Обладать и ненавидеть

Моя склонность дистанцироваться от окружающего мира привела к тому, что даже в школе у меня никогда не было много друзей. Быть призраком относительно легко. На самом деле, гораздо труднее избавиться от этой тенденции, как только она становится второй натурой.

Но я думала, что все может измениться, когда моя мама позвонила мне ни с того ни с сего, умоляя о помощи и прося меня выйти замуж за Уолта. Маленький ребенок внутри меня, тот, кто так отчаянно нуждался в любви своей мамы, ухватился за шанс стать жизненно важным. Вот так, подумала я, мы с ней наконец-то соединимся. Теперь наша связь будет крепнуть. К сожалению, эта детская надежда рухнула, когда она и моя сестра приехали в город за покупками. В тот вечер за ужином я поняла, что была для своей мамы не более важна, чем когда-либо, даже с моей новой фамилией. Для нее я была средством достижения цели.

Однако в ту ночь произошло кое-что еще. Неожиданно Уолт оказался рядом со мной, утешая меня. Когда я заплакала и рассказала ему о своей семье, он остался и выслушал, и мое сердце глупо решило, что все еще есть возможность, что, возможно, он, из всех на этой земле, понял, что мне нужен кто-то, кто хотел бы меня безоговорочно, любил меня без причины.

С одной стороны, я даже не осознавала, насколько сильно привязалась к нему, потому что это происходило так постепенно. А с другой стороны, я нисколько не удивлена, что оказалась в таком положении: влюблена в мужчину, с которым играла в дом. Конечно, я смотрела на него как на своего спасителя, потому что он был им во многих отношениях.

Это кульминация всех этих глубинных проблем, любви, смешанной с надеждой, смешанной с отчаянием, что значительно усложнило то, что он так легкомысленно говорил о нашем разводе с Мэтью в библиотеке. Небрежная манера, с которой он обсуждал отношения со мной — как будто я была еще одним пунктом в его контрольном списке, — заставила меня снова почувствовать себя тем маленьким ребенком, совершенно одиноким.

С иллюзией этого брака покончено окончательно и бесповоротно.

Глава 27

Я всегда помнила о том, что временно находилась в квартире Уолта. Я должна была пробыть здесь несколько дней, а потом меня отвлек «Банкетный натюрморт». На самом деле, это не мой дом. Уолт не приглашал меня жить с ним постоянно. Я не могу оставаться здесь, притворяясь, что все нормально. Я не могу оставаться здесь, обманывая себя, заставляя поверить, что я на самом деле жена Уолта. Боже, я хотела этого. Я хотела быть жизненно важной и незаменимой для него, и это желание размыло границы для меня.

Очевидно, мне пора съезжать.

Несмотря на искушение, я не покидаю квартиру Уолта в ту ночь. Я не набираюсь смелости до следующего дня, когда просыпаюсь и обнаруживаю, что квартира пуста, а на кухне для меня оставлена записка. Уолту пришлось бежать в офис, и он вернется только после обеда, поэтому я начинаю собирать свои вещи. Думаю, что было разумно дать себе ночь, чтобы обдумать свое решение, и в свете нового дня я все еще знаю, что будет лучше, если я съеду до того, как он попросит меня уйти. Одной мысли о том, что мне придется терпеть разговор, в котором он вежливо предлагает мне обзавестись собственной квартирой, достаточно, чтобы мой желудок сжался от беспокойства. Я представляю, как бы все прошло, какие оправдания он бы использовал:

«Думаю, тебе было бы так удобнее».

«Я хочу для тебя самого лучшего».

«У тебя будет больше места для твоего искусства».

Он мог бы обставить это миллионом разных способов, но факт в том, что он хочет, чтобы я убралась с его квартиры — отсюда и упоминание о той единовременной выплате — и последнее, чего я хочу, это злоупотреблять гостеприимством.

К счастью, у меня еще есть немного денег в моих сбережениях. Уолт так и не обналичил чеки, которые я выписала, чтобы покрыть арендную плату и стоимость поврежденного ковра, а это значит, что у меня все еще достаточно денег, чтобы оплатить проживание в отеле на некоторое время, пока я не решу, что делать дальше.

