Страница 12 из 127
— А Перси Ли была красивая? — спросила Энн.
— Не знаю, можно ли было назвать ее красивой… не знаю, — медленно проговорил капитан Джим. — Как-то об этом никто не задумывался. Она была такая милая и славная, что ее нельзя было не любить. Нет, вообще-то она была миловидная: большие карие глаза, блестящие каштановые волосы и белая, как и у всех англичанок, кожа. Они с Джоном были обвенчаны в тот же вечер в нашем доме. Народу собралось — тьма. Потом мы все проводили молодых до этого дома. Миссис Селвин разожгла огонь в очаге, а мы ушли, оставив их у камина — точно так, как Джону привиделось тогда на берегу. Странно все это, очень странно. Но мне в жизни пришлось повидать много странного.
— Какая прелесть! — воскликнула Энн: ей пришлась по сердцу эта романтическая история. — И долго они здесь жили?
— Пятнадцать лет. Вскоре после их свадьбы я сбежал из дому и нанялся на парусник — такой уж я был в душе бродяга. Но каждый раз, когда я возвращался из плавания, я шел сначала в этот дом и рассказывал миссис Селвин о своих приключениях. Они были счастливы. У них вообще был талант на счастье. Есть такие люди. Они просто не умели долго сердиться. Раза два они поссорились — оба были с характером. Но миссис Селвин однажды со смехом призналась мне: «Я очень переживаю, когда мы с Джоном ссоримся, но все равно в глубине души я счастлива — потому что у меня есть возможность ссориться — а потом мириться — с таким прекрасным мужем». Потом они переехали в Шарлоттаун, а их дом купил Нед Рассел и привез сюда свою молодую жену. Они вечно шутили и смеялись — так мне, по крайней мере, помнится. Мисс Элизабет Рассел была сестрой Алека. Года через два она приехала сюда и поселилась с ними. У нее тоже был веселый нрав. Мне кажется, что стены этого дома пропитаны смехом и весельем. А вы, миссис Блайт, третья молодая жена, которую я вижу в этом доме, и самая красивая.
Энн действительно замечательно выглядела в тот вечер: на щеках ее цвели розы, а глаза сияли светом любви. Даже суровый доктор Дэйв поглядывал на нее с удовольствием, а по дороге домой сказал жене: «Какую рыжекудрую красотку отхватил мой племянник, а?»
— Я у вас замечательно провел время, — заявил капитан Джим, — но пора идти на маяк.
— Приходите к нам почаще, — сказала Энн на прощанье.
— А вы не боитесь, что я стану злоупотреблять вашим приглашением? — спросил капитан Джим с какой-то грустной улыбкой.
— Нет, не боюсь — я всегда буду рада вас видеть — честно-пречестно, как мы говорили в школе.
— Тогда буду приходить. Смотрите, как бы я вам не надоел. И вы тоже иногда меня навещайте, окажите мне такую честь. А то мне там совсем не с кем поговорить, кроме Старпома. Слушать он умеет, и мозгов у него будет побольше, чем у любого Макалистера, но вот разговора от него не дождешься — знай себе мурлычет. Вы молоды, а я стар, но мне кажется, что наши души одного возраста. Мы оба принадлежим к породе людей, которые знали Иосифа,[1] как говорит мисс Корнелия Брайант.
— Знали Иосифа? — недоуменно повторила Энн.
— Да. Корнелия делит всех людей на тех, которые знали Иосифа и которые не знали. Если у человека сходные с вашими взгляды и он хорошо понимает ваши шутки — тогда он из породы людей, которые знали Иосифа.
— Ах, вот как! — воскликнула Энн. — А я таких людей называю «родственными душами».
— Совершенно правильно, — согласился капитан Джим. — Когда вы сегодня вошли в дом, я сказал себе: «Она из породы людей, которые знали Иосифа». И очень этому обрадовался. Я считаю, что такие люди — соль земли.
Энн с Джильбертом вышли провожать своих гостей. Взошла луна, и бухта Четырех Ветров казалась зачарованной гаванью, куда нет доступа непогоде. Тополя вдоль дорожки, высокие и суровые, как жрецы какого-то мистического ордена, слегка серебрились в лунном свете.
— Мне всегда нравились пирамидальные тополя, — заметил капитан Джим. — Это королевские деревья. Они сейчас не в моде. Говорят, что у них сохнут макушки. Это правда, они действительно сохнут, если каждую весну, рискуя сломать шею, вы не забираетесь по лестнице наверх и не обрезаете ветви. Я сам это делал для мисс Элизабет, и ее тополя никогда не выглядели растрепами. Она была к ним очень привязана. Ей нравились достоинство и надменность этих деревьев. Если вам нужны приятели, миссис Блайт, — вы полюбите клены, но если вам нужно изысканное общество — тогда обратитесь к пирамидальным тополям.
Гости уехали, а Энн с Джильбертом пошли прогуляться по своему саду и посмотреть на ручей. Его прозрачные струи поблескивали в тени берез. Вдоль берега росли маки, которые казались чашами, полными лунного света. Воздух был напоен ароматом цветов, посаженных еще женой учителя. Она, как казалось Энн, посылала им привет и благословение из далекого прошлого. Молодая женщина остановилась и сорвала цветущую ветку.
— Люблю нюхать цветы в темноте, — сказала она. — В темноте словно проникаешь в их самую душу. О Джильберт, этот дом — просто чудо. И я рада, что до нас здесь нашли свое счастье другие молодожены.
Глава восьмая ВИЗИТ МИСС КОРНЕЛИИ БРАЙАНТ
Сентябрь в бухте Четырех Ветров выдался солнечный и тихий: дни стояли теплые, ночи — лунные, на рассвете землю устилала золотистая пелена тумана, а вечерами горизонт заволакивала лиловая дымка. Ни разу за весь месяц не штормило, даже не дул сильный ветер. Энн и Джильберт обживали свое гнездышко, гуляли по морскому берегу, ездили в Глен Сент-Мэри и в рыбацкую деревню, катались в лодке по бухте или в коляске по засыпанным сосновыми иголками дорожкам в лесу. В общем у них был восхитительный медовый месяц.
— Если бы мы даже сегодня умерли, все равно мы жили не зря — потому что у нас были эти четыре недели, — сказала Энн. — Вряд ли они когда-нибудь повторятся — но они у нас были. И погода, и люди, и наш дом — все как будто сговорились, чтобы подарить нам чудный медовый месяц. Даже ни разу не пошел дождь.
— И мы ни разу не поссорились, — поддразнил ее Джильберт.
— Ну, с этим можно и не спешить, — ответила Энн. — Я очень рада, что мы решили провести медовый месяц здесь. Светлые воспоминания о нем навсегда останутся в нашем доме, а не будут рассеяны по разным городам.
1
[1]Библейское выражение. (Примеч. пер.)