Обладатель Белого Золота

Его вспышка произвела мгновенную перемену в настроении собравшихся. По лицу Первой пробежало облачко печали, Линден опустила глаза. На миг в каюте воцарилась угрюмая тишина – тяжелое дыхание Красавчика лишь подчеркивало ее. Затем Первая мягко промолвила:

– Прости, Друг Великанов. Я не хотела тебя обидеть. Однако знай: хоть мы и в затруднительном положении, это не значит, что у нас нет выхода.

Она повернулась, и ее острый, как клинок, взор остановился на Хоннинскрю.

– Слово за тобой, капитан.

Хоннинскрю бросил на нее сердитый взгляд, но возразить Первой в Поиске не решился, как не решился бы ни один Великан. Заговорил он медленно, натужно, роняя каждое слово словно тяжелый камень, в то время как его руки – сами по себе – неловко шарили по столу, перебирая инструменты и карты.

– Я не могу точно определить наше местонахождение. Облака рассеялись лишь недавно, и у меня было не слишком много возможностей производить наблюдения. Да и на точность наших карт полагаться трудно...

Первая нахмурилась, видимо, полагая, что он уклоняется в сторону, но на сей раз капитан не дрогнул.

– ...А когда знаний недостаточно, любой выбор становится опасным. Однако, скорее всего, мы застряли в восьмидесяти-ста лигах к северо-востоку от земли, которую вы называете Прибрежьем. Той самой, что была обителью Бездомных, где ныне находятся их могилы, а прежде стоял город печали Коеркри.

Название города капитан произнес таким тоном, словно предпочел бы его пропеть. А затем – уже совсем другим тоном – он описал выход, о котором говорила Первая. Ковенанту и вождям Поиска предстояло покинуть «Звездную Гемму» и, двигаясь по ледовой пустыне на юго-запад, попытаться достичь суши и добраться до Прибрежья.

– Или, – устало вмешалась Линден, все это время не сводившая с Ковенанта глаз, – можно не тратить время на Прибрежье и направиться прямо к Ревелстоуну. Я не знаю местности, но мне кажется, что это будет быстрее, чем тащиться в обход, забираясь далеко на юг.

– Айе! – буркнул Хоннинскрю, выражая то ли недовольство, то ли тревогу. – Все это возможно, если побережье и в самом деле находится хотя бы приблизительно там, где оно помещено на наших картах. – Капитан пытался говорить холодно и спокойно, однако обуревавшие его чувства прорывались наружу. – А также ежели этот лед тянется до самого берега, и на всем протяжении такой же ровный, и по нему можно пройти. И если этот холод продержится достаточно долго и лед не растает у нас под ногами – ведь двигаться-то придется к югу...

Пытаясь не сорваться на крик, Великан выламывал каждое слово, словно крушил скалу.

– ...И наконец, если с севера Страна не окажется огражденной непроходимыми горами. Если все это так, тогда, – он набрал воздуху, – тогда наш путь ясен.

Грусть его была столь велика, что ей, казалось, не хватало места в каюте. Но Первая не смягчилась.

– Все понимают, что это рискованный путь, капитан. Так что не отвлекайся и заканчивай свой рассказ.

– Мой рассказ? – не глядя в ее сторону, проворчал Хоннинскрю. – Ну уж нет, это не мой рассказ. Мой брат мертв, мой корабль искалечен и заперт во льдах. Нет, это – не мой рассказ!

Однако приказ Первой оказался сильнее печали. Стиснув огромные кулаки, словно сжимая в них невидимую дубинку, капитан вновь возвысил голос.

– Ты предложил расколоть лед, – промолвил он, обращаясь к Ковенанту. – Ну что ж, прекрасно. Ты отказал в искупительном огне моему брату, Тросу-Морскому Мечтателю, а теперь, движимый безрассудством и жаждой боя, готов сокрушить несчетные лиги льда. Прекрасно. Но так или иначе, «Звездная Гемма» пуститься в плавание не может. Даже будь у нас время, чтобы произвести хотя бы такой ремонт, какой в наших силах – а время бесценно, ибо его у нас в обрез, – и даже если во льду удалось бы проделать проход, наше положение все равно осталось бы нелегким. Дромонд поврежден слишком сильно и не в состоянии бороться с морской стихией. При попутном ветре мы, может быть, и доползли бы до Прибрежья, но поднимись буря, нас может занести неведомо куда. Мы можем оказаться еще дальше от цели, нежели сейчас. Увы... – Великан сглотнул, ибо последние слова дались ему с трудом. – Увы, «Звездная Гемма» больше непригодна для того, чтобы вести Поиск.

