Страница 100 из 160
Глава 46
Какая мерзость!
У Тома перехватило дыхание, и он с трудом заставил себя заговорить.
– Как ты это делаешь?
Не обращая на него внимания, Оракул подошел к саркофагу.
– Не стоит вставать, любовь моя. – Он нежно взял руку матери.
У Тома все закружилось перед глазами. Цвета сменяли друг друга с калейдоскопической быстротой. Голубой… золотой… белый… медно-рыжий… опять голубой. В голове зашумело.
– А ты бы поверил, если бы я сказал, – голос д’Оврезона звучал откуда-то издалека, – что я делаю это силой воли?
«А ну-ка контроль дыхания!» – приказал себе Том.
– Нет, конечно. – В голосе Оракула вновь зазвучала назойливая учтивость.
Красота матери теперь казалась несколько поблекшей. Что же это?! Пребывание на грани смерти и редкие пробуждения по воле Оракула? Или за всем этим скрывается что-то еще?
«Кулак и жеребенок», – вспомнил Том. И постарался снова сконцентрироваться.
– Ранвера! – Глаза Оракула были прикованы к матери. – Ран, любовь моя!
– Жерар…
В ее голосе явно звучала нежность, и Тома будто окатили ледяной водой.
«Я убью тебя, Оракул!» – подумал он, с трудом сдерживая ярость.
Никаких сомнений не было. Надо лишь прикинуть, как добраться до сонной артерии, чтобы это было неожиданно для врага.
– О Том. Что с тобой случилось?
– Мама?! – Тома пробрала оторопь. Может ли это быть всего лишь иллюзией?
– Ты вырос и стал красивым. Наверно, и девушки есть?
– Мама, – торопливо сказал Том, указывая на д’Оврезона кончиком своего меча. – Он сказал тебе, что случилось с отцом? И что они сделали со мной после его смерти?
– После его смерти? – Она удивленно нахмурилась. – Неужели Деврейг тоже умер?
– Только не говори мне, что ты этого не знала.
– Не так уж это и плохо, – сказал Оракул.
– Что? – Том повернулся к нему.
– Умирание… Это всего лишь черный туннель, и ты падаешь в него. Так это происходит. – Жерар с подчеркнутой нежностью дотронулся до щеки Ранверы.
«Только следи за дыханием», – напомнил себе Том.
– Это не черный туннель. Это всего лишь зависимость от средств, которые поддерживают иллюзии. – Том отошел назад, чтобы Оракул не смог сразу дотянуться до него. – Ее память ослабла. Она пытается собрать воедино обрывки разговоров из прежних времен. Как будто с тех пор время остановилось… Неужели безумие сделало ее еще более привлекательной для тебя, мой бедный Оракул?
Ярость вспыхнула в глазах д’Оврезона.
«Очко в твою пользу», – сказал себе Том.
Он чувствовал присутствие матери, легкий запах ее духов в холодном воздухе, но его внимание в данный момент было целиком сосредоточено на враге.
– Бедный, загнанный в угол Оракул, – продолжал он. – Не способный оставаться в нормальном потоке времени. Ты, наверное, сильно завидуешь нам? Наверное, пытаешься приспособить свое фрагментированное сознание к симптомам ее болезни?
Большие руки д’Оврезона сжались в кулаки. Мать снова заговорила.
– Не надо, Жерар! – Вся дрожа, сжав в своих ладонях руки д’Оврезона, она добавила: – Ты же обещал, мой дорогой.
– Да, я помню, любовь моя. Не беспокойся… – Но между бровями Оракула залегла маленькая морщинка.
Том расстегнул комбинезон, опускаясь на колено, как будто совершал ритуал коленопреклонения. Положив меч на пол, он развязал шнурок, на которой висел талисман.
– Прекрасная работа, как ты считаешь, мудрый Оракул? – Том положил жеребенка на пол. – Работа моего отца. Помнишь талисман, мама?
– Талисман. – Мать выглядела растерянной. – Я не… – Она замолкла.
«Зато я помню Пилота, – думал Том. – Знала ли она, что мне дарит? – Он сделал движение рукой, жеребенок аккуратно распался на половинки, и внутри него обнаружилась нуль-гелевая капсула. – Думала ли она, что я воспользуюсь капсулой не только для общения с Другими мирами?»
– Теперь смотри, Оракул.
Кончик меча аккуратно вскрыл нуль-гель, открывая миру кристалл-транслятор. Он мерцал голубым светом.
Все голографические дисплеи, находившиеся в зале, внезапно покрылись рябью самых диких раскрасок, перекрывавших весь диапазон цветового спектра.
– Что происходит? – Голос Оракула дрогнул.
– Загрузка, – коротко ответил Том. Контролируемые им движения мозаичных пятен вели свое собственное повествование.
В реальном пространстве логика сама по себе несовершенна…
– Я не… – Оракул замолк, впав в транс при виде гипнотической пульсации голограмм.
… и ограничена теоремой Геделя: истина не всегда доказуема…
– Твоя жизнь, бедный Оракул, не более чем иллюзия.
…но в мю-пространстве, в его безграничной рефлексивности все может быть доказано…
Кристалл передавал стандартные стробоскопические коды, сосредоточиваясь на хроно-имплантанте Оракула, чтобы взять его под контроль.
…и все можно смоделировать…
Отпустив руку матери, д’Оврезон шагнул назад, его широкие могучие плечи поникли в неопределенности.
– Не… понимаю.
…даже жизнь Оракула.
Началось разрушение собственных фемтоцитов Оракула.
– С этого момента все в тебе является лишь моделью, имитацией. Это моя вселенная, Оракул. Все твои будущие воспоминания состоят из образов, ощущений, которые смоделировал я.
Кристалл передавал новый код: шла переписка молекулярной конфигурации, усиление воспоминаний о будущих событиях, которые никогда не произойдут.
– Невероятно, – сказал Том. И добавил мысленно, глядя на крутящего головой Оракула: «Я переписываю заново все содержимое твоего мозга, и ты знаешь это».
Мать снова ложилась в саркофаг.
– Это уже произошло, – громко сказал Том.
– Нет… – пробормотал Оракул. Но он был не прав.
Голограммы изменились в последний раз – память вернула Оракула в дни юности, – и все погасло.
Создать пограничное состояние.
Это был термин, обозначающий последний всплеск сознания перед тем, как старый человек умирает.
За очень короткий период времени новая память д’Оврезона о будущем, начиная с этого момента, была записана в его мозгу. Все его будущие ощущения были результатом мультифрактальной моделирующий имитации.