Страница 45 из 91
Иван выругался. Вырвал из рук бандита карабин, ударил о стену и отбросил в сторону. Брезгливо отёр руки о куртку.
Банда ушла.
Проклятый Гхор! Проклятый туман!
Распорядился:
– Шилема, веди до своих закрытий!
Как вышагнули из тумана, становясь на дорогу времени, так и вышли, покинув её, в реальный мир всё в тот же туман.
В нём, белёсом и плотном, неясно просматривались тени большого числа людей, обречёно бредущих в одну сторону. Раздавались выстрелы и крики, урчали моторы невидимых транспортных средств – военных или гражданских, висел легко узнаваемый шорох множества ступающих ног…
– Нам тоже туда, – махнул рукой Иван в направление общего движения и сделал первые шаги. Обернулся, предупредил: – Не отставать, не отвлекаться. Джордан, будь рядом!.. А Гхор ещё придёт…
Идти здесь было значительно легче, чем в руинах. Ухоженные некогда поля и лесочки, остатки каменных межевых стен – напоминание о средневековье – не укорачивали шаги, лишь порой сбивая их на метровом участке.
Туман не рассеивался, а тепла прибывало.
Под сапогами ходоков стали попадаться тёплые одежды, сброшенные шедшими впереди них. Такая неосторожность (мороз может ударить внезапно) в другие времена удивила бы любого, но наступал конец света, надо было успеть добежать до шахты Пекты или его лаборатории, а тяжёлая в тепле одежда мешала быстрому продвижению.
Часа через полтора молчаливого хода команда Толкачёва также начала обливаться потом. Отброшенные с голов капюшоны, расстёгнутые куртки и рубахи мало освежали. Наступал момент, когда впору сбросить с себя всё и идти налегке, подставляя разгорячённые тела едва заметному ветру.
Туман постепенно превращался в перегретый пар. Дорога вскоре превратилась в сплошной ковёр не только из одежды, но и обуви. Всё это путалось под ногами, мешало ходьбе. Ходоки стали уставать.
– Н-не могу! – первым сдался дон Севильяк. – Свариться в собственной крови можно. Надо стать на дорогу времени, освежиться.
Ходоки вразнобой поддержали его. Только Хиркус высказал сомнение:
– Я не уверен, что там… э-э… тоже прохладно.
– Да я разве против? – пробурчал донельзя разомлевший Иван. – Не знаю, как там, но здесь уже как в бане… Фу! – сдул он обильный пот, стекающий со лба по носу. – Давайте руки и рискнём.
В поле ходьбы стояла ночь.
Однако её темнота освещалась знакомыми Ивану сполохами подступающего будущего времени, идущего вспять. Зато здесь царил средней силы морозец, дававший возможность ходокам свободнее вздохнуть и осмотреться.
Не смотря на то, что видение поля ходьбы у каждого ходока отличалось, все отметили перемены. Выслушав всех, Иван высказал предположение, обсудив которое, ходоки согласились с ним.
По-видимому, передвигаясь в реальном мире, они перешагнули первый вал закрытий, возникший как побочное следствие создаваемого Пектой канала во времени. Пространственно-временной участок, огороженный вторым валом, находился в границах десятикилометрового диаметра и всего в полутора днях ходьбы в реальном мире.
Ко второму валу можно было приблизиться по минимуму дона Севильяка, километров на семь, чем ходоки и воспользовались, прежде чем вернуться в реальный мир.
Выход оказался для них не простым.
Масса стекающихся сюда толп уплотнилась, и вторгнуться в её среду без потерь семерым ходокам стоило большого труда.
Люди шарахнулись от внезапного появления неизвестно откуда взявшихся здоровяков, но спустя считанные секунды позабыли о них. Здесь царил хаос. А когда вокруг твориться светопреставление, такая мелочь, как втиснутая среди безумцев других таких же безумцев, осталась незамеченной.
Зато ходоки сразу оценили опасность. Стреляли везде. Где-то рядом в горячем тумане ревели моторы транспортов, пробивающих себе дорогу напрямик по живому. С их стороны началась давка, и масса людей подалась влево, непроизвольно увлекая ходоков за собой. Однако слева раздалась пальба десятка автоматов. Толпа качнулась вправо, едва не разорвав сцепку ходоков.
