесчувственное сердце, бившееся в его груди.

– Я сказал правду. Я не хочу, чтобы этот Марлин снова оказался рядом с вами. Я запрещаю вам встречаться с ним.

Он заметил, как что-то вспыхнуло в глубине ее глаз и тотчас же пропало. Слабая искорка надежды потускнела и погасла.

– Как пожелаете, милорд.

Он гадал, можно ли ей верить. Потом подумал о том, поверила ли она ему.

Тремя днями позже Джастин сидел в своем кабинете за широким письменным столом красного дерева. Сюртук он снял, а рукава рубашки высоко закатал. Он неосознанно потер усталые глаза, прежде чем вернуться к папкам, которые просматривал, но мысли его были далеки от цифр доходов и ссуд. Он думал о девушке в комнате наверху, об Эриел Саммерс, о женщине, которую намеревался сделать своей любовницей.

В его памяти всплывало бледное стройное тело под тонкой сорочкой, и это видение вызывало прилив желания. Он все еще чувствовал нежность ее губ и помнил ее свежее сладостное дыхание. Только одна женщина будоражила его чувства так же, как эта, – Маргарет Симмонс, предавшая его.

Послышался легкий стук в дверь. Два быстро последовавших друг за другом удара, за ними третий, и его мучительные воспоминания медленно начали тускнеть. Серебряная дверная ручка повернулась. Он улыбнулся при виде лучшего друга Клэйтона Харкорта. Клэй, с которым он познакомился еще в школе, был незаконнорожденным сыном герцога Ратмора. Именно общее несчастье и сблизило их.

– Я так и думал, что найду тебя здесь, – сказал Клэй, – корпящего над книгами. Ты никогда и ничем не занимаешься, кроме работы, старина?

Он был почти таким же высоким, как Джастин, только его плечи и грудь были пошире, да глаза у него были карими, а волосы темно-каштановыми. В отличие от замкнутого и часто задумчивого Джастина Клэй был открытым, иногда казался надменным, а уж когда речь заходила о прекрасном поле, то он становился совершенно бессовестным плутом.

– По правде говоря, я ничем особенно не занят и, пожалуй, ничего и не делал, по крайней мере в последние два дня. – Джастин встал из-за стола и направился навстречу Клэю, чтобы пожать ему руку.

– Думаю, мне следовало бы быть благодарным тебе за твою преданность делу, потому что ты сумел за эти годы заработать для меня столько денег.

В те дни, когда они только что закончили свое образование, Клэй очень предусмотрительно предоставил Джастину право распоряжаться своим скромным состоянием, унаследованным от матери, равно как и деньгами, которые ему выделял отец, и теми, что ему удалось наскрести самому. Как и надеялся Клэй, дарование Джастина в деле вложения капиталов помогло превратить его скромное наследство в хорошее состояние, о существовании которого не знал никто, кроме них двоих.

– Догадываюсь, чт отвлекает тебя от твоих трудов, – сказал Клэй. – Она уже прибыла, да?

Его другу было известно об Эриел и ее письмах, а также о сделке, которую она заключила с его покойным отцом.

– Она здесь. И, пока мы здесь разговариваем, крепко спит наверху.

– Но, если я правильно понял, не в твоей постели.

Губы Джастина слегка искривились. Едва ли он находился бы здесь, если бы их постель стала общей.

– Не в моей.

– В твоем голосе я слышу нотку сожаления? Ты говорил, что не стремишься сделать ее своей любовницей.

Джастин не ответил. Возможно, сначала так и было. Теперь же он был полон желания обладать ею. После их последней встречи и в результате ее прямолинейной манеры вести беседу он снова начал приходить к мысли, что его первоначальные представления о ней были правильными. Теперь он желал Эриел больше, чем когда бы то ни было прежде. Но сейчас он считал, что она должна прийти к нему в постель сама и по доброй воле.

– Нет смысла лгать. Я хочу ее, Клэй. Хочу с той самой минуты, как только увидел ее. – Он рассказал другу обо всем, что случилось после ее приезда, не умолчав о ее знакомстве с Филиппом Марлином.