Страница 4 из 82
Здоровяк едва заметно улыбнулся — но тут же снова подобрался, старательно изображая испуг. Видимо, он уже не раз попадался на подобных потасовках, и теперь всерьез рисковал огрести по-полной. А его товарищи и вовсе уже успели то ли удрать по коридору, то ли спрятаться — и как будто смогли избежать праведного гнева…
Воспитателя? Или как его тут называют?
— Пошел вон отсюда. — Иван Павлович отпустил насупившегося Кудеярова и развернулся ко мне. — А ты, Волков — марш в уборную! Не хватало еще с таким рылом на улице показаться.
Волков?..
В виновники потасовки меня как будто не записали — но на этом благосклонность Ивана Павловича закончилась: он схватил меня под локоть, с неожиданной для своей комплекции силой проволок по коридору и буквально швырнул за дверь к видавшему виды умывальнику с латунным краном.
Прямо над ними висело зеркало — небольшое, с отколотым куском в углу, мутное и явно давно не мытое. И из него на меня удивленно таращился худой темноволосый пацан лет семнадцати-восемнадцати, облаченный точно в такой же китель со стоячим воротником, как и те, что только что пытались отметелить…
Его? Меня?.. Нас?
Я поднял руку — и парень за стеклом повторил движение. Осторожно коснулся пальцами разбитого носа, покачал головой — и снова уставился прямо на меня.
Может, я и правда выглядел примерно так — целую вечность назад. Так давно, что при всем желании не смог бы вспомнить. Впрочем, едва ли ритуал мог иметь такой… побочный эффект. События принимали весьма занятный оборот, и все больше напоминали какую-то фантасмагорию — однако вывод напрашивался сам собой: меня переместило не только во времени и пространстве — но еще и зашвырнуло в чье-то тело. И если…
— Долго тут рассусоливать будешь? — сердито буркнул за моей спиной Иван Павлович. — Как на девку пялишься… Мойся давай — и иди уже!
Я не стал спорить: открутил кран, сполоснул лицо, осторожно пощупал нос — кажется, не сломан — и даже кое-как привел в порядок одежду. Эти нехитрые операции не только окончательно привели меня в чувство, но и позволили хоть немного выдохнуть и подумать…
Нет — подумать как раз таки не получилось, хоть я и отчаянно пытался. Вопросы с жужжанием роились в голове, и с каждым мгновением их количество увеличивалось примерно вдвое. Даже срочных и самых-самых важных оказалось столько, что они принялись расталкивать друг друга, буквально встали колом где-то между ушей — и только вяло трепыхались, пока меня в конце концов не вытолкали из уборной, так и не дав как следует оттереть мокрой ладонью брюки.
— Вот, держи свое богатство.
Иван Павлович протянул мне изрядно помятую синюю фуражку и портфель. Примерно такой же, как тот, что прошелся по моим ребрам — видимо, подобрал где-то неподалеку, пока я мылся.
Там, где их обронил этот самый… Волков.
— Чего смотришь? Ступай уже домой.
— Домой?.. — переспросил я.
— Ты что, головой ударился? — Иван Павлович озабоченно нахмурился — но тут же ухмыльнулся и погрозил мне пальцем. — Паясничать вздумал? Так я тебя быстро отучу.
Вот тебе и воспитатель-наставник. Помощи тут точно не дождешься — да и не очень-то и надо!
Я уже успел сообразить, что если этот старый хрен кому-то и сочувствовал, то только себе — за необходимость возиться с бестолковыми гимназистами. Впрочем, лишние расспросы вряд ли принесли бы хоть какую-то пользу, а вот вред — запросто. Я пока еще понятия не имел, что собираюсь делать, но уж точно не собирался жаловаться на потерю памяти и закончить сегодняшний вечер в больнице для умалишенных.
Ничего, как-нибудь разберусь.
Спускаясь по лестнице, я изучил содержимое собственных карманов. Улов оказалось невелик: перочинный нож, пара позеленевших латунных ключей на проволоке, несколько медных монет, одна серебряная — и крохотный черный переплет. Мягкий, «под кожу».
Паспорт — точнее, паспортная книжка — судя по надписи под обложкой. Без фотографии, зато имя знакомое — видимо, мое… теперь. Волков, Владимир Петрович. В графе «Звание» — вполне ожидаемое «гимназист» с номером учебного заведения. А вот дальше…
Нет, я уже успел сообразить, что дело нечисто — хотя бы по знакомому, но непривычному языку с обилием ятей и еров на концах слов. И все равно никак не мог поверить, пока не добрался до строчки «Время рождения».
14 января 1892 года.
Приехали. Что я там говорил, пока чертил письмена на столе? Месяц, от силы полтора?
Ну-ну.