Князь Рысев 4

Страшная догадка спешила обернуться суровой реальностью.

Я резко раскачал кошку, метнув ее над собой. Крюк отчаянно вцепился в землю, защелкнулся — я слышал гул магического захвата. Подергал веревку — держала крепко, можно было забираться.

Ярко вспыхнувший свет вдруг ударил по глазам, заставил закрыться от него руками. Вот, значит, что ощущают вампиры, впервые попавшие под палящие лучи солнца!

— Барин, берегись!

Меня толкнуло в сторону, повалило наземь. Кондратьич лежал на мне, закрывая собственной тушкой. По лицу мазнуло чем-то мерзким, тонким, похожим на нить паутины. Призрачное нечто, оставляя за собой дымный след, в молчаливом гневе пронеслось над нами.

Недовольные промахом своей сестрицы, призраки загалдели на разные голоса. Неразборчивое бормотание переходило в вой, тотчас же сменявшийся диким визгом. В неизбывной ненависти, сверкая бриллиантами очей, они ринулись на нас.

Им не нравился задуманный нами побег. Мерзавки подхватили раскачивающийся из стороны в сторону моток веревки, швырнули его наверх, лишая нас возможности бежать.

Кондратьич вскочил с меня на ноги, тут же мазнул по одной из противниц ножом. Лезвие с легкостью отпорола лоскут полупрозрачной, дымчатой ткани. Не успев упасть наземь, он растаял прямо в воздухе, а призрачная одежка восстановилась.

Охранки, охарактеризовало их ясночтение. Либо Рысев уже в прошлом сталкивался с подобными тварями, либо где-то о них читал.

Я отмахнулся от ненужных мыслей, выхватил из-под куртки пистолет. Мой выпад восприняли как бездумную забаву. Собравшиеся в хоровод девы, сплетенные из охранных заклятий, одарили нас со стариком смешком.

Ну, суки, хорошо смеется тот, кто смеется последним!

Я дернул спусковой крюк, Подбирин лязгнул затвором. Заточенное в капсюль патрона заклинание тотчас же получило свободу. Искрящимся потоком оно вырвалось из ствола — куда там стреляющему неудачами револьверу Франца?

Призраки бросились в рассыпную за миг до того, как почуяли опасность, но было поздно. Поток, словно змея, опутал одну из них с ног до головы. В жутком вое, цепляясь за остатки послежизни, несчастная рухнула наземь, словно птица.

Кондратьич пятился и проклинал все на свете. А потом молился как не в себя. Только что пережившую утрату охранки стаей воздушных медуз бросились к поверженной сестре. Та таяла, разлагаясь на остатки давно отслужившей свой срок маны. Заклинание распадалось на сплетенные меж собой строки, через миг лишь только издалека похожие на былой облик.

Их должен был охватить ужас.

Ключевым словом тут является — должен был. Словно вечно опаздывающий двоечник, он задержался где-то в пути, позволяя им воспылать уже непросто ненавистью — жаждой отмщения.

Два последующих выстрела лишь клюнули их в грудь, пробивая насквозь. Прозрачные, не желавшие скрывать посмертной наготы платья рвались, тела несчастных искажались — если обычный свинец и наносил им урон, то почти никакой.

Лог рад был подтвердить мои догадки — оба раза сопротивление, оба раза урон снижен на 99 %.

Следующий выстрел грянул громом — на этот раз ствол разродился чародейским импульсом. Отдача больно ударила в руку, чуть не выбив из нее пистолет. Переплетенная вязь заклинаний, таившаяся в пуле, заставила охранок хрустнуть. Словно каменное изваяние, застыв в воздухе в неестественной позе, призрачная дева обратилась в крошево обломков, просыпалась прахом наземь.

Я резко развернулся к отбивающемуся Кондратьичу — словно прознав, что ему нечем защититься, живая охрана тянула к нему когтистые руки. Страстные улыбки мертвых красавиц обещали утопить старика в любви холодных объятий. Он крестился как не в себя, а я видел, что это в самом деле работает! Ангелы, к коим он взывал, не спешили несчастному на помощь, но вот святых сил в клинок налили.

Образок, тут же вспомнил я! Где, как не здесь, он мог бы пригодится?

Старик отбивался отчаянно и зло. Нож, заговоренный молитвами, взрезал брюхо одной из этих паршивок.

Она задымилась, будто нечистая от святой воды. Дико вытаращив мертвые глаза, она стремилась выскользнуть прочь, но привыкший бить быстрее, чем думать, старик схватил ее за волосы.

Пример погибшей стал наглядным — осаждавшие Кондратьича девицы заспешили прочь.

Ненадолго, я это уже давно понял — и мгновения не пройдет, как они выдумают новую каверзу.

Биска молчала. Спрыгнула к нам вниз, пригвоздила копытами спешившее на встречу со мной привидение. Несчастному охранку как будто сломали спину — она задергалась в конвульсиях, словно недавно раздавленный жук.

В рука демоница держала мою же веревку — зачем-то отцепив ее, Биска успела смотать ее и швырнула мне — я поймал на лету.

— Не помощь, — на всякий случай осадила меня рогатая, словно чуя, что я собираюсь предложить ей демоническое слияние. — Просто соскользнула сюда, вот и все.

Я уже говорил, что лгунья из дьяволицы вышла отвратительная? Тем не менее, кто бы там за ней не следил, ничего не предпринял в наказание, а значит, был согласен с ее доводами.

В голову пришла дерзкая мысль — если захват кошки может зацепиться за все, то…

Веревка стеганула воздух, словно плеть, обхватила призрачную деву поперек талии — ее полет сбился сразу же, едва сработал магический захват.

Резко, словно курицу с насеста, я сдернул паршивку вниз. Отчаянно вопя, она врезалась в плитки пола, полные слез глаза в тот же миг ответили мне взглядом, заполненным чистой, ни с чем не сравнимой ненавистью.

Я потащил ее к себе, но мерзавка тотчас же воспарила вновь. Она шустро осознала, что бороться с цепкостью чародейский пут бесполезно.

А потому решила возглавить. Словно оживший ужас, она неслась прямо на меня, выставив перед собой когтистые руки. Попади я в ее объятия, и она обратит меня в фарш.

Широко раззявленный рот в крике оказался великолепной мишенью. Я засадил в него три выстрела разом — стремясь разворотить мерзкую морду, пули пробивали ее голову насквозь. Одна прошла через призрачную глотку, другая лишила бедолагу глаза. Словно подбитый самолет, потеряв силу лететь, она врезалась в пол, пропахала носом. Третий выстрел снова выпал на чародейскую пулю — на миг мне показалось, что смог узреть в ее глазах нечто, похожее на предсмертный ужас. Бушующее чародейство обволокло ее с ног до головы жгучей, сжимающейся сетью.

Она вложила все отчаянье в предсмертный крик.