Рейнджер

А особым гостеприимством и заботой о клиенте хозяева заведения явно не страдают, как и политкорректностью: все указатели и объявления написаны только на языке двурвов. Хорошо, что его знание я получил вместо немецкого языка, который в своё время учил достаточно серьёзно. Общий зал оказался почему-то, в отличие от посещённых мною земных банков, в глубине здания. Не то, чтобы вообще в середине, но пару поворотов коридор сделать успел. А вот внутри всё было традиционно: барьер-стойка поперёк комнаты, перегородка с окошками в ней… Единственно что, в отсутствие стекла таких размеров (по разумной цене), а пластика и фанеры — в принципе, конструктивное решение этой самой перегородки было непривычным: с балки под потолком свешивалось что-то наподобие кольчужного полотна одинарного плетения. Разве что кольца были намного крупнее, чем применимо в броне: я прикинул, что ладонь среднего человека, сложенная лодочкой в него пройдёт, а вот сжатая в кулак — уже нет. И, естественно, клёпаными кольца не были — так, сведёнка из проволоки толщиной миллиметра два. Нижний край вделан в стойку, оставляя обручи-окошки. Опять же — голова (или мешочек с монетами) в окошко пройдёт, а плечи — ни за что. А что — недорого, надёжно и с национальным колоритом.

Увидев над крайним слева окошком табличку «Векселя и прочие обязательства» направился туда. Вот, ещё один образец гостеприимства — окошки расположены на такой высоте, что двурву было бы удобно, а вот среднего (по местным меркам) роста человеку пришлось бы заметно нагибаться. Мне так и вовсе — окошко чуть выше уровня пупка. Ну да ничего, я и через кольчужное колечко поговорю и всё, что нужно увижу. Кстати, удивляла и забавляла манера многих моих земляков — обязательно при общении с аквариумным обитателем заглядывать именно в окошко — даже при условии прозрачного стекла и наличия микрофона для связи. А что кассиру будет неудобно, шейка затечь может — так мне до его удобства ровно столько же дела, сколько строителям данного заведения — до моего.

Вексель обналичили без малейших вопросов, кстати, выяснилось, что у меня и счёт есть, этим же векселем (точнее, этот документ кассир как-то иначе обозвал, да не суть важно) подтверждаемым. И на сумму чека. Удостоверившись, что положить деньги на счёт, зная «девиз и секрет», то есть кодовое название (вместо номера) и пароль, может любой желающий, а вот снять — только я. Сразу пришла мысль — сообщить реквизиты Миккитрию, и пусть он мою долю с трофеев, которые реализует не сразу, сам сюда несёт. Забрал четыре золотых, чего вместе с имевшейся наличностью должно было с лихвой хватить для текущих расходов, я уже через четверть часа вышел на свежий воздух.

И опять потянулись храмы.… В одном из них поклонялись богине-целительнице, чем-то очень похожей на Иштар, как я себе представлял её по книгам из истории Древнего мира. И символ был похож на её «крест с петелькой» — только у этого петелек было три. Сочтя, что благосклонность этой дамы в моём деле будет совсем не лишней, я оставил тут обе серебряные чешуйки, болтавшиеся в моем кошельке с момента выхода к людям. Одну пристроил в кружку для пожертвований, вторую — отдал стоявшей жрице, «на благовония». В ответ она пробормотала какую-то короткую фразу на незнакомом языке, напомнившем мне латынь. Мне показалось, что где-то сзади и сверху надо мной на короткий миг включили прожектор. Или даже не так — прожектор даёт свет яркий, слепящий, а этот был мягким. Или даже не был, а просто ощущался — ведь на полу передо мной никаких спецэффектов не было. И в этом свете осыпались невесомой бурой пылью несколько ссадин на тыльной стороне ладони, заработанных мной во время кувырков перед троллем. В своё время я посчитал это мелочью, недостойной исцеляющего заклинания, даже слабенького. И вот.… Да уж, при таком отклике на пожертвования трудно остаться атеистом. Можно, конечно, попробовать списать на продвинутую магию, и то, что я никаких заклинаний не почувствовал ни о чём не говорит — я ведь в плане магии далеко не мастер. Но вот как-то кажется, что не всё так просто.