Мне не требуется много времени, чтобы собрать свои вещи. Я оставляю прекрасное платье со сбора средств и все другие вещи, которые я купила, которые были необходимы только для этой новой жизни с Уолтом. Моя старая одежда прекрасно помещается в моем старом чемодане. К сожалению, именно мое искусство будет труднее всего транспортировать. Я могу достаточно легко упаковать свои принадлежности в картонные коробки, но мои холсты для Надежды представляют собой особую проблему.

Я звоню ей и рассказываю о ситуации. Я не вдаюсь в мельчайшие подробности о том, почему я переношу свои работы из квартиры Уолта, просто говорю, что это так. Именно ей пришла в голову идея перенести их в нью-йоркскую штаб-квартиру Штейн Галереи. На самом деле, она находит мне помощь в виде команды из трех парней. Они приходят в квартиру к 10:30 утра, чтобы помочь упаковать мои картины с осторожностью, чтобы они не повредились при транспортировке.

Террелл в вестибюле, когда я спускаюсь с ними, чтобы помочь погрузить мои вещи в кузов их фургона.

— Что это все? — спрашивает он, глядя на плоские деревянные ящики, защищающие каждое из моих полотен.

— Мое искусство. — Я улыбаюсь.

Его брови взлетают вверх.

— Ого! Это круто. Жаль, что я не смог увидеть кое-что из этого до того, как вы упаковали это в коробку.

Позже, после того, как я заканчиваю собирать последние вещи из квартиры Уолта, я беру лист бумаги для принтера из офиса Уолта и делаю набросок Террелла по памяти, добавив небольшую записку с благодарностью для него внизу страницы.

Он уже у двери, когда я ставлю свои чемоданы в вестибюле.

— Отправляетесь в путешествие? — спрашивает он с нежной улыбкой.

— Да, — вру я, беспокоясь, что если я посвящу его в то, что я на самом деле делаю, он может вовлечь Уолта.

— Когда вы вернетесь?

— О, я не уверена. — Я протягиваю ему листок бумаги. — Но это для тебя. За то, что помог загружать те коробки раньше.

Он смотрит на рисунок, который я протягиваю ему, и улыбается от уха до уха.

— Что?! Выглядит точь-в-точь как я! Но как вы это сделали? — он изумленно смеется. — Это безумие.

Он аккуратно складывает его и демонстративно засовывает в передний нагрудный карман форменной куртки. Затем он похлопывает по нему ладонью для сохранности.

— Я оставлю это здесь, при себе, — говорит он, придерживая для меня дверь. — Мне вызвать такси?

Я оглядываю улицу, понимая, что совершенно не представляю, куда иду.

— Нет, все в порядке. Я дойду.

Он кивает и направляется обратно в вестибюль, спеша помочь другому жильцу.

Не имея привязки к определенному району города, я решаю остановиться в бюджетном отеле в Мидтаун-Ист, чтобы в любое удобное для меня время я могла дойти до МоМА пешком.

Мой гостиничный номер находится на десятом этаже, тихий и наполненный затхлым воздухом. Кровать скрипит, когда я сажусь на край, и даже с раздвинутыми шторами естественного света почти нет, так как окно выходит на кирпичное здание по соседству.

Несколько минут, пока я сижу там, я чувствую себя бесцельно. От беспокойства у меня туго сжимается желудок. Я напоминаю себе, что уже бывала здесь раньше, одна в Нью-Йорке, но это не помогает. Я уже скучаю по Уолту.

Я занимаю себя тем, что сосредотачиваюсь на последней картине, которую мне нужно закончить для моей коллекции. Трудно создать рабочую студию в отеле, особенно учитывая, что мне пришлось оставить свой мольберт у Уолта. Я подтаскиваю маленький столик к окну и набрасываю на него полотенце, чтобы он не запачкался.

Я расстегиваю молнию на своем чемодане, набитом художественными принадлежностями, и начинаю раскладывать нужные мне предметы, занимая свой мозг повседневными делами в надежде, что он перестанет возвращаться к мыслям об Уолте.

После обеда он звонит.

Я смотрю на его имя на экране моего телефона, и мое сердце колотится от предвкушения и страха. Мои пальцы покрыты пастельной пылью. Я не смогла бы ответить на него, даже если бы захотела.