Совок-8

— Т-ты чего это несёшь, лейтенант⁈ — зам по оперработе начал изображать дефективного заику из вспомогательной школы, — Какая еще нахрен у нас с тобой договорённость⁈ За собой меня утащить хочешь?

— Не хочу я вас никуда тащить, товарищ капитан, я не по этой части! Вспомните, вы же сами меня просили побыстрее раскрыть дело Толкуновых. Разве не так? — я с еще большей телячьей преданностью уставился на Захарченко.

— Ну так… И чего теперь? Людей направо и налево стрелять нужно? — не сдавался уже готовый впасть в отчаяние зам по опер. — Ты, Корнеев, не мудри, тут дураков нет! — главный начальник районных сыщиков отказался от развязной позы и сел на стуле ровно, как примерный школьник. И, ища поддержки у начальственных коллег, огляделся.

— Подожди, капитан! — недовольно перебил своего протеже Дергачев, — Говори, Сергей, но только так говори, чтобы всем тут понятно было!

Мысленно улыбнувшись и погладив себя по шишковатой голове, я начал своё сиротское повествование.

Когда я закончил, лица у всех, кроме начальника уголовного розыска Тютюнника разгладились и напряженного скепсиса на них уже не наблюдалось.

— Следак прокурорский какую позицию занял? Что говорит? — деловито продолжил пытать меня начальник РОВД, — Ты же в Советском до нас работал, знаешь его?

— Знаю, но не так, чтобы близко, — неопределённо пожал я плечами, — Мужик он неплохой и как следователь очень толковый, — не стал я слишком обнадёживать шефа, опасаясь сглазить доброжелательное отношение ко мне Таланова.

— А насчет Гриненко вы тоже не совсем правы, товарищ майор! — укорил я сидящего напротив через стол Тютюнника, — Он в связке со мной на ваш отдел розыска сегодня раскрытие двух преступлений выдал! Изнасилование и злостную бакланку. А, если с жуликом как следует поработать, то я уверен, там и квартирные кражи по нашему району вылезут! Месяц еще не закончился и эти палки вам процент раскрываемости существенно поднимут!

Тютюнник, стараясь не замечать моего подчеркнутого добродушия и непонятной ухмылки Дергачева, молча краснел, внимательно глядя на свои неровно остриженные ногти.

— Ты вот что, Алексей Константинович, ты давай-ка, забирай своего архаровца и ступай к себе в подразделение! — повеселевший подполковник дал понять Данилину, что инцидент он считает исчерпанным, — А то я чувствую, что Корнеев сейчас совсем уже разойдётся и меня виноватить вместе с ними начнёт! — подпол кивнул в сторону Захарченко и Тютюнника.

Начальник следствия поспешно поднялся из-за стола и приглашающе кивнул мне на дверь. Я послушно встал и, не оглядываясь, поплёлся на выход.

— Ты когда остепенишься? — догнав меня уже в коридоре, зашипел мне в спину майор, — Ты, если у тебя душа так за уголовный розыск болит, то ты тогда, может, к ним переведёшься? — вестимо, от недавних нервных потрясений Алексей Константинович частично утратил логику и слегка запутался в своих рассуждениях.

— Я, товарищ майор, исключительно за наше следственное отделение переживаю и работаю только на него! — горячо заверил я Данилина, — Заметьте, эта хулиганка без личности в моём производстве была, вы же сами мне её отписали! А износ я уже попутно раскрыл. По вновь открывшимся обстоятельствам!

— Ты, хотя бы мне не п#зди, Корнеев, знаю я всё! — с усталым безразличием возразил мне мой прямой начальник, — Мне Захарченко еще тогда, в твои дежурные сутки всё рассказал, когда уговорил меня дело Толкуновых тебе отписать!

Эвон, как! Что ж, чтобы не нарываться и не злить праведно возмущенное руководство, я поначалу умолк. А потом всё же не стерпел и упомянул попутные плюсы.

— Зато дело по хулиганке у нас прокуратура заберёт! Одной обузой будет меньше на отделении!

Ничего не ответила старику Золотая следственная рыбка. Данилин лишь посмотрел на меня, как на причину своей пожизненной зубной боли и прибавил шагу, отрываясь от меня в сторону своего кабинета.

Всё это было вчера. А сегодня я сижу вместе со всеми офицерами Октябрьского РОВД в Ленинской комнате и, плесневея от учения Маркса в дунькиной интерпретации, борюсь с дремотой. Чтобы лишний раз не злить Капитониху, я сел в глубине зала, подальше от президиумного стола. Сидя за которым и постоянно сверяясь с конспектом, та несла в милицейские массы учение бородатого русофоба. По совести сказать, Карла я и раньше недолюбливал. Но когда ознакомился с его оценочными суждениями относительно славянской нации, то растерял симпатии к революционному классику окончательно. Ну никак не мог я с ним согласиться, что все без исключения русские, это тупые и никчемные животные!

Видимо, я всё же не совладал с природным инстинктом сохранения своей психики и в какой-то момент, утратив бдительность, задремал. Очнулся я от весьма чувствительных тычков соседского локтя в левый бок.

— Встань! Евдокия поговорить с тобой хочет! — стараясь не выдать себя и наклонив голову в пол за впереди сидящим, шипел мне Олег Дубровин.

Оглядевшись по секторам, я убедился, что коллега не шутит. Дунька, неведомо когда оторвав своё гузно от стула, грозно нависала на кумачовым столом с неизменным гранёным графином. И со всей своей коммунистической прямотой и принципиальностью смотрела в мою сторону. И взгляд её не предвещал мне ничего хорошего.

— Что, Корнеев, не интересно тебе слушать «Манифест коммунистической партии» великого философа современности Карла Маркса? — ядовито и в полный голос на всю ленкомнату возопила Дунька-комиссарша. — Оно и понятно товарищи! — уже к двум или почти двум сотням таких же разбуженных, как и я, принялась ехидно взывать замполитиха. — Всем нам, товарищи, Маркс интересен и нужен, а вот лейтенанту Корнееву он не нужен и не интересен! А можно ли, товарищи, считать такого человека, как Корнеев, настоящим советским человеком? И можно ли его считать комсомольцем, товарищи⁈ — уже в звенящей и совсем не сонной тишине прозвучал обличающий мою антисоветскую сущность вопрос Капитоновой.

— Это уже слишком, Евдокия Леонтьевна! — откуда-то справа и спереди раздался отчаянно-звонкий голос Лидии Андреевны Зуевой. — При чем тут комсомол? И с тем, что лейтенант Корнеев не советский человек, вы тоже погорячились!