Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 42 из 43

— Ну, чего сидишь с обалдевшим лицом? Вставай давай и поехали!

***

Самолет приземлился в восьмом часу утра, Марта вылезла из доставившего всех прилетевших к зданию аэропорта автобусу, прошла в зал прилёта и увидела странный мемориал. На небольшом постаменте была установлена фотография в чёрной рамке, под которой лежала целая гора чуть подвядших цветов. «Кряжев Дмитрий Егорович», — прочитала она, посмотрела на то же изображение, которое использовали для агитационных плакатов во время выборов мэра Нежнина, и в который раз за сутки почувствовала, что что-то идёт не так.

— Извините, — обернувшись, Марта увидела женщину в форме служащей аэропорта, и не удержалась, чтобы задать вопрос ей, — а что случилось?

— Как, вы не в курсе? — Служащая удивлённо приподняла левую бровь, выщипанную в тонкую ненатурально ровную линию. — Это наш мэр. Он погиб во время теракта неделю назад.

— Неделю? — переспросила Марта, ощущая, что у неё подкашиваются ноги. — Он один?

— Нет, там весь самолёт, только команда выжила. Какой-то ублюдок выпустил отравляющий газ. Говорят, из исламистов был. Или радикалов. Расплодилось их, вот в наше время… — Марте показалось, что дай служащей возможность, и она заговорит её до вечера.

— Да, спасибо. А есть список тех, кто погиб? — Сердце неслось галопом, не давая успокоиться.

— Конечно. На сайте мэрии вывешен. Они ж с Китая летели, договор о сотрудничестве там подписать собирались…

— Спасибо, — ещё раз сказала Марта, снова прерывая её. — Я присяду, что-то у меня голова закружилась. Боюсь летать.

— Да, я не буду мешать, а вы водички попейте — помогает, — закивала головой служащая, и Марта села на стоящую рядом скамью.

Теракт — это страшно, и это то, что мог устроить Саша, чтобы спасти её, но стоило убедиться, и Марта открыла браузер. На главной странице была размещена всё та же фотография Кряжева, под которой располагалась пространная эпитафия, перечислявшая все заслуги мэра перед городом. И только ниже она нашла список погибших. Из перечисленных в лицо она знала только троих: двух телохранителей Папы и его — Артёмова Александра Андреевича.

И в этот момент ей показалось, что сердце остановилось.

3.

— Что это?

Папа посмотрел на флакон с насадкой-распрыскивателем, который я достал из кармана и крутил в руках, сидя в кресле напротив него. Он был сделан в форме дозатора для астматиков, и при обыске его у меня не забрали. Самолёт летел на высоте десяти тысяч метров, и до приземления в аэропорту Нежнина оставалось всего полчаса.

— Это? — Я скептически сжал губы и посмотрел на него. — Это наша смерть.

— А ты юморист, — хохотнул он и посмотрел на своего подручного, который сидел в соседнем ряду: — Забери.

Тот встал, наставил на меня вальтер и протянул вторую руку за флаконом ладонью вверх. Жест, который обычно расфокусирует внимание, чем я и воспользовался. Делая вид, что готов выполнить распоряжение, я в свою очередь протянул дозатор, но не донося его до ладони, разжал кулак, и он полетел вниз. Столкнувшись с носом моего ботинка, флакон разбился, выпуская в салон аконитин, приобретённый мною вчера вечером на чёрном рынке Пекина.

Войдя в реакцию с кислородом, жидкость мгновенно превратилась в газ, заполняя всё свободное пространство салона, и я еле успел сунуть в нос фильтры-затычки и закрыть рот и глаза, пытаясь минимизировать вред, который яд нанесёт мне. Умереть я не боялся, но всё-таки пока не хотел.

— Послушай, — спросил я у торговца, который продавал гомеопатию легально и яды — подпольно, а также вполне сносно говорил по-русски, — как это будет?





— Сначала начнётся чесотка. Сильная, до крови. Потом участится дыхание, словно тот, кого ты хочешь отравить, поднялся на самую высокую гору. Потом дыхание станет очень медленным, словно он впал в транс. Он станет одновременно очень горячим и очень мокрым, словно пробежал марафон за два часа…

— Но это невозможно!

— Э, не знаешь ты истории. В Берлине Кичоге пробежал его как раз за два часа.

