Страница 29 из 50
— Какие важные моменты из вашего интервью не были включены в фильм?
— Дело Розенбергов многие в США считают процессом века. В качестве свидетелей обвинения намеревались пригласить более сотни известных ученых во главе с самим Робертом Оппенгеймером — хотели привлечь светил, которые создавали первую атомную бомбу. Но ни единого видного атомщика на суде не было. Или ученые отказались, или судьи не были уверены, что научные знаменитости дадут нужные показания. Суд шел под улюлюканье маккартистов, с нарушением многих статей закона. Ведь к смертной казни приговариваются только шпионы, работающие в пользу врага во время войны. В США в военные годы арестовывались многие группы шпионов, которые взрывали американские корабли — гибли американские солдаты. Однако ни один из арестованных казнен не был.
— Александр Семенович, но из фильма ясно, что вы работали с Розенбергами.
— С Джулиусом Розенбергом. С его женой Этель, клянусь вам, не то что не был знаком, даже в глаза не видел ни разу. Этель Розенберг вообще на нас не работала. Возможно, была в курсе деятельности Джулиуса. Но что ей — доносить на мужа? В наших оперативных сводках сохранилась переписка. Центр: сообщите данные по жене Розенберга. Сообщаем: домашняя хозяйка, больна, нигде не работает. Мы к ней ни единого подхода. И американцы это знали.
— Но каким же образом?
— К тому времени уже шла их операция «Венона» — велась расшифровка телеграмм советской разведки. И в американских документах значилось: в ответ на запрос о жене Розенберга резидентура ответила: к работе не привлекалась.
— Все-гаки вернемся к началу всей этой истории. Правда ли, что в Штаты в 1941 голу за несколько месяцев до войны вас направил сам Молотов?
— Меня направляла разведка. А Молотов был министром иностранных дел и встречался с отъезжающими. И со мною, стажером-капитаном, министр обстоятельно побеседовал.
— Тогда давайте сразу к Розенбергу. Не очень понятно, кто же его завербовал.
— Джулиус попал в поле зрения одного из наших разведчиков, Чугунова, занимавшегося политической разведкой. У того был американский источник, который и вывел на Розенберга: есть симпатизирующий Советскому Союзу человек. Доложили нашему резиденту в США Василию Михайловичу Зарубину. Джулиус был инженером на заводе, выпускавшем радиоэлектронику для военных целей. И Зарубин решил: это — техника, отдайте группе научно-технической разведки Квасникова. Чугунов с источником организовали встречу с Розенбергом. И с Джулиусом начал общаться Семен Маркович Семенов. Умница был, отличный разведчик и инженер, закончил Массачусетский университет, работал в Амторге.
— И когда все это было?
— В 1942-м. Но в 1943 году Семенова замучила американская «наружка», и Центр решил отозвать его в Москву. Ситуация была такая, что ему пришлось просто бросить агентуру и уехать. И через месяц восстановить связь с Розенбергом было поручено мне.
— Вы работали в консульстве?
— Стажером. Мне дали фото Джулиуса, его адрес, и я пошел.
— Прямо домой?
— Прямо. А что оставалось? Выбрал воскресный день где-то около часа дня — больше шансов, что он у себя. Позвонил по домофону. Когда удостоверился, что разговариваю с Джулиусом, представился: «Я — друг Генри, хотел бы зайти к вам на пару минут». Под этим именем он знал Семенова. Поднялся на девятый этаж. Розенберг стоит на лестничной клетке — симпатичный моложавый брюнет с усиками. Я объяснил, что Генри уехал и попросил меня восстановить с ним контакт. Розенберг моментально все понял, извинился: «Не могу пригласить в квартиру, там у меня знакомая пара». Спускаясь по лестнице, мы обо всем договорились.
— Вы с ним потом часто встречались?
— Раз 40–50.
— Значит, сведений передавал он немало.
— Много. И делал это бескорыстно.
— Александр Семенович, но это никак не совпадает с теми разоблачениями, которые недавно обнародовали американцы. По их расшифровкам агент «Либерал» получал деньги, фотоаппарат «Лейку»…
— Да дайте я вам про эту «Лейку» расскажу. Я ему на 41-й улице сам покупал. Это был уже 1944 год. Пришел туда, а продавец мне: «Выбор небольшой. Вчера ФБР закупило целую партию». Передал ему фотоаппарат и инструкцию на папиросной бумаге.
