Айтиот

— В каких отношениях вы состояли с обвиняемым?

Тетка закончила вносить в свой бланк паспортные данные и наконец-то перешла к делу. Я сказал заученное:

— Ни в каких отношениях с господином Смирновым я не состоял. Он не работал у нас.

— Что в таком случае стало причиной конфликта?

— Никакого конфликта у нас не было, по крайней мере, мне ничего об этом не известно.

Мне кажется, или следовательша смотрит на меня с усталым презрением? Вряд ли эта пыльная тетка — гениальный профайлер. Но в общем-то ей и не надо им быть — ежу же понятно, что я вру.

Я уставился в стену за пыльным окном. Скорей бы это позорище уже закончилось.

— То есть вы утверждаете, что подозреваемый просто так подошел и ударил ножом незнакомого человека без всякой причины? — спросила следовательница.

Я пожал плечами.

— Мой подзащитный такого не утверждал, — встрял адвокат. — Он утверждает, что мотивы нападавшего, если они были, ему неизвестны.

— Ну да… — промямлил я. — Неизвестны.

— Значит, статья 111, часть вторая, пункт дэ. Тяжкий вред здоровью, хулиганские побуждения, — следовательница отвернулась от меня и снова стала что-то печатать. — До десяти лет…

— Смирнов получит условный срок? — спросил я. Адвокат зыркнул на меня с неодобрением.

— Только не по второй части… — рассеянно ответила следовательница. Она наморщила лоб, всмотрелась в свой монитор, стерла там какую-то строку и стала вводить заново. — Вот если бы был мотив… или смягчающие обстоятельства… А так — до десяти лет.

Тетка запуталась во вкладках, и на древнем мониторе мелькнула на секунду фотография разделанной курицы — видимо, кулинарный рецепт. Я тупо смотрел, как толстые пальцы стучат по клавишам. Ногти неровно покрыты облезлым красным лаком прямо поверх кутикулы. Удивительно, как эта усталая, скверно одетая женщина на своей скучной работе решает человеческие судьбы. Я ожидал, она станет на меня давить, как тот опер, пытаться раскрыть все обстоятельства дела; к этому я был готов, не первые конфликтные переговоры в моей карьере и не последние. Но оказалось, ей плевать. Ее работа — бумажки заполнить.

Мне, конечно же, тоже плевать. Мало ли я уже сделал всякого дерьма в интересах Дахау. Увольнял людей, недоплачивал им, врал. Рекламировал любое фуфло. Подвел лучшего друга. Бандюков на Сашу этого хитрожопого натравил. А придурка Смирнова мне вовсе не за что любить. Это всего лишь удача, что он меня не оставил калекой или вовсе не пришил.

И все же… отправить человека в тюрьму без всякой даже возможности объяснить свой поступок — значит, признать себя конченным мудаком. Насовсем. Готов признать себя конченным мудаком, Олег Витальевич?

— Подождите, — сказал я. — Я тут вспомнил кое-что… На самом деле мы со Смирновым общались.

— Мне нужно немедленно поговорить с моим подзащитным, — мгновенно отреагировал адвокат. — Олег Витальевич, давайте выйдем в…

— Давайте без давайте! — отрезал я.

— Требую немедленно прекратить допрос, — адвокат не унимался. — Мой подзащитный плохо чувствует себя после операции. Через десять минут здесь будет врач, который…

— Да нормально я себя чувствую! И я отказываюсь от ваших услуг.

— Ч-что?

Впервые с бульдожьего лица сошло профессионально-уверенное выражение.

— Я же имею на это право сейчас? — спросил я у следовательши.

Та секунду поколебалась. Раздумывала, наверно, стоит ли судьба Смирнова того, чтобы заново набивать уже почти заполненный протокол. Потом чуть улыбнулась, кивнула и подвинула ко мне лист дешевой офисной бумаги.

— Пишите отказ от защитника.

— Вы хорошо осознаете, что делаете, Олег Витальевич? — в голосе адвоката прорезались угрожающие нотки. — Последствия со стороны Дахау могут быть…

— А вы мне не давите тут на потерпевшего! — вскинулась следовательша. Видимо, не так уж эта мойра была безразлична к человеческим судьбам, которые от нее зависели. — Покиньте помещение, иначе прикажу вывести!

Взглядом, который бросил на меня адвокат, можно было тараканов травить. И все же он встал и вышел. Явно не желал быть выведенным.

Я включил телефон. После прошлогодних сбоев я корпоративным сервисам не доверял и настроил почтовый клиент так, чтобы письма сразу сохранялись в памяти моих устройств.

— Почитайте, пожалуйста. Я это в ночь перед преступлением Смирнову отправил. Не думаю, что это противоправно, но, сдается мне, аморально…

Следовательша прочитала злополучный ответ Смирнову, не меняясь в лице.

— Вы можете приобщить документ к делу, или как это у вас называется? — спросил я.

— Обязательно, — кивнула следовательша. — Как бы нам его распечатать…

Я ожидал, что Дазуров станет рвать и метать, меня как минимум уволят, или чего похуже. Но он неожиданно отнесся к моему решению с чем-то, отдаленно напоминающим уважение. Всего и сказал:

— Будем теперь по последствиям смотреть, Олежка. Если журналюги пронюхают и выйдет скандал — ответишь за все, что называется, репутационные издержки. Увольнением не отделаешься, Дахау тебе гражданский иск вкатит. Квартиру продашь и еще до пенсии будешь на компенсацию горбатиться. Проценты по тому долгу копейками покажутся. Ну а если обойдется… как говорится, не пойман — не вор. — Дазуров выдержал паузу, покосился на меня. — А вообще, конечно, как мужик поступил. Уважаю. Без нужды гасить человечка никогда не следует.

Я был готов ко всякому, но действительно обошлось. Не так уж оказался интересен желтой прессе и наш захудалый «Натив», и даже «Дахау Про». Может, новостники и схватились бы за жареную тему, обещающую кликбейтные заголовки, но к счастью для нас в то же время случилась утечка данных у крупной компании, занимающейся доставкой еды. Одних только политических скандалов вышел с пяток, а уж распавшиеся браки и семейные драмы никто не считал. Наша главная бухгалтерша неделю ходила с красными глазами — выяснила, что ее благоверный засиживался вечерами вовсе не на работе, а в спальном районе, куда регулярно заказывал суши-сеты на две персоны. Компания, конечно, извинилась, обещала впредь быть бдительнее, поимитировала бурную деятельность по удалению сайтов, где засветились данные — без всякого результата, конечно, в Интернет все попадает навсегда. Разумеется, ни о каких компенсациях пострадавшим пользователям никто даже не заикнулся.