Цитадель один

— У меня в голове есть один маленький приборчик. Он может, начерно, конечно, определить класс человека по уровню мозгового излучения. Это сложно и я мало понимаю, как он работает, но он работает правильно. Именно так я и определил, что ко мне идешь ты, а не кто-нибудь другой — прибор зашкалило. Когда я увидел тебя в первый раз, он показал первый класс. Дальше — дело обучения. Я изначально занижал твой уровень, чтобы у тебя была цель, к которой можно стремиться.

Безымянный судорожно вздохнул.

— Мне осталось немного, и теперь я хочу передать тебе информацию, которую необходимо знать. Жуки уйдут. Цитадели будут уничтожены и им нечего здесь делать. Они оставят наблюдателей — далеко, на краю Солнечной Системы, и будут ждать. Когда на Земле случится атомная война, они вернутся, чтобы помочь выжившим, чтобы возродить нашу цивилизацию.

Он замолчал, и замолчал надолго.

— Много лет я считал себя ответственным за все человечество. Теперь я перелагаю эту ответственность на тебя. В моем нынешнем состоянии мне очень легко заставить тебя поступить так, как я хочу: ты не откажешь умирающему в последней просьбе. Но я не буду так делать. Теперь все решения будут твоими собственными. Я только скажу тебе то, что ты и без меня должен понимать: не верь Рюсэю! Он предаст тебя так же, как предал жителей Атланты и Совет.

— Я знаю, — ответил я.

— Хорошо, — сказал он, опять улыбнувшись. — Прощай, Артем!

Он вздрогнул, его многочисленные глазки потускнели, руки упали на пол. Из раны на груди полилась кровь — совсем немного.

— Прощайте, — тихо сказал я ему.

Даже мертвому я не мог сказать ему «ты». Ушел из жизни еще один мой друг и, наверное, самый лучший. Да, он был прав, когда говорил, что войны уносят жизни самых лучших. Леха, Сева, Безымянный — а сколько людей уже погибло и еще погибнет… А такие, как Симода останутся жить. Это чувство было хуже всего, и я пообещал себе убить Симоду. Убить, несмотря ни на что.

— Что там, Артем? — Макс слегка встревожился. Вряд ли он слышал, что говорит Безымянный.

— Он умер. Мы сделали здесь все и нам можно уходить. Но сначала похороним его где-нибудь у подножия его Цитадели.

Макс пожал плечами, и направился ко мне, когда от входа прокричал Сережа:

— Артем, иди сюда!

Я повернул голову. Сережа держал за руку Катю. У нее на щеке красовался порядочный ожог, а выражение лица было — хуже, чем у мертвеца. Я не подошел, а подбежал к ним.

— Что с тобой, Катя?

— Он умер, — безжизненным голосом ответила она, — меня только опалило, а его совсем сожгло!

— Ее сын умер, — негромко проговорил Сережа. Его лицо было непривычно растерянно.

— Уведи ее, — распорядился я. — У нас с Максом и Даниилом тут одно дело.

— Вы нашли его? — спросила Катя.

Я не стал врать, не стал уверять что все расскажу потом. Безымянный был частью ее жизни, даже большей, чем у меня.

— Он умер, потому что не захотел больше жить.

— Я должна увидеть его.

Я посторонился, пропуская ее к нему. Она бросила взгляд на его лицо, а потом с плачем кинулась на шею Сереже. Я отвел взгляд. Слова были им не нужны.

Мы похоронили Безымянного рядом с Цитаделью. На его могилу я положил отвалившийся кусок стены — он оказался на удивление легким. На ровной поверхности, не поддающейся разрушению, я вывел лазером «Безымянный». Надпись получилась корявая, но лучше так, чем никак. И мы ушли ждать, когда все закончится и нам будет куда улетать.

Все закончилось, как и предсказывал Безымянный, к вечеру следующего дня. До Баттон-Ружа добираться было ближе через Тихий Океан, но я распорядился пролететь над Тунисом. Мне понравился город, и я бы не хотел, чтобы он сильно пострадал. К моей радости, город стоял нетронутым. Лишь на окраине, где лежали обломки космического корабля, дома были сильно разрушены. Даже на экранах были видны груды мертвых жуков на улицах: инопланетное оружие, переделанное под людей, оказалось чрезвычайно эффективным. Жукам не помогали даже их скорость и реакция. Поначалу я тревожился за жителей, но потом узнал, что большинство было вовремя уведено из города.

