Айтиот

— Да что с вами, Анна Ганнибаловна? Случилось чего? Зачем «по собственному желанию», да еще сегодня? Мы с Вадимом завтра идем на переговоры к немцам, так меньше чем тремя окладами они от нас не отделаются, и от вас тоже!

— Да тут такое дело же… — Каннибаловна от души глотнула коньяка. — Три оклада — это, конечно, дивно и прелестно. Вот только тогда надо будет немцам дела передавать. А там… ну сами знаете…

Я аж крякнул. О некоторых особенностях оформления трудовых отношений в «Нативе» я и не подумал. В России это нормально, тут все схематозят кто во что горазд, а вот как это воспримут известные своей законопослушностью немцы… С них, пожалуй, станется настучать в прокуратуру уже фактически на самих себя, и лучше бы прежнему руководству находиться в этот щекотливый момент подальше…

Зарплатная бухгалтерия в «Нативе» еще до меня стала полностью белой, но были, как говорится, нюансы. Разработка программного обеспечения требует специалистов разного профиля. Таких, как Протасов и его команда, приходится обеспечивать высокой зарплатой, премиями, отпусками, медицинской страховкой и мгновенным исполнением всех хотелок. Специалисты попроще пашут за средний по рынку оклад. И есть еще работа, для которой брать сотрудников в штат попросту нет смысла. Это подготовка материалов для тестирования и обучения нейросети, на айтишном сленге ее называют «разметка».

Разметка — очень простая работа. Надо сортировать поисковые запросы, заполнять базы данных о пользователях, оценивать осмысленность текста. Задачки легкие для людей, но — пока еще — сложные для машины. Никаких специальных знаний не требуется, только обычный человеческий мозг. Я пробовал — это даже прикольно. Первые минут десять. Через час мозги начинают закипать. Это довольно жесткая эксплуатация способности человека распознавать смыслы, видеть и понимать то, чего пока не видит и не понимает машина. Задачи нудные и однообразные, инструкции путанные и постоянно меняются. Сажать людей на оклад для этой обезьяньей работы тупо невыгодно, но поскольку никаких знаний и навыков не требуется, разметчики работают сдельно по копеечным тарифам. Заманиваем мы их обещанием гибкого графика и неограниченного заработка. Ну, отчасти это правда, заработок не ограничен — по нижней планке, само собой. Составляется договор гражданско-правового характера — как мы говорим, ради экономии на налогах. Это не совсем так, сама по себе эта экономия несущественна. Зато никаких прав работнику договор не дает, но на этом мы, скажем так, акцента не делаем. Разметчики в какой-то момент осознают — многие с удивлением — что их договор не предполагает оплачиваемого отпуска, больничного или декрета, а перестать выдавать задания мы можем в любой момент. Вообще-то по закону так оформлять трудовые отношения нельзя, но в разметку идут не от хорошей жизни, и нам все сходит с рук. Впрочем, даже если какой-то особо упорный разметчик дойдет до суда, иска нам бояться нечего — оформляют разметчиков на подставные юрлица, и в уставном капитале там не значится ничего ценнее пары табуреток. А вот аудит эту и некоторые другие серые схемы может вскрыть…

Что поделать, каждый снижает себестоимость продукта как может, иначе в конкурентной борьбе не выжить. Впрочем, я следил, чтобы разметчики все же стабильно зарабатывали вменяемые деньги — примерно на уровне фаст-фуда.

— Да что там объяснять, — вздохнула Каннибаловна. — Немцам наша система вряд ли понравится. Ну пусть сами разбираются.

— Да уж, могу себе представить, — прыснул Вадим. — Пусть им вот Смирнов написывает: «мои, мол, права работника и человека»…

Я тоже улыбнулся. Смирнов, один из старейших наших разметчиков, был притчей во языцех. С упорством, достойным лучшего применения, он годами боролся за права, которых у него по договору не было. Закатывал скандалы из-за каждого штрафа или изменения инструкции, требовал справедливых, по его мнению, тарифов и постоянно грозил уходом. Однако никуда не уходил — видимо, других способов прокормить семью у этого склочника не было. Работал он, впрочем, много и добросовестно, потому мы терпели его бесконечные стенания. Да и жаль его попросту, лузера профессионального.

— Так вы подпишете заявление, Олег Витальевич? — спросила Каннибаловна.

— Ну, если вы действительно уверены…

— А то! — Каннибаловна залпом допила коньяк. — Мне «Натив» как второй дом, вы же знаете… Но меня уже в «ГазАлмаз» позвали. Две недели отработаю, как положено, дела передам и с понедельника выхожу к ним.

Конечно, такие каннибаловны нужны всюду. Это ведь она внедрила систему найма разметчиков. Понимаю, почему ей неохота объяснять некоторые нюансы новому руководству. Я крякнул и подписал заявление.

Акамэ столкнулась в дверях с выходящей Каннибаловной, но посторониться даже не подумала. Пришлось старой ведьме отступить, чтобы пропустить девочку с кошачьими ушками.

— Олег Виталич, я все, — Акамэ, по своему обыкновению, не поздоровалась.

— Хорошо. Я задержусь. Скажи водителю, чтобы тебя отвез, и пусть домой потом едет. Возьму такси.

Акамэ заметила коньяк и состроила презрительную гримаску.

— Маме только не вздумай докладывать, — быстро попросил я. — Новые иллюстрации отсмотрела? Годится что-нибудь?

— Не-е, ничего. Не пойдут. Вайба нет, — Акамэ скривилась. — Я пришлю, чего надо. В четверг, а то послезавтра контрошка по инглишу.

Я замялся. Оставят ли немцы в штате шестнадцатилетнюю школьницу, упорно отказывающуюся снимать в офисе ободок с кошачьими ушками? Оценят ли ее редкий и странный талант?

— Да, спасибо. Если что изменится, позвоню твоей маме на днях, — я решил не бежать впереди паровоза.

— Океюшки, — Акамэ снисходительно улыбнулась и вышла, не попрощавшись.