Страница 94 из 116
— У-кла-ды-вайтесь. Мы едем в приятном обществе. Марсель, Константинополь, Батум. Оттуда на Юнкерсе в Баку, и Тифлис, Эривань, Зангезур. Тысяча женщин повесилась бы на шею ради такого путешествия.
— Отстаньте! — Грэс забила ногами по кушетке точь-в-точь как в счастливую пору своего девичества. Вестингауз поднял брови.
— И кроме того, душечка, вам предстоит поработать. Успех зависит теперь от нас. Наши руки… — Банкир с удовольствием посмотрел на свои крючковатые пальцы, — …наши руки держат ключ ко всему делу. Поняли?
Грэс бросила кота на ковер.
— Ну, если так, — ладно. Едем, — произнесла она угрюмым голосом, — едем, но чтоб вы дали мне самую главную роль.
Положительно малютка становилась политической женщиной. Вестингауз поднял руку, чтоб потрепать ее по щеке, но встретив мрачный взгляд, предпочел погладить свою собственную лысину.
Через полчаса все было уложено у виконта и у банкира. Лакей Поль спустился к баронессе Рюклинг с покорнейшей просьбой поторопить кухарку. Баронесса взглянула на часы, всплеснула руками и тотчас же отставила в сторону все котлы и сковороды.
— До поезда всего только полчаса! — воскликнула она деловым голосом. — Мы не поспеем, никак не поспеем, если даже будем жечь газ без всякого внимания к руководству по газоотоплению и газоосвещению. Единственное, что в силах человеческих, это яичница. Я сделаю ее по-китайски, будьте покойны.
С этими словами она побежала в кладовую, где Августа отбирала по запаху самые подходящие яйца.
Ровно через полчаса наши путешественники собрались в столовую. Виконт Монморанси и Грэс были в высшей степени бледны. Вестингауз довольно потирал руки.
— Но что это значит, — воскликнул он при виде трех скромных приборов в конце стола, — разве мы будем обедать одни?
— Мы будем кушать яичницу по-китайски, — сладко запела баронесса, внося в комнату дымящееся блюдо. — Садитесь, садитесь. Поспеть с обедом не было никакой возможности. Я приложила все силы… Августа, дай тарелку фрау Вестингауз!
— Китайцы, — продолжала она, раскладывая по тарелкам что-то в высшей степени пахучее с непостижимой, прямо-таки беспримерной щедростью, — китайцы, как известно, не любят всякие там яйца из-под кур, которые к лицу подавать разве что мужику или мелкому торговцу. Они вкушают яйца выдержанные, с печатью. Вроде наших благородных сыров и благородных вин… Кушайте, кушайте, я их выдерживала специально для вас. Это яичница по-китайски, редкое блюдо!
— Бля! — сделал виконт Монморанси, роняя глоток обратно в тарелку. — Поль, вытрите мне усы!
Баронесса Рюклинг сильно удивилась, что никто не оценил ее редкого блюда, и радушно простилась с дорогими постояльцами, быстро выбежавшими из столовой.
Автомобиль подан. Шофер и лакей Поль принялись носить саквояжи.
Грэс бросила последний взгляд на голубую спальню и сунула в муфту кота. И в эту торжественную минуту Монморанси без помощи механика затратил еще фунта полтора внутренней энергии на самый честный обморок, опрокинувший его головой вниз, ногами кверху, между креслом и камином его номера.
Потребовалось значительное усилие со стороны лакея Поля, чтоб привести его в чувство. Лакей Поль влил ему в горло несколько капель рому, валерианки, хинину, даже горькой воды и только когда все это вытекло обратно и он по ошибке воткнул виконту в рот ложку с китайской яичницей (переданной баронессой в «людскую»), только тогда по телу Монморанси прошла судорога, ресницы его затрепетали, и он ожил. Но вместо того, чтоб встать, он втянул голову, насколько это возможно, в плечи и прошептал:
— Поль! Они уехали?
— Ждут вашу милость, — ответил лакей.
Виконт глубоко вздохнул.
— Вы уложили мой ящик?
— Так точно.
— Не можете ли вы… гм… Не можете ли вы, Поль, запоминать за меня все, что происходит, и записывать это в последовательном порядке? Человека старит изобилие впечатлений. Память есть смерть, как говорит Врун-си-пьян… Вы понимаете?
Лакей Поль решительно ничего не понимал, кроме необходимости как можно живее стащить виконта в автомобиль.
