Страница 24 из 66
— Я надеюсь, у нас будет еще возможность разгадать эту тайну, а пока я хотела бы, чтобы в кабинете на первом этаже подключили телеграф.
— Хорошо, это просто. Я сделаю это сегодня. Решили занять этот кабинет? – Саше показалось, что в глазах Василия вдруг погас огонек.
— Мы оставим кабинет открытым, чтобы если будет звонок, кто-то мог ответить и позвать меня.
— Сейчас все звонки приходят сюда, - доктор указал на аппарат, щедро заваленный бумагами.
— Тогда, я буду рада, если вы будете приглашать меня в ваш кабинет, если на первом этаже трубку не возьмут. Думаю, через несколько дней у нас появятся клиенты.
— Но откуда? – собеседник удивленно посмотрел на Сашу и даже улыбнулся.
— Надежда Карповна сегодня прибыла в Тюмень. А мы с вами после ужина совершим еще одно важное дело: переберем склад за домом.
— Вы про дровяник? – теперь Василий, уже не скрываясь, засмеялся.
— Да, я видела там немного стройматериалов. Пора начать строить кабинки. Время летит быстро, хоть нам с вами кажется, что это не так, - Саша вспомнила то сожаление, с которым Светлана Борисовна жила в последние годы. Столько всего можно было сделать и увидеть, но стало-таки поздно.
22.
Василий оказался тем еще «строителем». Но кроме одного из помощников и доктора просить было некого. Лаврентича Саша не брала в расчет, поскольку знала, что к таким вот одиночкам нужно подходить очень аккуратно. Чтобы не спугнуть, иначе закроются от тебя, и все, считай, потерян ты для этого молчуна-анахорета.
— Александра, судя по тому, как вы Ивану советы даете, и сами ни раз это строили? – улыбнувшись, тихо сказал Василий, когда они перенесли обрезки досок из сарая,и Иван принялся отпиливать их до нужной длины.
— Нет, не строила. Видела просто. Вот приедут к нам барышни, и что? Все в халатах мокрых бегать будут, как мы? Сушить их не пересушить, доктор. А с кабинками этими дело лучше пойдет: скинут с себя купальники, халаты накинут и в дом.
— Так, выходит, они здесь отдыхать будут? Лечения им можно не назначать? – он удивленно поднял голову.
— А в этой вот водице да в тишине и есть все лечение, Василий Василич. Доктор нам, полагаю, чисто для антуража нужен, но у вас, думаю, дел будет предостаточно.
— Значит, не лечебница это будет, - доктор как-то даже расстроился.
— Лечебница, только для души. Назовем ее школой развития. У каждого ведь есть заботы и проблемы, а сказать барышням о них некому, - сделав серьезное лицо, сказала Саша.
— Да какие у них проблемы, Александра Прохоровна? Какое платье выбрать, или,может, не тот жених предложение сделает? – он хихикнул снова, но, встретившись взглядом с хозяйкой будущей школы, улыбку приубавил.
— Вот у меня сейчас какие проблемы? – она спросила, как спрашивала у детей Светлана Борисовна. Если человек, не важно какого возраста, не может уловить сути, надо просто показать ему пример. Вот от примера-то он и сам дойдет до нужного понимания.
— Я даже не знаю… - он продолжал держать доску, которую пилил молча Иван, но после своего ответа больше ничего не сказал.
— Самой вам сейчас придется, барыня, все дела, которые батюшка ваш решал, делать. Я вот на днях об этом думал, в окно за вами наблюдал, как вы гуляли. Не просто гуляли, а осматривали все. А на лице-то у вас не радость от прогулки, как у подружек ваших, а переживание одно, - вдруг произнес Иван и, перестав пилит, разогнулся и присел на каменное обрамление источника.
— О! Вот видите, Василий, если иногда выглядывать из своих книжек, то можно заметить, что вокруг у каждого тоже есть дела, а чтобы все эти дела делались, нам деньги нужны. Иначе вы ведь все разбежитесь, коли платы не получите. Но самое страшное то, что многие не уйдут. Такие вот, как Иван и его брат, поскольку считают, что обязаны батюшке, - Саша посмотрела на Ивана. Тот стоял, опустив голову и тихонько ею мотал. – Значит, и я неспокойна опять же: ради меня остались, а я руки сложу?
