Детское время

Катя еще раз подумала о своей сегодняшней речи. Нет, наверное, она все решила правильно. И сказала правильно — ведь далеко не всё, что чувствуешь, можно говорить вслух. Хотя бы потому, что «все мы перебрались сюда из Гренландии»…

А четыре дня назад понимания верности своих мыслей не было. Впрочем, и мыслей на эту тему не было — просто потому, что не было Леры с ее пониманием того, что и почему творится в мире. А тогда — четыре дня назад — мир, казалось, внезапно перевернулся…

Четыре дня назад в Москву прилетел (!) легат четырнадцатого Парного легиона Клавдий Корнелий. Как он уговаривал службу аэропорта возле Лондониума взять его на борт — это было предметом особого разбирательства, причем совершенно не срочного, но он буквально требовал немедленной встречи с Екатериной Великой!

Ну, с Великой ему встречу не организовали, легата встречала Настя — почти что абсолютная копия Кати в молодости и работающая сейчас в Госплане в отделе тяжелого машиностроения. Впрочем, легату об этом говорить не стали, так что вечером Катя уже знала, что все легионы обеих Германий, Бельгики и Британии «в едином порыве» возжелали избавиться от римского правления. Под лозунгом «хватит кормить Рим!» — а по сути, жителям этих провинций осточертело тяжко трудиться для удовлетворения «гнусных прихотей римлян». Ну да, назвать Рим «гнездом разврата» было бы обидеть разврат, но все же суть требований легатов Катя не уловила.

— Бабуль, они возмутились когда Валерий Диокл направил в Британию на должность легата-пропретора какую-то, по их единодушному мнению, мразь. Короче, этот Клавдий Корнелий лично ту мразь прирезал и объявил, что Британия теперь будет не провинцией Рима, а независимым государством, а через несколько дней к нему присоединились и остальные легаты. И легионы тоже. Кто-то — мы пока не знаем, кто именно — распространил информацию о том, сколько всего Рим забирает из этих провинций в качестве налогов и что провинции получают взамен. Если учесть, что там производится почти девяносто процентов римской стали… В общем, эти бунтари просят их защитить от практически неизбежной войны и может быть даже присоединить эти провинции к России в качестве отдельной Римской республики.

— Ну, я думаю, что Британия нам будет полезна, тот же аэродром в Лондониуме… А остальные-то провинции нам зачем? Ладно, спасибо за новости…

На следующее утро поток новостей усилился: Валерий Диокл прислал просьбу помочь ему разбить бунтовщиков — за что пообещал передать России Британию. И Настя немедленно рассказала бабушке и об этом. А так же о том, что Никита срочно собирает Верховный Совет — в который входили не только председатели всех Госпланов, но и руководители почти четырех сотен крупнейших промышленных предприятий, а так же множество главных врачей крупных медицинских центров и руководители региональных учебных округов. И, конечно же, руководство Министерства обороны и МВД.

— И зачем мне всё это знать? — угрюмо поинтересовалась Катя. — Разве что я с Алемайеху встретилась бы, обсудила с ним как кофе повкуснее сварить — чтобы потом от тебя выслушивать комплименты в адрес моего непревзойденного мастерства.

— Бабуль, смотри: Валерий Диокл пишет, что если сократятся поступления из северных провинций, то в Риме народ взбунтуется.

— Сам виноват, нечего за казенный счет только в Риме полмиллиона дармоедов содержать.

— Так что если мы не вмешаемся, война неизбежно начнется и, по прикидкам нашего Генштаба, в ней может погибнуть от одного до трех миллионов человек.

— А нам-то что за горе?

— Васька Таранов историю у бабушки изучал прилежно, и он говорит, что результатом войны — ну это кроме гибели людей — будет полный упадок римской культуры.

— А там и так бескультурье сплошное.

— Архитектура, скульптура, мозаика, поэзия и все прочее.

— У нас этого добра и своего… архитектура? Но почему если архитектура, то все вопросы на меня валятся?

— Вопросы не валятся, я сама пришла тебе рассказать. Просто рассказать. И про возможные варианты нашей реакции тоже. Дядя Никита говорил, что есть два варианта: забрать Британию и уговорить германцев с белгами просто переехать к нам… это, конечно, проблем нам добавит, но так как ребята там трудолюбивые…

— А второй вариант?

