Страница 15 из 164
— А ты кто — курьер святого Петра? Пришел приглашать меня в рай? Или, может, привез мне из ставки рыцарский крест с мечами и бриллиантами? — Гейнц сплюнул.
— Да нет, я просто Арнульф Мария Финк, который сидел когда-то на одной парте с тобой. Помнишь, ты все норовил провести мне резинкой по волосам!
— Арнульф! — воскликнул Корн. — Боже ты мой! Ну и свинья же ты после этого! Нарядился франтом, вытанцовывает здесь по шпалам, как прима-балерина, и узнавай его! Так это правда ты?
— Я.
— Ну, здравствуй.
Они пожали друг другу руки. Можно было бы и обняться, но пять лет войны выскребли из их душ все сантименты.
— Давно мы не виделись, — растроганно проговорил фельдфебель. — Целое тысячелетие.
— Давно, — согласился унтер-офицер.
— И только подумать: служим в одной части, а не знаем об этом, — снова начал Арнульф.
— Мало ли здесь всякого мусору, — буркнул Гейнц.
— Однако ты остался такой же кусачей собачкой, как и был! — воскликнул фельдфебель и отвесил унтеру хороший удар кулаком в спину.
— А ты свиньей, — в тон ему сказал Корн и ответил таким толчком, от которого зашаталась бы и лошадь.
— И провонял же ты в своих окопах, как хорек! — заржал Арнульф.
— А от тебя, хоть и вылил ты на себя целое ведро кельнской воды, несет конской мочой, как от полкового ветеринара, — не остался в долгу Гейнц.
— Правда, несет? — обеспокоился фельдфебель.
— Еще как! Спроси ребят.
— Вот черт! Этот запах может выдать военную тайну.
— Тебе уже стали доверять тайны? Примазался к штабу?
— Вот,— фельдфебель показал беспалую левую руку,— видел, отчесало как бритвой!
— Где это тебя?
— Под Сталинградом.
— Скажи спасибо, что дешево отделался. Я тоже отдал бы все свои пальцы, чтобы сидеть сейчас в штабе.
— Откуда ты взял, что я в штабе? — пожал плечами Арнульф. — Я, брат, трофейная команда.
— В таком случае у тебя должно быть хоть немного русской водки.
— Вообще-то теперь никто о водке не думает, — сказал фельдфебель, — но для давнего дружка найдется немного. Ты можешь отойти от своих ребят на часок?
— Вот получу продукты, отправлю их и попробую дезертировать хоть на час.
— Осторожнее, пожалуйста, с такими словами, — оглядываясь, сказал фельдфебель.
— Да ты не бойся. Может, еще после войны дезертиров назовут немецкими национальными героями, а бухгалтеры будут вести статистику дезертиров.
— Все-таки не забывайся, Гейнц. Подумай, что ты несешь?
— Боишься моих ребят? А ты поди послушай, что они говорят в блиндажах.
— А этот? — фельдфебель кивнул на интенданта.
— Плевать мне на него! Не ему, а мне надо возвращаться на передовую. Могу я, наконец, позволить себе хоть такую роскошь — пошевелить языком!
Корн получил продукты, разделил их на три равные части и сказал солдатам: .
— Вы не очень спешите, я вас догоню. Надо земляка проведать.
Солдаты взяли термос с ромом, закинули на плечо ранцы из телячьей кожи, а брезент с хлебом потащили прямо по земле. Унтер-офицер тоже был навьючен как мул. За плечами у него висел ранец с консервами, на груди автомат, пояс оттягивали вниз тяжелый парабеллум, шесть запасных магазинов к автомату, противогазная коробка, в которой что-то подозрительно плескалось, и обшитая рыжеватым сукном баклага. Гейнцу достался еще и солидный узел с хлебом.
— Давай помогу, — предложил Арнульф.
— Не беспокойся, дотащу. Показывай лучше, где ты расположился.
— Конечно, не на станции. Не такой я дурак, чтобы ждать, пока на голову упадет бомба. Вон там, за леском, есть симпатичная мыза. Это моя резиденция.
— Ну, если так, — сказал Гейнц, — бери мой узел, хоть ты и фельдфебель. Только не закопти мне хлеб своей конюшней.
— Хочешь знать, откуда этот дурацкий запах? — спросил Арнульф.
— Если интересно — давай.
— Только смотри, никому ни слова.
— Говори, говори, в абвер[4]не донесу.
— Вот видишь тот эшелон на крайнем пути?Видишь две гондолы в хвосте?
— Ну и что?