Вновь выйдя на улицу, я задумался над кое-чем, замеченным мною в храмах. Примерно в половине из них жрецы, кто постарше рангом, выглядели обеспокоенными и какими-то растерянными, что ли. Хоть мелкие служки драли горло и надували щёки с привычной уверенностью, у этих в повадках проскальзывало что-то эдакое. В некоторых других же начальство лучилось плохо скрываемым торжеством и даже ехидством. Интересно, это обычные местные заморочки, или что-то иное?

Так, в задумчивости, я подошёл к следующему храму и вынужденно остановился: прямо на пороге, стоя спиной ко мне, какой-то небедно одетый местный демонстративно неторопливо рылся в складках одежды. Меня как будто кто-то за язык дёрнул, и я, не задумываясь и как-то даже будто отстранившись от происходящего, ляпнул:

— Слышь, мужик, дай пройти, что ли?

Тут же чувство непонятной отстранённости схлынуло. Блин, сегодня только утром думал как раз об этом! Да что же это такое! Пока дядька во внезапно наступившей тишине оборачивался ко мне, с медленно вытягивающимся лицом, я или увидел, или мне показалось, как одна из статуй в глубине храма слегка повернулась ко мне и подмигнула.

— Это ты кому сказал, ты, сволочь ряженая?!

Глава 4

До самого последнего момента я собирался попробовать как-то замять, сгладить ситуацию, извиниться, покаяться и так далее. Сдуру ткнувшуюся мысль сказать, что ошибся я, отмёл сразу: заявить, что обозванный мной со спины по виду от мужика не отличается — это продолжить то же оскорбление, и даже в чём-то усугубить. Но слова про «ряженого» почему-то даже не зацепили, а разъярили что-то внутри. И меня понесло в контратаку:

— Это кто ещё тут ряженый, надо разобраться!

— Что?! — у противника, казалось, дыхание перехватило от такой наглости. Того и гляди — тут и помрёт. Вот возьмёт — и задохнётся, а? Можно ли будет считать это убийством?

— Что ты несёшь?! Я — благородный человек, а вот что за бродяга напялил плащ и прикидывается Стражем, надо ещё проверить, мало ли… — зашипел обозванный.

Я невежливо перебил его:

— Благородный человек и ведёт себя благородно! Я человек в городе новый, в ээээ… лицо тут никого не знаю, — произнося слово «лицо» я старательно рассматривал филейную часть господинчика. Это не осталось незамеченным ни им (морда побагровела) ни зрителями — раздалось пару смешков. — Потому сужу по поведению. Благородный, то есть воспитанный человек не станет раскорячиваться на входе в храм, мешая прихожанам. Разве что мужик станет ловить блоху тогда и там, где она его укусила. Я вижу, что кто-то ведёт себя как мужик — и называю его мужиком!

Я старался говорить ровным, размеренным голосом, что явно ещё больше бесило противника. Но именно такое, не совсем ожидаемое им поведение, совместно с пароксизмами гнева, душащими его, и дало мне возможность произнести столь длинную речь. А голос держать было трудно — внутри всё клокотало от гнева, и не только, даже не столько на это хрипящее нечто, как на нечто совсем другое. Если мне не померещилось шевеление статуи, то «мужика» мне на язык подсадил кое-кто, знакомый ещё по Земле. А вот вспышка ярости при слове «ряженый» — явно на совести Спутника. Не слишком ли много хозяев у моего тела, а, я вас спрашиваю?! Вот это и бесило именно меня. Плюс ярость Стража, ставшего моим Спутником.… А я замечал за собой ещё дома — когда я очень злюсь, меня начинает колотить мелкая дрожь, и тут же возникает опасение, что сейчас мои зубы начнут выбивать дробь, не давая нормально говорить, все это увидят и решат, что я боюсь. В такие моменты я особо тщательно начинал следить за мимикой и артикуляцией, старался говорить помедленнее, чтоб не сбиться на скороговорку. Говорят, со стороны это производило сильное, и даже пугающее впечатление: застывшая маска лица и неживой, ледяной голос с каким-то внутренним клокотанием. Если в новом теле всё точно так же, да помножить на мои выдающиеся по местным меркам габариты — то я понимаю зрителей, начинающих пятиться чуть подальше. Мой же соперник никак не реагирует — или ему бешенство глаза залило, или его просто не проймёшь так вот запросто?