— Второй — уничтожить Валерия Диокла и окружающих его сенаторов и установить в Риме внешнее управление. Наше управление…

— У Никиты всегда было бурное воображение…

А вечером Никита сам пришел к Кате:

— Я слышал, что Настя тебе все рассказала. Завтра будет новое заседание Совета, на которое я решил пригласить Клавдия Корнелия и Валерия Диокла. То есть послезавтра, завтра только Диокла к вечеру привезем. По большому счету мы уже в кулуарах все более-менее обсудили, и пришли к единодушному мнению.

— И какому же?

— Что мы будем делать решишь ты.

— И с чего это мне такая честь?

— Ну как тебе сказать… глас народа. О тебе все знают, тебе все верят.

— Это почему?

— Потому что статуя именно твоей бабули стоит в каждом роддоме страны. А лик твоей матери озаряет не только Красную площадь, но и всю Москву. И процентов восемьдесят нашего народа живет в домах, которые ты спроектировала, а если считать с твоими учениками — то вообще почти каждый наш гражданин. Так что… я понимаю, что это будет трудно, но решать придется именно тебе.

— Ну народ! Не дадут помереть спокойно… Ладно. Только мне нужно сначала посоветоваться…

— С кем?

— Со старшими товарищами. Сейчас уже поздно, так что завтра подготовлюсь и послезавтра быстренько скатаюсь в Школу. И не перечь, молод еще!

Следующий день ясности в голове у Кати не прибавил. Ира Кузьмина — новый «личный врач» Кати — к сказанному Настей добавила, что «по мнению Минздрава» война ввергнет Рим в череду эпидемий, в которых помрет уже миллионов пять, а то и десять. Но в любом случае категорически не посоветовала ей ехать в Школу, ведь до Тулы электрички — единственный вид транспорта, который Катя переносила спокойно — пока еще ехали почти три часа. Все же девяносто семь почти — это возраст солидный. Настя же вообще привела с полдюжины Катиных внуков, которые хором уговаривали бабушку спокойно сидеть дома и смотреть на мир через телевизор. Впрочем, все их уговоры на Катю никак не повлияли — и теперь, сидя в уютном вагоне, она с удовлетворением подумала о том, что мысль «посоветоваться со старшими товарищами» оказалась верной. Просто увидеть всех тех, с кем вот уже восемьдесят с лишним лет строил новый мир, причем увидеть всех в расцвете сил и вспомнить, о чем они все тогда мечтали… Вспомнить, что молодая еще Лера рассказывала о последствиях развала Римской империи… Кстати, надо особо поблагодарить эту девочку-гримера из московского театра. Она вроде с такой нежностью смотрела на Машку — а ведь Солнышко через неделю окотится. Надо попросить уточнить — и если да, то невский от Екатерины Великой будет знаком ее признательности…

Валерий Диокл с ненавистью посмотрел на Клавдия Корнелия и увидел в ответном взгляде отражение собственных чувств. Но постарался ничем не выдать охватившего его негодования. Что было не совсем просто, ведь события вчерашнего дня его серьезно выбили из колеи. Еще бы: совершенно внезапное приглашение (больше похожее на приказ) немедленно прибыть в Москву, потом безумный полет внутри рычащей железной птицы. И теперь еще и встреча в этом зале, размером и убранством превосходящем Парфенон. Но все его чувства замерли, когда в огромном окне появился облик Великой. Валерию показалось, что за годы, прошедшие с того момента, когда он увидел ее в предыдущий раз, она лишь помолодела — а краем глаза заметил, что и враг его тоже вздрогнул при виде богини. А та, внимательно оглядев заполненный народом зал, огласила свой вердикт:

— Легаты северных провинций более не желают находиться под властью Рима и кормить своим трудом дармоедов. Их доводы понятны и справедливы, и они готовы воевать для осуществления своих целей. Рим не согласен с их доводами, отвергает их притязания и тоже готов начать войну для сохранения империи. То есть обе стороны уже приготовились воевать и каждая уверена в своей победе. И обе стороны неправы. Война — если она начнется — уничтожит империю. За десяток-другой лет более сорока миллионов жителей империи погибнут, а выжившим достанутся лишь развалины. Поэтому мы желаем войну предотвратить, и мы постараемся это сделать.