— Четырехосные русские гондолы, по шестьдесят тонн в каждой.
— Ив тех гондолах золото?
— Золото, только конское.
— Конское? — удивился унтер-офицер.
— Ну да, конский навоз.
— Вы отбили эти гондолы у русских?
— Вагоны, правда, в свое время были захвачены у русских, но навоз собирала моя трофейная команда.
— Навоз?
— От самого Каунаса.
— И это в то самое время, когда мы удирали как зайцы? Когда тысячи наших солдат гибли за великую Германию?
— Навоз тоже для великой Германии, — усмехнулся фельдфебель.
Они подошли к вагонам. На первой гондоле под металлической сеткой белела бумага Гейнц наклонился и прочтал: «Станция отправления — Шештокай, станция назначения — Дельбрюк. Адресат: барон фон Кюммель».
— Послушай, — почти шепотом проговорил Гейнц, — это тот самый Дельбрюк? Наш Дельбрюк?
— А ты думал!
— И там, в то время как я издыхаю в окопах, сидит какой-то барон фон Кюммель и трофейные команды собирают навоз для удобрения его полей?
— Так, наверно, и есть,— согласился фельдфебель.— Этот Кюммель не только барон. Он еще и группенфюрер войск СС и личный друг Гиммлера, и сам фюрер очень высокого мнения о нем, и еще там что-то, черт знает что...— сказал, пугливо озираясь, Арнульф.
— Откуда у тебя эта идиотская привычка оглядываться? — не выдержал Гейнц.
— У нас в дивизии, в абвере, работает племянник этого фон Кюммеля,— пояснил фельдфебель,— и если он услышит хоть слово о своем дядюшке...
— А может, ты врешь,— снова начал унтер-офицер.— Может, этот навоз здесь для маскировки — чтоб обмануть русских, продемонстрировать нашу уверенность, наше спокойствие или еще что-нибудь?
— Эшелон отправляется сегодня, как только стемнеет. Днем приказано держать его здесь, в тупике. Русские не догадываются, что на Шештокае стоят вагоны с заводским оборудованием, вывезенным из Вильнюса.
— И с навозом...— подсказал Гейнц.
— Навоз их не интересует.
— Я вижу, ты, дорогой, совсем утратил чувство юмора.— Гейнц сочувственно похлопал Арнульфа по плечу.— Русских не интересует навоз? А почему он должен интересовать меня, унтер-офицера Гейнца Корна? Почему я должен драться за какой-то Шештокай, отстаивать две гондолы лошадиного навоза?
— Можешь не драться,— пожал плечами Арнульф,— все равно, если русские захватят Мариамполе или узловую станцию Казлу-Руда, этот Шештокай можно будет выбросить собаке под хвост. Поэтому начальство и спешит. Мои ребята валяются без задних ног после этого навоза. Слава богу, задание выполнено. Сегодня отправляем эшелон.
— Ну, ну,— буркнул Гейнц,— хватит об этом. Где твоя мыза? Дождусь я сегодня водки?
Хутор, где остановился Арнульф, лежал неподалеку от станции, в тихой котловине, за зеленой шеренгой старых деревьев. Деревянный дом со стеклянной верандой и мезонином приветливо выглядывал из кустов сирени, улыбался солнцу, поблескивал стеклами, манил домашним затишьем, обещал прохладу и покой тому, кто устал в далекой дороге.
— Можно подумать, что нас ждут здесь за накрытым столом,— вздохнул Гейнц.
— Хозяева удрали. Мои солдаты спят в погребе. Дом пустой,— пояснил Арнульф.— Я в нем тоже не сижу: знаешь, как-то не по себе. Все кажется, что вот придет настоящий хозяин и попросит тебя ко всем чертям.
— Попросит? — засмеялся унтер-офицер.— Ты не совсем точно высказываешься, Арнульф! Вытурит в три шеи! Разорвет тебя на куски, сожжет и пепел по ветру развеет! Вот! И правильно сделает.
— В сорок первом ты так не думал...
— Не думать нас учили вместе с тобой.
— Я часто вспоминаю Ремарка. Помнишь, у него есть фраза: «Нас дрессировали к отваге, как цирковых коней».
— Я уже ничего не помню. Я забыл даже, как пахнут волосы моей жены.
— О-о, твоя Дорис сложена феноменально! Представляю, как ты мечтаешь о ней ночами.
— Ты просто дурачок.
— Благодарю за комплимент.
— Знаешь что,— сказал Гейнц.— Хватит нам с тобой кощунствовать. Где водка?