— Ладно, поверю на слово. Дальше?

— А дальше — судороги, паралич и смерть.

— И сколько это займёт времени?

— Полчаса, час, два… Всё зависит от человека и его подготовки.

— А, к примеру, я?

— Ты… — Торговец вышел из-за прилавка и обошёл вокруг меня, словно сканируя взглядом мои параметры. — Тебе час понадобится. Если не дойдёт до судорог, то съешь вот это, — он подал мне тюбик с чем-то очень вонючим. — Оно поможет добраться до ближайшей больницы.

— Спасибо!

Я улыбнулся, на ощупь доставая из кармана тот самый тюбик, но открыть его не успел — почувствовал удар по голове и отключился.

***

Пришёл в себя я в палате интенсивной терапии областной больницы Нежнина. К моему лицу была прижата дыхательная маска, рядом мерно гудел аппарат жизнеобеспечения и пищал монитор, отслеживающий жизненные показатели. Не то, что я ожидал, но тоже неплохо — с учётом того, что я вот он, лежу, дышу и даже думать могу. И всё помню.

В больнице я провёл почти две недели. Врачи были рады, что смогли вытащить меня с того света, и очень жалели, что я оказался единственным, кто выжил, не считая команды. Город нёс траур по погибшему мэру, правоохранители пытались разобраться в том, откуда в самолёте оказался нелегальный яд, а я отдыхал и приходил в себя.

Пару раз ко мне наведался следователь из местного следственного комитета. Он задавал вопросы о том, кто я, кем являлся Папе — точнее, Кряжеву Дмитрию Егоровичу, мэру города Нежнина, каким образом оказался в самолёте и почему остался жив. На все вопросы у меня были заранее подготовлены ответы, проверить достоверность которых сейчас никто бы не смог. Я рассказал, что несколько месяцев назад Дмитрий Егорович нанял меня для проверки мифа о древнем артефакте, который предполагалось разместить в городском музее. Да, Дмитрий Егорович сам поехал в Лхасу, чтобы заключить договор, и там мы встретились. Да, я подтвердил ту информацию, которую получил из газет и от свидетелей. Нет, артефакт мы не забрали, его должны были привезти позже, после заключения договора и организации экспозиции. Да, я летел обратно вместе с Дмитрием Егоровичем. Нет, я не знал, что у него с собой такое…

А потом произошло что-то непонятное. Одним утром ко мне в палату вошел мой лечащий врач, сообщил, что я абсолютно здоров и сегодня выписываюсь. Мне принесли выписной эпикриз, в котором стоял диагноз «острый аппендицит», а в графе «Фамилия, имя, отчество пациента» — Логинов Александр Андреевич. Я непонимающе посмотрел на врача, тот пожал плечами, передал мне паспорт с новой фамилией и конверт. На месте, где должен был быть шов от аппендэктомии — так называлась операция, которую мне якобы сделали, — я обнаружил именно его, чуть подживший, но вполне достоверный.

Собравшись, я вышел из больницы, сел на скамейку в сквере, достал конверт, распечатал и вынул из него записку. «Алекс, — говорилось в ней, — я благодарен тебе за то, как ты изменил мою жизнь. Надеюсь, я смог отплатить тебе той же монетой. Все документы переоформлены на новую фамилию. Уверен, что вы с Мартой будете счастливы». Подписи не было, но я легко предположил, кто мог всё это организовать. Князь. Или Игорь? Я даже не знал, как теперь называть его, ведь он не просто не сделал мне ничего плохого, наоборот — исправил то, что всё портило.

Сложив записку обратно в конверт, я сунул его в карман куртки. Затем заглянул в задний карман рюкзака, чтобы убедиться, что ключи от квартиры лежат на привычном месте, и увидел кристалл — тёмно-зелёный с розовыми вкраплениями...

4.

Только-только отцвела сирень. Марта шла, размахивая букетиком таких ароматных, но, к сожалению, последних самых любимых ею цветов, и мечтала, что скоро всё закончится. Ещё чуть-чуть, и она уедет из этого города. Будет приезжать к родителям и брату с племянниками — у Любаши родились близнецы, но это всего на несколько дней в году, а в остальное время не будет вспоминать ни о чём. Может даже встретит кого-то, с кем сможет забыть.