Страница 6 из 82
Может, мы оба здесь уже давным-давно умерли. Утонули вместа с «Варягом». Поймали шрапнель из турецкой пушки при штурме Плевны в июле семьдесят седьмого… Или еще раньше. Угодили на шведские штыки под Полтавой, рухнули под кривыми монгольскими саблями на Куликовом поле…
Может, я здесь вообще не родился.
На мгновение меня вдруг охватил… нет, не страх и не тоска — что-то другое. Но такое же пронзительное и щемящее. Будто я снова заглянул за кромку бытия в пустоту, через которую уже один раз прошел в мое нынешнее «здесь».
— Отставить… — пробормотал я, покрепче стискивая поручень.
Холод металла чуть успокоил. Не привел мысли в порядок, конечно же — но все-таки напомнил о насущном. Что бы со мной ни случилось — это уж точно не повод раскисать или жалеть себя.
Работа есть работа — и плевать на обстоятельства.
Хотя они — чего уж там — оказались те еще. Уровень сложности «Ночной Кошмар»: чужое тело, чужой мир. Другой император на троне, не пойми какая политическая обстановка… Хорошо хоть эпоха знакомая.
Нет! И тут — тоже мимо.
Слишком уж все вокруг… Чисто? Не совсем — мусора хватает. Полностью избавиться от него Петербург не смог даже в начале двадцать первого столетия — чего уж говорить о двадцатом. Огромные вывески на домах были точно такими же, как я их помнил. Люди вокруг выглядели совершенно обыденно, да и костюмы ничем не отличались от городской моды в моем старом мире.
А вот освещение…
Его определенно стало больше. Керосиновые, спиртовые и газовые фонари исчезли, полностью уступив место электрическим. Да и вообще электрификация в Петербурге, похоже, шла полным ходом — одни трамваи чего стоили. Конечно, первые маршруты появились и в «моем» девятьсот восьмом году. Но тогда их было от силы несколько штук — а здесь красные вагоны встречались уже чуть ли не на каждом углу.
Попадались и автобусы — хоть и не слишком часто. Но в целом техники на бензине оказалось чуть ли не втрое больше, чем в том Петербурге, что я кое-как мог вспомнить. Грузовики, таксомоторы характерных белых и синих расцветок — и, конечно же, личный транспорт. Совместными усилиями они не то, чтобы полностью вытеснили с улиц экипажи на копытной тяге — и все же лошадей стало заметно меньше.
Как и навоза на дорогах.
Да и сами модели авто смотрелись не на положенную дату, а посолиднее — с вытянутыми блестящими крыльями, широкими колесами и длинными капотами, из-под которых басовито урчали двигатели. Еще простенькие, не нарастившие жирок технологической базы — зато уже набравшие и объема, и какой-никакой мощности. Ни одной машины я так и не узнал, и все же в некоторых определенно проскакивало что-то знакомое. Но не из нулевых годов двадцатого века, а из более поздней эпохи, когда мировой автопром уже начал расти бешеными темпами.
Под стать перешедшим на бензин повозкам изменились и дороги: торцевых мостовых почти не осталось. Они отлично подходили для запряженных лошадьми карет и щадили копыта, но резиновые шины оказались менее капризными — и плотно подогнанные друг к другу деревянные шестиугольники исчезли. Наверняка не сразу, а постепенно, с самого начала века — и все-таки уступали место привычному мне асфальту.
Странно. Уж не знаю, что и почему тут случилось, но Петербург словно откатился в одна тысяча девятьсот восьмой год из будущего — почти как я сам. Только из совсем недалекого — этот город выглядел разве что самую малость современнее того, что я помнил. Буквально лет на пять-десять.
Хотя местами, пожалуй, и на все двадцать. И если…
Мои размышления прервал вой автомобильного клаксона. Вагон трамвая содрогнулся от удара, качнулся и замер — кажется, соскочил с рельс. Я успел покрепче вцепиться за поручень и удержался на месте, а вот остальным пассажиром повезло меньше: те, кто стоял, дружно попадали. Солидный господин с газетой потерял очки и шляпу, а ворчливая старушенция скользнула по скамейке и через мгновение плюхнулась в проход. От ее визга закладывало уши, но даже он не мог заглушить раздавшийся снаружи рев.
Судя по звукам, где-то там голосило что-то вроде льва или тигра — а может, и какая-нибудь хищная ящерица… только размером немногим меньше трамвая. Поэтому я уже почти не удивился, когда в темноте зажглись два огромных глаза, а стекло напротив брызнуло мелкой крошкой.
И прямо ко мне через разбитое окно потянулась огромная когтистая лапа.