Айтиот

— Просто отследил, где местные тусят. Тут если повар кого отравит, его в Тибре утопят. А то у меня кореш один работал в ресторане: крахмальные скатерти, официанты в смокингах, все на понтах — а лобстеры всякие по полгода в морозилке валяются. И бутылки из-под дорогого бухла там не выкидывали, подавали в них угашенным клиентам какой-то шмурдяк. Тебе воды еще взять?

Я кивнул. Вадим пошел к холодильнику с газировкой. Я отодвинул недоеденный салат и перешел к свинине. Однако горазды макаронники пожрать на ночь глядя! Пасту у них считают только первым блюдом.

— Как твои каналы? — спросил я Вадима.

Одной из халтурок Вадима в последнее время были каналы в популярном мессенджере. Люди подписывались, чтобы смотреть картинки с короткими историями под ними — юмористические, пикантные, ностальгические. В последнее время особенным спросом пользовались бытовые фотографии позднего СССР. Цель владельца канала — собрать побольше подписчиков, чтобы дороже продавать рекламу.

— Такое… — Вадим махнул рукой. — Сейчас любое школоло может бота настроить на сбор контента. И пипл хавает, так что платить редакторам уже нет смысла… Мы в тридцатке топовых каналов пока, но это, считай, ни о чем, поколение Зет нас теснит со страшной силой… Так что буду держаться родного «Натива», никуда не денусь с подводной лодки.

— Вадь… — я отложил нож и вилку. Мясо в меня уже не лезло, хоть и было превосходно приготовлено. — Может, тебе отпуск взять?

— Да куда, осенью уже отгулял две недели. Каннибаловна домоталась, требования законодательства какие-то, чуть не силой выгнала…

— Я имею в виду, взять полный отпуск, на пару месяцев хотя бы… ну, здоровье… — я напоролся на взгляд Вадима и осекся.

— Все у меня нормально со здоровьем, — ответил Вадим. Он улыбался, но жестяная банка, из которой он наливал в стакан газировку, смялась в его руке. — Или ты хочешь сказать, что я не вывожу?

В этот момент идея, которая давно во мне зрела, оформилась в четкое намерение.

— Ты-то? Да ты вывозишь как боженька! — я поднял раскрытые ладони. — Я без тебя как без рук, без ног и без башки разом! Да что там я — вся наша богадельня! Я почему хочу, чтобы ты отдохнул, пока есть возможность… Как ты смотришь, чтобы самому стать господином генеральным директором? Я таки все. Караул устал. Осточертело, пашу как краб на галерах…

— А Дазуров тебя отпустит?

— Я ему что, крепостной? — я хохотнул с нервозностью, которая самому не понравилась. — Не все же руководство будет уходить, я один. Переходный период мы одолели, да немцы, надо сказать, особо в нашу кухню и не лезли. И потом, я же не на произвол судьбы «Натив» брошу. На тебя хозяйство оставлю. Дазуров возражать не станет, он говорил сто раз, что посторонние в нашем менеджменте никому не сдались. Ты, главное, сам-то как насчет этого, Вадь? Не прямо сейчас — через полгодика, примешь дела спокойно… ну и там, себя в порядок приведешь как раз.

— Ну не знаю, амиго, — Вадим запустил пятерню в дреды, в этом месяце они были фиолетовые и оранжевые. — Можно так-то… А не выйдет, что я тебя, ну вроде как… подсидел? Точно хочешь вот прямо совсем уйти? Пять лет нашей конторе отдал как-никак… Или ты оффер на что покруче получил?

— Да ничего я не получал! И не хочу. Я свалить хочу с этой каторги, понимаешь? Не только из «Натива», — я прикрыл глаза. — Вообще из рекламного бизнеса. Сыт по горло мутотенью этой…

— Да все сыты, всех тошнит… но как же?.. — Вадим выразительно потер большой палец об указательный.

Я заметил, что смял в комок бумажную салфетку, которая не помню как оказалась у меня в руках. Неловко признаваться в таком человеку, который из-за своих путанных семейных обстоятельств вертится как белка в колесе и едва сводит концы с концами. Но, надеюсь, наша дружба это выдержит.

— Да бабла-то я скопил, — решился я. — За хату вторую все выплатил, она нормально так в цене уже поднялась. Акции-шмакции, трехвалютная корзина, биткоины даже. В общем, пассивный доход себе обеспечил. На рестики каждый день не хватит, да и летать придется экономом, но с голоду точно не помру и даже не опухну.

— Ишь, в рантье намылился! А заниматься-то чем станешь? Вот просыпаешься с утречка — а на работу не надо! И завтра не надо, и через неделю, и вообще никогда! Шарики за ролики от безграничной свободы не заедут?

Я потер виски:

— Не знаю, Вадь. Пытаюсь это себе представить — и не могу. Это же не выходные, не отпуск даже, когда еле успеваешь выгрузить из головы срань эту рабочую, как уже пора загружать ее обратно… — я пожал плечами. — Знаешь, мне кажется, только когда это все закончится, я пойму что-то важное и начнется… ну, настоящая жизнь, что ли. Которую я даже представить себе не могу за всеми этими бесконечными совещаниями-отчетами-докладами-метриками… Наверно, найду другое занятие в жизни. Но потом. Сперва выдохну. Попутешествую. А может, и вовсе свалю из России с концами.

— Это ты зря, — Вадим нахмурился. — Своих держаться надо. Для тебя что вообще значит твоя страна?

— Да не знаю… березки… мама с отцом… интуитивно понятные правила жизни. А так и ничего вроде. Мог бы в граждане мира податься. Но, впрочем, лень. Без разницы, где чувствовать себя никому не нужным — там или тут.

— По крайней мере мы на отечественную экономику пашем, амиго. Даже и под немцами этими сраными. Зарплаты и налоги все равно у нас в стране оседают.

— Так-то оно так, — я допил газировку и долил еще из банки в стакан. Приторный вкус поднадоел, лучше бы пива взяли, жаль, что Вадиму нельзя. — Но ведь я обычный наемный манагер. Любой на моем месте делал бы плюс-минус то же самое. Хотел бы я чувствовать себя нужным. Нет, не так — быть по-настоящему нужным. Делать то, что только я и могу, и знать, что это реально… меняет что-то. Но как-то вот… не выходит.

— Понимаю, амиго, — Вадим отсалютовал мне банкой газировки. — Но ты всерьез думаешь, что типа достаточно бросить работу, и в твоей жизни из ниоткуда, само собой появится что-то настоящее? Уверен?

— Да ни в чем я, блин, не уверен! Знаю просто, что не могу так больше. Тошнит меня от этой работы, понимаешь? Втюхиваем продукт клиентам, чтобы они лучше втюхивали свой продукт своим клиентам. Переплачиваем зажравшемуся хамлу Протасову, а внештатников держим на копейках. И вот на всю эту ерунду я свою единственную жизнь трачу… Мне уже тридцать пять…