— Обопритесь на меня, ваше сиятельство, — предложил он, хватая своего барина в охапку, — шагните ножками. Не извольте волноваться, если нужно что запомнить, я проставлю себе в книжку под календарным числом — день в день!
— Вот именно! — облегченно ответил виконт. — Вы будете моей мнемой, Поль, запомните, мнемой. Люди стареют от балласта памяти… Складывайте все это в свою память и, если хотите, пользуйтесь моими сигарами. Уф! Не напоминайте мне никогда о том, куда я еду и что я еду вообще!
Глава тридцать четвертая
Мнема их сиятельства
Согласно распоряжению, начинаю запись мнемы господина виконта. Полагаю, их сиятельство взваливают ее на меня по причине боязни судебного следствия. Но и я не дурак.
Сегодня с четырех часов дня началось мое сильное впечатление. Доехали мы до города Марселя. Пройдясь по берегу перед отплытием, заметил трех осанистых людей, которых встречал в пансионе «Рюклинг» раз или два. Один — ястребиного взгляда, в кафтане с серебряными позументами, другой — пониже, с обритой головой, в широких штанах, и третий совсем невысокий, но при значительном объеме тела, в хорошем английском костюме первого разряда и в цилиндре. Они ходили и говорили на неизвестном языке.
В час отплытия они поднялись на пароход и оказались нашими соседями. Их имена в пароходной книге:
Князь Нико Куркуреки.
Полковник Мусаха-задэ.
Мосье Надувальян.
Путь следования, как и наш, на Батум.
Не успели мы отойти от Марселя и поехать по воде, как капитан парохода вышел на мостик в мундире военного вида, при звездах, с обшлагами, через всю грудь опоясанный лентой.
Команда, сколько ее ни было, тоже высыпала на палубу в мундирах военного вида, при звездах, с обшлагами. Из кочегарки полезли черные рожи, и те в мундирах, при звездах и с обшлагами. Войдя в открытое море, они выбросили на корме неизвестный мне флаг и начали горланить дикие песни. В эту самую минуту я увидел среди них жену банкира в меховой накидке, с котом в руках, с распущенными из-под шляпки кудрями. Она заливалась, совсем как парижская девчонка, показывая все свои зубы. Разговор между ними шел на французском языке.
— Я в восторге! — хохотала банкирша, точно ее щекотали под мышкой. — Чудно придумано! Но неужели и поваренок, и кочегар, и матросы?..
— Все, мадам, — офицеры его императорского величества. У нас нет ни одного человека ниже чина поручика.
— А если вас поймают?
— В дружеских морях нас никто не поймает! — воскликнул капитан. — Взгляните, мадам, в эту трубку. Вы видите — на горизонте французский сторожевой крейсер. Он видит нас, как мы видим его… А теперь встаньте.
Банкирша встала.
— Осмотрите наше судно. Купеческий пароход «Лебедь», не правда ли? Все точь-в-точь как на купеческих пароходах. Теперь внимание!
Он вынул из обшлага какой-то предмет и свистнул на манер кобчика. В ту же минуту перед ними раскрылись круглые люки. Из них полезли наверх пушки. В борту с треском подскочили вентиляторы и обнаружились круглые дыры. Пушки легли носами в дыры, а снаружи раздался грохот— точь-в-точь, как на городской улице, когда купцы закрывают магазины железными щитами, и весь пароход оделся в броню.
— Не угодно ли встать на мостик?
И банкирша, как была с котом, полезла на мостик. Я задрал голову. Раздался громовой салют из пушки холостым зарядом и вслед за ним — ответный салют с французского крейсера. Банкирша захохотала. У меня же началось под мышками сильное биение нерва, так как я подразумел во всем этом уголовные деяния по кодексу законов и сильно захотел возвратить обратно мнему господина виконта, каковая, будучи найдена при мне, может послужить уликой. Однако я ничего не успел сделать, услыша звонок к обеду. Все спустились вниз, и я повез господина виконта к его месту, достал из ящичка электрическую жевалку, каучуковую проглотку и слюнетягу из морской губки, разложил все это возле его прибора и принялся орудовать. Как и следовало ожидать, капитан и команда выразили большой интерес, и все наперерыв хотели испробовать наши инструменты, против чего я был в сердечном неудовольствии. Особенно досталось слюнетягу, которую они прикладывали без всякого соответствия к различным местам, не считая, что возле сидит дама. Господин виконт объяснял короткими словами, сколько сил у человека уходит на рефлекс и какую экономию жизни они могут приобрести. Насчет слюнетяги господин виконт выразились, что ей ко всему прочему принадлежит оживление желудочного сока и впрыск всего организма.