Страница 85 из 101
Харриетт Ли сидела в гостиной небольшого дома на Мейда-Вейл, куда перебралась после смерти отца. Она то и дело поглядывала на часы, на душе у нее было неспокойно: на четыре она назначила свидание Оскару Уэйду. Днем раньше Харриетт отказалась стать его любовницей и не была уверена, что он придет.
Зачем ей понадобилось звать его сегодня, после вчерашнего решительного объяснения, недоумевала она. Они не должны больше видеться, никогда. Вчера она все ему сказала. Она убеждала его, решительно выпрямившись в кресле, а он, понурив голову, смущенно молчал. Она повторяла, что это невозможно, что она не передумает, что он должен ее понять, что он женат и обязан об этом помнить.
— Я не обязан помнить о Мюриель. Мы живем под одной крышей только ради приличий.
— И ради тех же приличий нам не следует встречаться. Ради бога, Оскар, уходите.
— Вы это серьезно?
— Да, мы должны расстаться.
Оскар поднялся и направился к двери. Его широкие плечи напряглись, чтобы выдержать удар. Ей стало жаль его. Она обошлась с ним жестоко. Хотя они не могут стать любовниками, ничто не мешает им остаться друзьями. Нынче же она попросит у него прощения. Часы показали четыре. Половину пятого. Пять. Оскар появился около шести, когда она перестала надеяться. Он выглядел как обычно: неторопливая походка, уверенные манеры. Высокий и крепкий сорокалетний мужчина с узкими бедрами, короткой шеей, квадратным подбородком и правильными чертами лица. Над верхней губой топорщились очень короткие, темные с рыжиной усы. Он пожирал ее маленькими темными глазами, в которых было нечто звериное. Ей нравилось думать о нем на расстоянии, но, увидав его, она каждый раз невольно вздрагивала. Он так был далек от ее идеала, так не похож на Джорджа Уэринга...
Оскар уселся рядом с ней. Настала неловкая пауза.
— Харриетт, вы сами меня позвали. — Казалось, он хотел переложить всю ответственность на нее. — Надеюсь, вы больше на меня не сердитесь.
— Нет, Оскар, не сержусь.
Он предложил в знак полного примирения пойти куда-нибудь поужинать.
Неожиданно для себя она согласилась.
Он отвез ее в ресторан «Шублер». Оскар ел со знанием дела, как истинный гурман. Ей нравилась его граничащая с расточительством щедрость: он был лишен унылых добродетелей.
Ужин подошел к концу. Побагровевшее лицо Оскара выдавало его тайные мысли. Но, проводив ее до дома, он расстался с ней у порога.
Харриетт не знала, плакать ей или радоваться. Она пережила миг истинного подъема, однако последующие недели не принесли облегчения. Она отказала Оскару Уэйду из-за того, что он не слишком ей нравился, теперь же она исступленно, яростно желала его как раз потому, что прежде отвергла.
Несколько раз они ужинали вместе. Она изучила обстановку ресторана, как свои пять пальцев. Белые стены, резные золоченые панели, белые с золотом колонны, красные турецкие ковры с голубым узором, красные бархатные подушки, блеск серебра и хрусталя на круглых столиках. Лица клиентов в свете красных абажуров. И раскрасневшееся от сытной пищи лицо Оскара. Каждый раз, когда он откидывался на спинку стула, она знала, о чем он думает. Он плотоядно поглядывал на нее из-под отяжелевших век.
Она понимала, чем это кончится, и думала о Джордже Уэринге и своей разбитой жизни. Она не выбирала Оскара, по сути дела, не любила его, но уже не могла отпустить.
Она не сомневалась в том, что это должно случиться. Только не знала, когда и где. В конце концов это случилось вечером, когда они ужинали в кабинете. Оскар сказал, что в общем зале слишком жарко и шумно. Они поднялись на второй этаж по крутой, устланной красным ковром лестнице.
Время от времени они тайно встречались в кабинете ресторана или у нее дома, когда уходила прислуга. Нужно было соблюдать приличия.
Оскар уверял, что счастлив, Харриетт одолевали сомнения.