Разразилась проклятиями Шилема. Рычал дон Севильяк, сдерживая напирающую на него толпу. Арно предпочёл отгораживаться спиной, а Жулдас отбиваться ногами. Хныкал Джордан, сдавленный со всех сторон. Что-то выкрикивал Хиркус. Под боком Ивана охнул какой-то человек, раненный шальной пулей, прилетевшей, как показалось Ивану, с тыла.
Ещё немного и их растопчут, разъединят, кого-то убьют…
– Уходим! – заорал Иван, чтобы его смогли услышать в мощном гуле толпы, и, не ожидая согласия, потянул связку ходоков за собой на дорогу времени, вызывая у них болезненное ощущение от непривычно быстрого перехода.
Шилема продолжала ругаться и в поле ходьбы. Кто-то там, в реальном мире, едва не раздавил её, навалясь всей тушей. А ответить ему так, как она привыкла, не могла: одна рука в захвате у Арно, а другая прижата так, что ею даже не шевельнуть, не то, чтобы размахнуться.
Тут же оказалось, что их не семеро, а, по крайней мере, раза в два больше. Захваченные внезапным переходом люди выпадали из круга ходоков и исчезали. Были ли они выброшены вновь в реальный мир или терялись в бескрайнем поле ходьбы, никому не было дела. Какая-то молодая женщина висела на руке дона Севильяка и от ужаса противно выла на одной ноте.
– Сбрось ты её! – накинулась на дона Севильяка Шилема, не переводя дыхания после очередного проклятия в адрес потерявшегося во времени и пространстве обидчика.
Обескураженный дон Севильяк, тем не менее, испытывал чувство, подобное тому, что наступает при невероятной удаче или головокружительном успехе. Ему ещё никогда не удавалось взять кого-либо из обыкновенных людей в поле ходьбы, а тут получилось. Оттого он не обратил внимания на истерический выкрик Шилемы. Напротив, отвёл освободившуюся, наконец, руку временницы, готовой вцепиться в волосы женщины.
– Отстань! – грубо оттолкнул он её.
– О, женщины! – с подъёмом изрёк Хиркус и зачастил: – Одна женщина заметила другую женщину, что оседлала мужа спокойного и во всех отношениях приятного. Но женщина никогда не простит другой женщине…
Иван не знал, как отреагировать на появление нового члена команды, который не собирался добровольно её оставлять, и на речитатив Хиркуса.
Плакать или смеяться?
Или браниться?
Однако возникшая экспромтом сценка благотворно повлияла на настроение ходоков.
Фыркнул Арно, раздались смешки, даже Жулдас изобразил улыбку, раздвинув всегда сжатые губы. Только женщина всё ещё безумными глазами пыталась понять, что с ней всё-таки произошло, куда она попала, и кто её окружает?
– Всё! Хватит! – взял слово Иван. – Дон Севильяк!
Ходок его не услышал, занятый своими приятными ощущениями. Веса женщины он не чувствовал, но, поглядывая на неё, представлял, как он теперь будет, подобно КЕРГИШЕТУ, легко и просто уводить кого-то из мира в мир, а то и пробивать во времени.
Ивану пришлось прикрикнуть:
– Дон Севильяк!
– Да, Ваня. Я тут… – вздрогнул от окрика ходок.
Рука его ослабла, женщина вскрикнула, соскользнула вниз. На мгновение её охватил огненный вихрь, закрутил, и она померкла, растворяясь в никуда.
– Ва-аня-я… – обиженно, словно пожаловался, протянул дон Севильяк, глядя на свою руку, словно она была не его, а чужой.
– Что, Ваня? – вспылил Иван. – Я что ли виноват?
– Держать надо было, а не стоять столбом, – подсказал Арно. Добавил как наставление: – Женщин всегда надо держать! Иначе они имеют свойство покидать нас, когда не ждёшь.
Шилема на его слова дёрнула головой и что-то пробурчала.
– Всё хорошо, что хорошо кончается, – сказал Хиркус. – Ушла и ушла. А то таскались бы с ней на дороге времени…
Дон Севильяк шумно перевёл дыхание, поник.
– Да не переживай ты, – посоветовал ему Хиркус.
– Что теперь… – потерянно выдохнул дон Севильяк и посмотрел на Ивана. – Что ты, Ваня, хотел?
– Как далеко до твоих закрытий?
Ходок осмотрелся.