Я был аргонавтом

Но легче Геракла с места сдвинуть, чем переубедить Артемиду, если ей что-то втемяшилось в красивую головку. Уперлась, словно ослик, четырьмя копытами. Единственное, на что сумел ее уговорить — накинуть хитон, а не смущать зрителей голой задницей. Нет, задница у нее просто-таки божественная, как и все прочие части тела, но на фига их показывать чужим мужикам? Будь моя воля, я бы и от аргонавтов прятал обнаженную грудь и живот своей любимой. Но, увы, нравы здесь покамест не те, не осознают, что одетая женщина выглядит более сексуальной, чем раздетая.

И что я еще мог сделать? Только как следует осмотреть квадригу, при этом, напустив на себя важный вид, пощупать каждое колесо и попробовать на зуб каждую спицу. Особе внимание, разумеется, следовало уделить колесным чекам. Читал где-то, что у какого-то героя чеку вытащили перед состязанием, а у другого, хоть и оставили ее на месте, но сделали вместо бронзовой, убедительную имитацию из воска. Колесница — вообще хлипкое и ненадежное сооружение. Какой дурак их придумал?

Надо бы еще проверить — не позабыла ли Артемида взять нож, чтобы в случае чего успеть обрезать вожжи. Стоп, а для чего нужен нож, если здесь не Рим, вожжи не обматывают вокруг пояса, а держат в руках, а если возничий вылетит на арену, то просто выпускает поводья из рук.

Нет, надо успокоиться, перестать дергать Артемиду и встать где-нибудь в сторонке, а иначе и себе нервы мотаю, да и девчонке тоже.

Зрители, стоящие и сидевшие вокруг арены, затихли, в ожидании команды ванакта. И вот, наконец, на арену летит белый платок, четыре квадриги сорвались со своего места, а зрители сорвались на крики и вой.

Первым рванула «вороная» квадрига, а возница, чернокожий юнец, кричал, непрерывно нахлестывая коней, следом за ним — «серая» и, только потом, ноздря в ноздрю, рядышком, «рыжая» и «пегая».

Казалось, что Артемида, стоящая в колеснице на чуть согнутых ногах — само спокойствие и что ей нет дела до состязания, а дивные пегие кобылицы мчатся сами по себе, потому что возница не пытается их торопить ни хлыстом, и ни криком. Но вот, ее колесница на корпус обошла рыжего соперника, потом уже на два, поравнялась с «серой», которая уже заходила на первый поворот. Аккуратно, словно ловкий кормщик, лавирующий в сутолоке судов, Артемида провела свою «пегую» квадригу в нескольких сантиметрах от «серой», причем, ни разу не вглянув в сторону соперника, словно того здесь и не было и, стремительно увеличив скорость, стала догонять лидера состязаний — негра и его вороных коней.

Чернокожий юнец, непрерывно оборачивающийся, чтобы увидеть — где же соперники, при приближении пегой четверки закричал еще громче, принялся бить коней еще сильнее, стараясь попасть по самому больному месту для жеребца — по паху.

«Вороная» квадрига сделала невероятный рывок вперед, вышла к очередному каменному быку, означавшему новый поворот. Но здесь — о незадача — один из пристяжных зацепился сбруей за столб и, невольно остановил бег, хотя жеребцы рвались изо всех сил, пытаясь сдвинуться с места.

Четверка вороных пыталась мчаться вперед, но упряжь, удерживавшая квадригу, трещала, натягивалась, но пока не рвалась, а в это время, мчавшаяся мимо «вороных» колесница Артемиды зацепилась выступающей частью оси за выступ оси соперника.

Что может произойти дальше, если две колесницы, соединившиеся осями, не сумеют расцепиться, а лошади рванут изо всех сил, а упряжь порвется, даже подумать страшно!

А соперники — и «рыжие» и «серые», воспользовавшись моментом, уже обошли застопорившиеся квадриги и мчатся дальше, по прямой, к очередному повороту.

Не знаю, что в меня вдруг вселилось или, кто вселился, но я осознал себя лишь тогда, когда, перемахнув барьер, отделявший зрителей от участников состязания, подбежал к сцепленным квадригам и начал их освобождать. И откуда взялось столько сил, чтобы сдвинуть с места и, высвободить колесо, которое влачат четыре лошади?

Квадрига Артемиды освободилась также внезапно, как и сцепилась, и девушка, отдав беззвучную команду пегим кобылам, ринулась настигать ушедших вперед соперников.

Упряжь на вороных все-таки лопнула, и жеребцы, освободившись от кожаных ремней, сковывавших их волю, помчались дальше, пытаясь поодиночке догнать и обогнать «серых», «рыжих» и «пегих», а колесница чернокожего парня, повинуясь инерции, полетела вперед и немного вверх, а сам возница, перелетев через бортик, упал на песок ипподрома, приняв на себя удар собственной колесницы.

Пока три уцелевшие квадриги вели борьбу, на арену выскочили служители. Часть из них кинулась ловить вороных, а другие быстро собрали обломки разбившейся колесницы, покалеченного возницу, заодно пытались прихватить и меня, чтобы не мешал соревнованиям, но я успел убежать.

А зрители неистовствовали. Выкрикивали что-то непонятное, визжали и свистели. Что они кричали, кому кричали, так и не понял. Вроде, вспоминали и мое имя, хотя кто меня здесь знает?

Парни, хотя и заняты зрелищем и отчаянно болели за нашу девушку, обратили внимание и на меня.

— Даже если Аталанта не победит — а она победит, то все равно мы нынче герои, — сказал Автолик. — Ты первый герой, после Геракла, а мы с вами рядышком постоим, если разрешите.

— Сегодня Саймон первый, — пробасил полубог.

— Саймон, я поговорю с Аталантой, — вмешался Орфей. — Пусть она засчитает сегодняшний случай за победу в беге. Думаю, это справедливо.

— Да, Саймон герой, — добавил молчаливый Кастор, редко кого-то хваливший. — Если Аталанта тебе откажет, мы за тебя свою сестру отдадим. Как ты считаешь, Поллукс?

— Отдадим, — согласился второй Диоскур. — Как только вырастет, так сразу и отдадим. Девчонка красивая, лет через десять первой красавицей всей Эллады станет.

Я только отмахнулся, потому что на арене происходили более интересные вещи, а слушать, как мне предлагают в жены соплюшку, которая еще не выросла, так и вообще глупость.

Послышался резкий бронзовый звон, вроде удара гонга. Стало быть, квадриги прошли первый круг. А впереди еще девять!

Как же я нервничал и изводился, наблюдая, как колесница Артемиды с пегими кобылками наматывает круги, постоянно обгоняя соперников. А один раз, когда этот, серый урод, с сивой бородой, от злости ударил хлыстом не только своих коней, но и мою богиню, я взревел и попытался опять выскочить за барьер, но был остановлен бдительными товарищами.