Иван собрал отпиленные доски, сложил в кучу и принялся укладывать бруски, которые тоже надо было распилить. Вот на них-то они и будут прибивать доски.
— На три штуки, как вы описали, Санна Прохоровна, хватит, - укоротив ее имя, сообщил Иван.
— Вот и стройте. Василию Василичу ох надобно воздухом иногда подышать, - Саша, завидев, что Ольга с Софьей возвращаются с прогулки, поторопилась к крыльцу.
— Мы тебя все никак поймать не можем, чтобы ты с нами погуляла, - румяная Ольга широко улыбнулась, повернувшись к Саше, но та все равно заметила, как учительница косит за ее спину. На Василия.
— Вот и поймали, а теперь, идемте в библиотеку, матушку пригласим, почитаем, - Саша страсть как не любила эти коллективные чтения, ведь чужой темп повествования часто вводил в зевоту. Сама она читать любила, даже голос научилась менять, когда малышам читала сказки и рассказы. Решив, что главное - всех чем-то занять, а потом тихохонько мышкой сбежать с данного мероприятия, она поторопилась на кухню, чтобы попросить Наденьку заварить большой чайник чая.
Из головы у нее не шел отец. Человек он был совершенно чужой и незнакомый, но тайна не давала покоя. Как это так? Был и не стало. Когда в матушкином кабинете собрались все, и Олюшка увлекла всех рассказом о диковинных южных племенах, живущих до сих пор в хижинах из банановых листьев, Саша выскользнула и поспешила на первый этаж в кабинет отца. Теперь он был открыт. Василий за день разобрал документы на отцовском рабочем столе, убрал все в шкаф под ключ, подключил телефон, а Авдотья отмыла там окна и пол, сняла занавеску, которая нужна была чтобы летом притенить стол от солнца.
— Ну же, Прохор Данилыч, хоть намекни, что случилось то, - прошептала Саша, сев в кресло. В окно смотрели только величественные ели, подсвеченные фонарями. Тишина стояла такая, что казалось, дом заснул. По спине Саши пробежали мурашки, когда она представила, как двое мужчин бредут по горам в полной тишине.
Открыв верхний ящик стола, Саша достала стопку бумаг, исписанных мелким, но разборчивым, аккуратным почерком. Вспомнились слова Олюшки, что батюшка начал обучаться лечебному делу, будучи уже женатым, а потом проникся и химией. Все бумаги содержали описание воды, камней в Пятигорье, какие-то анализы с непонятными формулами и нарисованными карандашом фигурами. Они были обведены по немыслимому количеству раз. Так Светлана Борисовна всегда делала, когда разговаривала по телефону: чертила треугольники, потом соединяла их в какую-то более сложную фигуру, или мягко обводила овалы, преобразуя их в сложные арабески. Эти рисунки были чем-о вроде визуализации этого диалога: добрый разговор – плавные линии, неприятный – острые углы, многократное повторение одних и тех же линий.
На бумагах Прохора Данилыча рисунки были однотипными: зигзаги, похожие на нескончаемый рисунок на экране осциллографа. Острые углы то резко поднимались вверх, то мельтешили внизу, словно ребенок пытался нарисовать травку.
— Такое с хорошим настроением не нарисуешь, - долго рассматривая его рисунки на полях, прошептала она. – Или Василий не знал о твоих заботах, или мне не говорит ничего, но я настойчивая, Данилыч. Да и постарше тебя буду, так что тайна твоя где-то на поверхности. И пропал ты по одной из причин: или кому-то надо было, чтоб пропал, или сам захотел, - Саша задвинула ящик и почувствовала, как он во что-то уперся. Нет, он задвинулся до конца, но не услышала она того привычного стука дерева о дерево.
— Что там у нас? – полностью выдвинув ящик обратно, она с трудом удержала его в руках. Поставила на пол и заглянула в образовавшуюся нишу. В самом конце белел конверт. И даже невооруженным взглядом было видно, что он закрыт.
23.
Василий разбирал бумаги со стола и из ящиков. Сказал, что остальное ценности не имеет. Ценные хранились теперь в закрытом шкафу, а часть он отнес в свой кабинет.