Рожденные в СССР. Прорыв

Видимо, Андропов все-таки готовился к острой акции против его ведомства, но он и сам попал в положение цейтнота. На последнем заседании Политбюро у всесильного Председателя не оказалось сторонников и это здорово смутило всемогущего присланного вместо него представителя. В его сторону высказывались вполне обоснованные претензии и обвинения. И крыть их Цвигуну, что присутствовал вместо Андропова на заседание, было нечем. На что надеялся главный гэбист страны Советов также было неизвестно. Или он имел некий хитрый план или шел до последнего, надеясь на переменную удачу?

Так или иначе, но штурм наличие хорошо вооруженного противника не остановило. Штурмовые группы немецкого и советского спецназов неумолимо продвигались вперед. Слышался грохот автоматных очередей, тарахтение пистолет-пулеметов, иногда разрывы гранат. Пройдя относительно легко сквозь внутренние посты, штурмовики неожиданно уперлись в жесткое сопротивление небольшого отряда умелых бойцов. У тех на руках даже оказались единые пулеметы. И пойти сквозь ливень огня в крыло, где находился кабинет Андропова стало невозможно.

Феткулин задумчиво посмотрел на отметины на стенах, разбитые доски пола. Противник пульт не жалел.

— Муса, доставай гранатомет.

Старший группы еще раз мысленно поблагодарил человека из будущего. Значит, не зря тот воевал в Чечне, чему-то там научился. Трофейный и вполне работоспособный американский гранатомет нашелся на курсах «Выстрел», где подробно изучали возможности трофейного оружия. Ни для кого не секрет, что трофейные команды ГРУ работали во Вьетнаме все годы идущей там войны. По прямой просьбе Ивашутина один из трофейных М 79 перекочевал в очумелые руки спецназовцев и был принят на вооружение одной из штурмовых групп. И сейчас пойдет в дело.

— Хинлиген. Гранатен!

Впереди по коридору раздался грохот. Феткулин резко выгляну и выругался на немецком:

— Шайзе. Унтершиссен.

— Гранатен!

— Алесс фертих!

— Форвадс. Шнелле!

Все команды продолжались отдаваться по-немецки. Хотя ГРУшники лучше знали английский язык. Но конспирации пока придерживались, стараясь унять рвущиеся наружу матерные выражения на родном посконном.

Самодельную баррикаду, сооруженную неизвестными боевиками, преодолели без проблем. 40- мм гранаты разорвались прямо среди оборонявших её бойцов. Несколько чужаков еще дергались в конвульсиях. Резануло по глазам пороховыми газами, пахнуло кровавым мясом. Феткулин скользнул взглядом по лежащим телам. Разорванный в клочья камуфляж «Березка», без знаков различия. Он обыскал одного, пачкаясь в крови. Документов ожидаемое нет, лица славянские. Боевой опыт у них похоже имеется, да и выучка отменная. Кто они такие, черт побери⁇

— Нам нужны пленные.

— Вон тот ранен, товарище первый. А этот все равно не выживет, добью, чтобы не мучился.

— Вызывай сюда санитарную группу, третий. Что там дальше у немцев? — обернулся Рашид в бойцу с рацией.

— Прошли на следующий этаж. Лупят, гады, по всему, что шевелится.

— Что с них взять — Фрицы. Но так у нас никакого народу не напасешься! Надо ли валить всех подряд?

— Приказ вспомни.

— Приказ был действовать по обстановке, второй. Пошли быстро за ними. Все перезарядились? Лос, шнель!

Барабанные магазины, заряженные в АКМС, пусть и мешали точности стрельбы, зато помогли создать подавляющую огневую мощь. В тесной обстановке длинных коридоров автоматные патроны показывали необычайную убойную силу, поражая всех, кто вставал на их пути. Противник зачастую не успевал выстрелить, как получал несколько пуль и выходил из строя. Сопротивление понемногу стихало, как и грохот от выстрелов. Штурмовикам ГРУ осталось подняться еще на один этаж и соединиться с немцами.

— Твою эту, кровищи-то, сколько натекло!

— Ручьем льет. Шайзе.

— Руйе! Форвест! Нихт шиссен!

На ступеньках лестницы протекали настоящие кровавые ручьи. Немцы не стеснялись использовать гранаты, но уже ручные. Из порванных острыми осколками артерий обильно сочилась кровь. Куски рваного мяса и конечностей то и дело попадались под ноги штурмовиков. Развороченные взрывами и очередями в упор тела валялись вдоль стены в лужах натекшей крови. На зубах быстро появился характерный железистый привкус, запахло разорванной требухой и фекалиями. В воздухе повисло марево от спаленного пороха. Его жженая горечь и скисший запах тротила резко бил по обонянию. В коридоре слышались отчаянные крики штурмовиков и вопли убиваемых ими людей, лязг железа, затем опять загремели выстрелы.

— Глянь, девка лежит.

— Еще одна в форме. Башку разорвало. В упор что ли палили? Блять, они здесь каким хреном⁈

— Командир, там в кабинете живые. Спрятались. Есть раненые. Что с ними делать?

Майор Петров, командир отряда ГРУ нахмурился:

— Вяжите всех, потом разберемся. И отставить говорить на русском. Чтобы ни одна гнида вас не услышала! Фертшейн?

— Яволь, герр оберст!

Майор лишь покачал головой на подколку молодого волчары прапорщика, его глаза зло сверкали в полутьме. Никогда бы бывалый боец не подумал, что самую сложную боевую задачу в жизни придется решать в центре Москвы. Но военные приказы не выбирают. Штурмовики просочились в дверь, не забывая крутить головами и готовые тут же открыть огонь.

В большом начальственном кабинете, обставленном тяжелой мебелью, царил бардак. Разбросанные там и сям обломки стульев и столов, разбитые тяжелыми пулями деревянные панели. Общая помпезная обстановка, зеленое сукно и лица вождей на портретах должны были вызвать у входящих сюда трепет. Но сейчас кроме брезгливости не было в душе ничего. У самого входа находился труп немецкого «волкодава», застреленного в упор. Дальше навзничь лежало тело совсем молодого лейтенанта. Его застывшие навечно глаза пристально рассматривали красивую лепнину на потолке, а из простреленной очередью груди уже густо натекло на пол. Пистолет валялся рядом.

— Сволочи, немцам продались! Не трогайте меня!

Прапорщик умело вязал сопротивляющегося гэбэшника.

— Слышь, полковник, гонор свой умерь. Потом, кому положено, разберутся, кто и на кого работал. Руки назад и сиди смирно! Ты, сука, почему сам не стрелял, а молодого под пули подставил?

Взгляд ГРУшника был необычайно зол, потому офицер КГБ затих и растекся слизнем по стене.

— Парня перевяжите, сволочи.