Страница 29 из 80
Демон не ведал, что такое надежда, он знал лишь неудержимый гнев. Крылья вспороли рубаху на спине, прорезая толстый слой кожи. Налитые силой руки насквозь пробили призрачную ладонь над головой. Импульс боли, стократно усиленный, ударил по огромному чудовищу.
Сборище охранков, молчаливое до сего момента, издало протяжный, ни на что не похожий стон.
Не в силах больше сдерживать меня, она разжала руки — расправившиеся кожистые крылья разом, будто плащ, хлопнули по воздуху. Провал, сквозь который мы низверглись сюда с Кондратьичем, так и манил взор. Подхвати старика, возьми на руку, дерни за шкирку и вытащи вам обоих сюда, умолял он.
Потому что за его пределами было спасение.
Спасение ничуть не волновало мою мрачную суть — демона интересовали лишь разрушения.
Я чувствовал себя будто взаперти абсолютно чужого мне тела. Оно само рвалось в бой, было готово рвать и метать. Ясночтение неистовствовало. Мир, и без того спешивший подкинуть в награду то артефакт, то уникальную особенность, то еще какую приблуду, сейчас готов был перещеголять себя самого. Сколько там абилка силы добавляет в богатырские плечи? 300 %, да и те ночью? На тебе, доходяга, целую тысячу, да не процентов, а очков — покажи всякому, у кого здесь писюн длинней и толще!
Тень с моей спины обернулась чем-то монструозным. Словно покрывало, мокрой тряпкой она залепило исполинше мерзкую рожу, закрывая раззявленную пасть. Воздух тотчас же наполнился дымом — тень была текучей и жгучей.
Я врезался в призрака всей своей тушей — наконец, не устояв на ногах, огромная дева грузно рухнула на пятую точку.
Теневой хват обвязал мглой обе руки разом — осатанев, не помня самого себя в неизбывной ярости, я принялся кромсать сотканный из частей тела живот. Рыча, будто дикий зверь, наслаждался каждым моментом. Кровь, густая, ни на что не похожая, брызгами летела мне в лицо, заливало тело: хотелось вымазаться в этой дряни с ног до головы. Обнажившаяся мертвая плоть под изорванной кожей приводила меня в восторг. Сквозь зубы, вытесняя человеческие, лез ряд демонических, пиловидных клыков, как у Биски.
Это не она сожрет меня — это я сейчас отведаю плоти их давно забытых заклинаний. Упьюсь их жизненной силой, вылакаю все до дна.
Великанша смела сопротивляться. Едва придя в себя после падения, она забузила — огромные ноги вздымались в тщетных попытках оттащить грузное тело из-под меня. Изувеченные ладони спешили смахнуть стоящего на груди демона, словно надоедливую мушку.
Я поймал несущийся на меня кулак. Зал тотчас же огласился мерзким, противным хрустом ломаемых костей. Демоны не прощают, демоны бьют!
Словно осознав свою беспомощность передо мной, живые заклинания тщетно силились закрыться уцелевшей кистью руки.
Я ответил насмешкой, чувствуя почти потоком бьющий из этой мерзости страх.
Он был сладок, как раскаленный ихор. Заставить бояться того, кто уже мертв, — не в этом ли прелесть могущества?
Оторванную огромную руку я использовал как дубину — это смотрелось смешно и нелепо.
И было уже не столь забавно, когда, разломив ее на две части, обрушил мощь своих ударов на доживающего последние мгновения призрака.
Демон ощущал себя в родной стихии. Когда после очередного удара исполин развалился, оставив после себя лишь выдранные с корнем отростки ног, культи рук и кочерыжки голов, внутренний демон понял, что остановиться сейчас — это потерять все.
Под ногами хлюпала мягкая, давно познавшая прелести смерти, разлагающаяся плоть. Трупный дух отчаянно бил в ноздри, резало в глазах до слез.
Кондратьич стоял за спиной. Невесть каким чудом сумевший встать на ноги старик был бесконечно слаб. Рука, почти потерянная, плетью висела, раскачиваясь из стороны в сторону. В другой он сжимал Подбирин — тупой ствол смотрел в мое изменившееся лицо.
Слова молитв щекотали слух, бередили старые раны — язык старика был сбивчив, заплетался. Несчастный начинал один и тот же куплет по второму или третьему разу.
Он попятился, когда мои ноги мокро зашлепали в его направлении.
Внутренний демон решил со мной поиграть. Хитрым змеем возвращал мне часть контроля над собой, заставляя делать один шаг за другим.
Слова лились ядом в мою душу.
Он слаб, он напуган, он всего лишь глупый старик. Выхвати из его рук пистолет, ну а я…
Я сделаю все остальное.
Остальное виделось мне жутким, кровавым месивом. Грань морального горизонта. Демон был рад — в прошлый раз изгнать его из меня сумела Алиска. Ох уж эта Алиска, качал головой враг, первым делом, как ты окончательно уступишь мне, я ее изнасилую. А потом убью. А может быть, лучше наоборот?
Кондратьич щурил подслеповатые глаза, но не стрелял. Демон гоготал, мол, у несчастного просто не хватает сил надавить на спуск. Он выстрелит тебе в лицо сразу же, как только сможет. Не жди, бей первым!
Я сопротивлялся. Мрак, такой мягкий и приятный, ночной мглой, словно плащ, медленно опускался на плечи. Алмазы в глазах мраморных изваяний потускнели, обратившись тщетой стекла. Ярко горящий свет угасал…
Меня схватили за ногу, не давая сделать следующего шага. Биска, превозмогая боль, поднималась, опираясь на меня — демон заставил подать ей руку. Разве это не ради нее он только что вырвался из того плена, в который я засадил его одним лишь усилием воли?
Теперь моей воли не было и не будет впредь, если позволю случиться тому, что он задумал. Здравый смысл в спешке, пытаясь сохранить право на жизнь, вытряхивал сундуки памяти, отчаянно гоня так и лезущие на ум «иже еси на небесех».
Какой от них толк сейчас?
Демон умилялся такой наивности, как будто спрашивал, неужели я в самом деле верил, что его можно остановить чем-то подобным? Лейся эти слова из уст священника — он бы еще подумал. Скажи их Славя — и он бы бежал в ужасе прочь. Кстати, о ней — как думаешь, Рысев, какая часть ей больше нравилась в постели? Людская или демоническая? А может, она попросту тебе врала — ведь не при соитии с человеком она становиться единым целым. А лишь когда воедино сплетаются свет и тьма…
Он не закончил свою тираду. Кондратьич споткнулся, кряхтяще упал, застонал. Рана на его руке была ужасна — тут можно было диву даться, как он еще смог уцелеть?
Словно назло, в голову лез давешний разговор: старик едва ли не признавался мне, что чует свою смерть. Неужели все закончится вот так?