Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 48 из 89

У меня имелась масса вопросов — каков же остров в размерах, если на нем уместилось три города, в скольких днях пути от Евдоры находятся эти города, а происходят ли войны,чем занимаются жители, но подбежала Аталанта, легконогая, словно сам Ахиллес и взяла меня под руку.

— Я же сказала, чтобы ты шел на корабль, — сердито сказала девушка.

— Так я туда и иду. Остановился, чтобы кое-что выяснить, —ответил я, удивившись, что успел провиниться.

Аталанта не удостоила меня ответом, а тащила дальше, словно на буксире. И, только дойдя до «Арго», остановилась. Первым делом отобрав у меня лук с колчаном и осмотрев оружие — а не попортил ли, девушка вытащила из-под хитона пару сандалий.

— Это тебе. Хозяин увидел, закричал и погнался за мной. Хотела его убить, но решила, что лучше убежать. Убить просто, а сбежать интереснее. Давай, снимай старые и надевай новые.

Древнегреческие сандалии, в сущности, просто подошва с ремешками, опутывавшими икры. Но все равно, когда ступня полностью помещается на подошву, а пальцы с пяткой не выпирают, гораздо комфортнее.

— Аталанта, ты чудо! — искренне сказал я, привлекая девушку к себе и целуя ее прямо в губы.

На этот раз воительница не противилась, а напротив, даже попыталась ответить на поцелуй. Довольно-таки неумело, но все равно здорово!

— И что же творится-то? — донесся с борта «Арго» молодой и насмешливый голос. — Девственница-охотница, великая воительница целуется у всех на глазах.

— А ты не пялься, — отозвалась Аталанта, резко отрываясь от моих губ. — Те, кто подсматривают, могут и глаз лишиться.

— Так я не подсматривал, — отозвался голос. — Это ты, прямо у всех на виду расположилась, словно обетов девственности не давала.

Это еще что за хрен? Нам что, Гиласа мало?

На узком планшире, словно бы на диване, развалился юноша. Гиласа чуть постарше, но не больше семнадцати-восемнадцати лет. Вроде бы, обычный наглый юнец, в светло-синем хитоне, в сандалиях с какими-то ушами сзади. Наверное, мода такая.

Юнец, насмешливо поглядывая на нас с Аталантой, грыз яблоко.

Мы с воительницей взошли на «Арго» и слегка удивились — вся палуба завалена и заставлена корзинами с фруктами, мешками и бурдюками. Видимо, обещанные припасы в дорогу. Когда и успели? Но еще больше удивились, когда увидели, что вся троица дежурных лежит рядком, уложив головы на мешки и мирно спят. Гилас сопит тоненько, молча спит двоюродный брат Ясона, а Тифий так храпит, что содрогаются борта корабля. Странно.

Я не успел заметить, как юноша оказался рядом с нами. Кажется, только что сидел на планшире.

— Тебе нужно поспать, — сказал юнец таким тоном, словно был уверен, что я сейчас же брякнусь рядом с товарищами и упаду в объятия Морфея.

— А я пока не хочу, — отозвался я.

Парень удивленно захлопал ресницами и пристально посмотрел на меня светло-синими — под цвет хитона, глазами. А глаза-то знакомые, я их уже видел когда-то. Хм… Сегодня утром и видел.

— Никогда не встречал таких доспехов. Надеюсь, доспехи прочные? — поинтересовался юноша, стукнув меня ладонью по плечу. — Прочные? — повторил он, ударив уже кулаком.

А ведь бьет-то сильно, вон, аж плечо слегка занемело.

— Прочные доспехи, — отозвался я, отступая на пару шагов. — А как им не быть прочными, если их твой сынишка делал? И шлем он делал. Проверь, какой прочный.

Я быстро стащил с себя чешуйчатый головной убор, кинул его прямо в лицо наглеца и, воспользовавшись тем, что тот инстинктивно ухватил шлем обеими руками, от всей души врезал ему в челюсть.





Юнец отлетел в сторону, уронил шлем на палубу и в удивлении схватился за ушибленное место.

— Ах ты наглый смертный!

Не знаю, что случилось бы дальше, но между нами встала Аталанта. Закрыв спиной парня и, раскинув в стороны руки, девушка заявила:

— Саймон, если ты обидишь моего младшего брата, между нами все кончено. Он еще молодой и глупый, но он мой брат.

Кажется, обалдели мы оба.

— Артемида, разве я смогу обидеть твоего брата? — хмыкнул я, украдкой поглаживая кулак, отбитый о челюсть бога торговли и покровителя воров. — Гермес сам кого хочешь обидит.

— А ты, вздорный мальчишка, — обернулась богиня охоты в сторону брата. — Мог бы вести себя повежливее и не начинать разговор со ссоры. Если ты начнешь ссориться с моим другом — пока еще только с другом, я заставлю тебя вспомнить детство.

— Прости, сестричка, — повинился Гермес, уткнувшись ей в плечо. — Только не говори таким тоном. Когда ты так говоришь, я вспоминаю, как ты однажды надрала мне зад.

— Глупый маленький братец, — обняла богиня охоты своего непутевого братца. — Мог бы за это время слегка повзрослеть. А за поротую задницу ты меня тоже прости.

— Еще раз прости, — вздохнул Гермес. — Я рассердился, что какой-то смертный не спит, хотя и отдал ему приказ.

Решив, что не стоит присутствовать при встрече двух божественных родственников и уж тем более им мешать, я решил потихоньку свалить. Вот только, куда? Я уже пошел в сторону трапа, как был остановлен Гермесом:

— Саймон, я приношу тебе свои извинения. Предлагаю стать друзьями и скрепить дружбу рукопожатием.

Бог торговли стоял с протянутой рукой. А я, наученный горьким опытом, осторожно подошел к Гермесу и, протягивая ему свою руку, внимательно следил за поведением бога, ожидая какой-нибудь пакости, готовясь развернуться, если тот станет бить в живот.

— Ты чего? — удивленно спросил Гермес, осторожно пожимая мне руку.

Вместо меня ответила Аталанта-Артемида.

— Недавно Саймон поссорился с Лаэртом, — пояснила богиня охоты. — Вернее, муж твоей внучки принялся его оскорблять, а когда тот ответил, полез в драку. Драться им не позволили, потребовали примирения, а Лаэрт, пожимая руку, ударил Саймона в живот.

— И что дальше? — заинтересовался Гермес.

— Ну ты же знаешь, что на «Арго» плывет Асклепий, он поставил Лаэрта на ноги за один день, — улыбнулась богиня охоты.

— А почему муж моей внучки начал оскорблять Саймона?

— Лаэрту показалось, что Саймон похож на Сизифа, а как он относится к Сизифу, ты знаешь.

— А, тогда все ясно, — протянул Гермес. — Лаэрт глупец. Ему бы радоваться, что воспитывает мальчика, в котором сошлись две линии самых хитрых людей на свете, а все станут считать, что Одиссей — сын Лаэрта.