Так вот какова та любовь, о которой она всегда мечтала. Она была разочарована. Она ждала большего, бури чувств, которой так и не изведала. Что-то в Оскаре ее отталкивало, но так как он был ее любовником, она не признавалась себе, что это — недостаток тонкости. Она старалась думать о его привлекательных чертах — щедрости, силе. Просила рассказывать о своих фабриках, конторах, машинах, приносить книги, которые он читал. Но всякий раз, пытаясь завязать с ним разговор, чувствовала, что они оказались здесь вдвоем совсем не для этого, что ему хватает разговоров с друзьями.
— Все дело в том, что мы видимся второпях. Давай поживем немного вместе. Это единственный разумный выход, — сказал Оскар.
Он изложил свой план. В октябре к Мюриель приедет мать. А он отправится в Париж, чтобы встретиться там с Харриетт.
Он нанял комнаты в отеле «Сен-Пьер» на Рю-де-Риволи. Они провели вдвоем две недели. Три дня они безумно были влюблены друг в друга.
Проснувшись среди ночи, она зажигала лампу и глядела на спящего Оскара. Лицо его казалось спокойным и безмятежным, глаза были закрыты, жесткая линия рта смягчалась.
Затем наступила развязка. В конце десятого дня, вернувшись с Монмартра, Харриетт разразилась потоком слез. На вопрос о причине она ответила первое, что пришло в голову: отель «Сен-Пьер» просто отвратителен.
Оскар снисходительно объяснил ее состояние переутомлением. Она пыталась объяснить свою подавленность тем, что ее любовь чище и духовней, чем у Оскара, но в глубине души знала, что плакала от скуки. Они любили друг друга, но вдвоем невыносимо скучали.
На исходе второй недели она начала сомневаться: любила ли она Оскара когда-нибудь?
В Лондоне их отношения на некоторое время оживились. После парижской неудачи им захотелось убедиться в том, что прежний обычай тайных встреч больше соответствует их романтическому темпераменту.
Они опасались, что связь их обнаружится. Когда Мюриель ненадолго заболела, Харриетт с беспокойством подумала, что если та умрет, им с Оскаром придется пожениться. Он постоянно клялся, что женился бы на ней, будь он свободен.
После болезни жизнь Мюриэль приобрела для них особую ценность, прочный союз был бы для них невыносим. Затем последовал разрыв.
Через три года Оскар умер. Харриетт с облегчением вздохнула: теперь никто не узнает ее тайны. Ей почему-то подумалось, что отныне мертвый Оскар будет рядом с ней, хотя сама она никогда не стремилась быть рядом с ним при жизни. Прошло еще семнадцать лет, и знакомство с таким человеком, как Оскар Уэйд, стало казаться ей невозможным. Ресторан «Шублер» и отель «Сен-Пьер» почти стерлись из ее памяти. Они не вязались с приобретенной ею репутацией благочестивой прихожанки. Теперь, в пятьдесят два года, она сделалась верной помощницей преподобного Клемента Фармера, викария церкви Девы Марии на Мейда-Вейл.
Харриетт была попечительницей местного Приюта для заблудших овечек. Когда Клемент Фармер, суровый, сухопарый мужчина, похожий на Джорджа Уэринга, простирал над паствой руки для благословления, она испытывала неизъяснимый восторг. Особого упоминания заслуживает ее безупречное поведение в последние часы жизни. Она лежала в забытьи на белой кровати, над головой висело черное распятие с фигуркой Христа из слоновой кости.
Священник неторопливо двигался по комнате, готовясь приступить к таинству Причастия: поставил свечи, раскрыл требник. Придвинул стул к кровати, дождался, пока она очнется. Настал миг просветления, Харриетт поняла, что умирает и что смерть сделала ее значительной в глазах Клемента Фармера.
— Готовы ли вы? — прозвучал вопрос.
— Не совсем. Мне страшно. Помогите мне успокоиться.
Клемент Фармер зажег две свечи, снял со стены распятие и вновь приблизился к кровати.
— Теперь вам нечего бояться.
— Я не боюсь загробной жизни, мне кажется, ко всему можно привыкнуть, меня пугает неизвестность.
— Первый этап загробной жизни в значительной мере зависит от того, о чем вы думаете в смертный час.
— Я готова открыть все мои помыслы.
— В силах ли вы приступить к исповеди? Потом, по отпущении грехов, предайтесь размышлениям о Боге.