В Баттон-Руже меня встретили торжествующий Темный и невозмутимый Тед.

— Ай дан олл, — отрапортовал Тэд, а затем, подумав, сказал то же по-русски. — Я все сделал.

Я молча хлопнул его по плечу и сел в первое попавшееся кресло.

— Ваша с Симодой мечта сбылась, — сухо произнес я, обращаясь к Темному. — Безымянный умер.

Он скривился.

— Это была не моя мечта. Жаль, очень жаль. Он мог бы здорово пригодиться.

— Но он не захотел, и с этой минуты вся ответственность — на нас, Саша. Теперь, когда транспорт работает в нормальном или почти нормальном режиме, некоторое время, два-три дня, система будет работать по инерции. А потом все развалится. Здесь, где сотрудники СП в большинстве перешли на нашу сторону, поддерживать порядок будет легко. А там, где Силы Правопорядка уничтожены или ушли, начнутся грабежи. Наши бойцы должны немедленно занять место в Силах Правопорядка. Им надо срочно оформить документы, чтобы они отличались от вооруженных грабителей. На всей Земле надо вводить чрезвычайное положение — до тех пор, пока ситуация не будет под полным контролем.

Радость Темного прошла. Он страдальческим голосом спросил меня:

— Неужели нельзя обойтись без чрезвычайного положения? Мы же не можем уподобляться Слугам!

— А ты хочешь, чтобы люди сразу от так называемой «демократии», да еще и через власть Цитаделей, сразу перешли к народовластию? Людей сначала нужно приучить к тому, что от их свободного выбора зависит все. И сделать так, чтобы на свободный выбор нельзя было искусственно повлиять. Нужно от архаической и неэффективной ООН перейти к новой модели мирового правительства. И как ты собираешься сделать это сейчас? Сломив власть Цитаделей, мы должны эту власть взять в свои руки. А потом уйти — или остаться, если таков будет выбор народа. Ты, правда, не знаешь, что сейчас — самое скверное.

Каюсь, я заразился от Безымянного этой манерой: ждать риторических вопросов со стороны собеседника.

— И что же скверно? — растерянно спросил Темный.

— То, что мы с тобой одной национальности.

— Ну… — задумался Темный. — Я на четверть татарин. Может, мне назваться татарином? Я даже могу мусульманином назваться — веротерпимости ради.

— Этого недостаточно. Все мы, с «одной шестой части суши» для всех остальных — «русские». Даже узбеки и армяне. В общем, так. Ты будешь временным президентом, Тед — вице-президентом, я — премьер-министром, Жорж — вице-премьером. Заметь, что Жорж, как бельгиец, — католик, а Тед — протестант. Осталось только найти еще одного вице-премьера — буддиста из Азии, и почти полный комплект готов. Еврея с индусом подыщем, вот никто и не будет особо обижен.

— Может, Рюсэй подойдет? Он буддист, — предложил Темный.

— Рюсэя Сопротивление приговорило, неужели ты не в курсе? Ты намерен этот приговор выполнять?

— Но он же обеспечил нам победу!

— Если бы он аккуратно зачистил Атланту, приказав жукам убивать только в случае прямой угрозы для их жизней и захватывать в плен как можно больше, он бы получил за это Высший класс и заседал бы в Совете. Благодаря этому наши общие потери могли бы быть намного снижены. Но он, по непонятным причинам, предпочел убивать всех подряд. У меня нет времени возиться с ним сейчас! Но от суда он не отвертится. Два миллиона напрасно убитых — чем это можно искупить?

— Может быть, — тихо сказал Темный, — дело в том, что он принадлежал к боковой ветви древнего рода. А основная ветвь в годы Великой Отечественной проживала в Нагасаки.

Меня замутило.

— Ты хочешь сказать, что в ответ на несправедливость, допущенную семьдесят лет назад, нужно отвечать десятикратной несправедливостью? Да если он действительно мстил совершенно неповинным людям, то он для меня, вообще, из категории «люди» выпал!

После паузы Темный проговорил:

— Симода предостерегал меня от назначения тебя на высокие должности.