— А как все-таки с деньгами?
— Первые годы он наотрез отказывался принимать вознаграждение. Потом мы стали изредка давать ему небольшие суммы — ну встретиться с друзьями, поехать на такси, изучить для нас возможный источник, угостить кого-то. Выходило долларов по 25–30.
— Гроши.
— Вы знаете, как мы жили? Я 95 долларов получал. Из них 35 — в фонд Красной армии. Потом пришла телеграмма — платить в фонд поменьше, чтоб получше питаться. У меня рубашки износились — одевать уже неприлично. Я обо всем Джулиусу рассказывал честно. У меня принцип такой — быть правдивым. Человек всегда догадывается, когда с ним неискренни. А у Джулиуса были искренность и огромное желание помогать нам в борьбе с Гитлером.
— О приборе для опознания самолетов «свой — чужой», который он передал, вы рассказали в фильме. Что еще добыл Джулиус Розенберг для советской разведки?
— Случилась у нас в 1944 году целая рождественская история. 24 декабря мы встречались в кафетерии. Я нес ему подарок — часы «Омега», жене — сумочку, сыну Майклу, у них тогда был один ребенок, Роберт еще не родился, — какую-то игрушку. Видел, как заходил в кафе Джулиус. Он всегда был исключительно точен и уже приучен выявлять, идет ли кто-нибудь за мною: так мы проверялись — не тащим ли хвост. Еще с улицы через стекло я заметил, что Джулиус кладет на широкий подоконник какую-то большую коробку, размером сантиметров 40 на 40 и высотой 12–15.
Я ему о подарке, а он мне: «А у меня подарок для Красной армии. Только очень тяжелый». Посидели, он ушел, я еще раз убедился — за ним никого. Беру сверток и хочу ехать на метро. Тяжелый! Вдруг кто толкнет. Хватаю такси, доставляю сверток в консульство…
— Не томите. Что же там было?
— Совершенно секретный взрыватель. С запасными деталями, лампами… Он потом спас столько жизней наших солдат. А я получил за операцию страшный нагоняй.
— Это почему же?
— Мой начальник Квасников был озадачен: как Джулиус такую вещь мог вынести? Ведь они все на учете. Задержали бы — и коней. Риск страшный. На очередной встрече я ему попенял, посетовал. А он мне: «Александр, друг, я учел все. Выносил под Рождество. Нет такого американца, чтоб этот праздник не отмечал: у всех заботы, как лучше отметить. Так что я тут все продумал. И знаешь, я так ненавижу фашизм. Проклятый Гитлер привязался насмерть к вам, славянам, и к нам, евреям, — за что? И я хочу помочь. Рисковал, вынося эту штуковину, но в десятки раз меньше, чем красноармеец, идущий в атаку.
— Александр Семенович, мне неловко, вы, я вижу, и без того волнуетесь, а я все равно с этим вопросом. Но ведь суд обвинял Розенберга в атомном шпионаже?
— К атомным делам Джулиус отношения не имел.
— Хорошо, но ведь именно брат Этель Розенберг — Дэвил Грингласс передал секретные чертежи из Лос-Аламоса, где американцы делали свою атомную бомбу. С этим вы согласны?
— С чем тут соглашаться? Это был случайный эпизод. Грингласс передал два рисунка — без указания размеров — частей линзы, которые он, как токарь, вытачивал на станке. Американские эксперты-атомщики оценили потом на суде эти чертежики так — «никчемные».
— А как все же вышли на Грингласса?
— Его жена Руфь сообщила Розенбергу, что ее муж призван в армию и служит в каком-то секретном городке. В ноябре 1944-го она поедет к нему на годовщину свадьбы. Джулиус попросил выяснить, что это за объект и что на нем делают. О том, что это атомный проект, Розенберг и не подозревал. Руфь передала просьбу Дэвиду. Потом, возвратившись в Нью-Йорк, Руфь рассказала Джулиусу, что муж приедет домой в отпуск в январе. Тогда-то Грингласс и передал мне эти рисунки.