– Но... – начал было Ковенант и тут же осекся. Он растерялся, ибо чувствовал, что за печалью Хоннинскрю таилась бездна невысказанного отчаяния, суть которого Ковенанту была не ясна.

Но уже в следующее мгновение его осенило: понимание захлестнуло, словно океанский вал. «Гемма» не могла продолжать плавание, и Первая хотела, чтобы участники Поиска оставили корабль и отправились к побережью пешком. Ковенант поймал себя на том, что неотрывно смотрит на Первую. Сердце Ковенанта сжали тиски холода, от вспышки ярости его удерживала лишь отчаянная тревога.

– Почти сорок Великанов. Четыре десятка соплеменников Бездомных и Идущего-За-Пеной. И ты собралась бросить их во льдах на верную гибель?!

Первая была меченосицей, воительницей, обученной принимать нелегкие решения. Она спокойно встретила взгляд Ковенанта. Глаза ее казались холодными и равнодушными, и лишь где-то в глубине угадывались признаки боли.

– Айе! – процарапал воздух голос Хоннинскрю. – Их необходимо оставить здесь. Ибо если мы возьмем их с собой, тогда на гибель придется бросить саму «Звездную Гемму». И тогда никому из нас уже никогда не доведется увидеть родные утесы и бросить якорь в гавани Дома. Мы не можем построить новый дромонд. А наш народ не может прийти нам на выручку, ибо никому неизвестно, где мы находимся.

Говорил капитан вроде бы и негромко, но каждое его слово оставляло в душе Ковенанта кровоточащую рану. Он не был моряком и потому не слишком тревожился об участи корабля. Иное дело Великаны: страшно было и подумать о том, что предстояло или бросить их во льдах, или увести в Страну, на чужбину, где их ожидает повторение участи Бездомных.

Первая не колебалась: она знала свой долг и имела намерение не уклоняться от его исполнения. Почувствовав это, Ковенант предпочел иметь дело с Хоннинскрю и следующий свой вопрос обратил к нему.

– Но если мы оставим матросов здесь, – промолвил он, подняв глаза и встретившись взглядом с капитаном, – что потребуется им, чтобы выжить?

Хоннинскрю вскинул голову и даже раскрыл рот – его мохнатую бороду располосовала щель. Выглядел он так, будто решил, что Ковенант над ним насмехается, но уже в следующий миг усилием воли взял себя в руки.

– Припасов у нас в избытке, – промолвил капитан, и слова его звучали чуть ли не как мольба. – Припасов довольно, только вот корабль необходимо подлатать – насколько это возможно. А на то потребуется время.

«Время», – подумал Ковенант. Он покинул Страну уже более двух месяцев назад, а Ревелстоун – более трех.

Сколько невинных душ успели загубить Верные? Но чтобы не потеряв ни дня, пришлось бы оставить на корабле Красавчика – а он на такое, конечно же, ни за что не согласится. Да и сама Первая, скорее всего, тоже.

– Сколько времени? – натянуто спросил Ковенант.

– Дня два, – ответил Хоннинскрю. – А может быть, даже три. И это если работать не покладая рук.

– Проклятие! – вырвалось у Ковенанта. – Три дня! – А отступать он не собирался, ибо, будучи прокаженным, знал, сколь нелепо стремление купить будущее, продав ради этого настоящее. Угрюмо вздохнув, он повернулся к Красавчику.

Усталость еще сильнее подчеркивала болезненное уродство Великана: казалось, будто его согбенной спине не под силу выносить тяжесть головы и рук. Но глаза его светились внутренней силой, а на Ковенанта он смотрел так, будто заранее знал, что именно собирался сказать Неверящий. Знал и принимал с одобрением. Ковенант, напротив, чувствовал себя круглым дураком. Он явился сюда, гонимый желанием возжечь пламя, но теперь мог предложить сподвижникам лишь терпение, которого недоставало ему самому.

– Постарайся управиться за день, – пробормотал он и торопливо, чтобы не слышать, как отреагируют Великаны, вышел из каюты.