Страница 38 из 43
– На этот счет я не нахожу нужным посвящать вас в какие-либо подробности, но только прямо говорю, что тот, кто осмелится мечтать об Анне Петровне, будет иметь дело со мной.
– Какое дело?
– Как полагается между дворянами – поединок.
– Зачем поединок? Не надо этого... Нехорошо... Так вы вот отчего беспокоитесь?.. Ну, так поверьте, я не буду мешать вам...
Ему очень хотелось, чтобы Гагарин почувствовал себя совсем хорошо и чтобы его лицо прояснилось. Но тот сидел угрюмый и строгий.
– Так вы любите? – протянул Денис Иванович. – Это очень хорошо... Я понимаю...
– Ничего вы, как я вижу, не понимаете, – вдруг рассердился Гагарин.
– Нет, понимаю, – подхватил Денис Иванович. – Вот, видите ли, вы открыли мне свою тайну, и вы мне нравитесь. Вы мне и тогда у Лопухиных очень понравились... Хотите, будемте друзьями?.. Если бы у меня была тайна, я открыл бы вам ее, но у меня еще нет тайны. Однако я все скажу. Понимаете, я бываю у Лопухиных потому, что там бывает... Анна Петровна Оплаксина...
– Ну так что ж?..
– Не понимаете?
– Ничего не понимаю.
– И ее племянница, – краснея опять до слез, выговорил едва слышно Радович.
Если бы Гагарин, услышавший теперь такое признание Дениса Ивановича, не видел его при первой своей встрече с ним в саду у Лопухиных вместе с Валерией, то подумал бы, что тот желает, издеваясь, морочить его. Но теперь он вспомнил эту пару и сразу чутьем влюбленного уверился, что Радович говорит правду. Он просиял, и невольная широкая улыбка осветила его лицо. Конечно, для него был смешон Денис Иванович, влюбляющийся в Оплаксину, когда перед его глазами было чудо красоты – Анна Лопухина.
– Я вам верю, – сказал он.
– Ну, вот и отлично! Значит, вы не тревожитесь больше?
– Послушайте, Радович, – заговорил Гагарин, откладывая шляпу и снимая перчатки. – Если бы, когда я ехал к вам, кто-нибудь стал пророчить мне, что мы сделаемся друзьями и не разведемся поединком, я посмеялся бы тому в лицо. Но вышло вовсе не так, как я предполагал, и вместо того, чтобы видеть в вас себе помеху, я вижу, что вы можете оказать мне некоторую помощь...
– Отчего же? С удовольствием, с большим удовольствием! – охотно согласился Денис Иванович.
– Дело в том, что я нежданно-негаданно назначен в корпус генерала Розенберга, который мобилизуется на австрийской границе для борьбы с французским консулом Бонапарте. Вероятно, мы пойдем на помощь австрийским войскам.
– Неужели? – сочувственно удивился Радович. – Значит, вам уезжать надо?
– Конечно. Я, как офицер, не могу отказаться от назначения в корпус, который готов отправиться в действие. Я должен ехать. Но мало того – меня отправляют туда курьером с пакетом, с тем чтобы я остался уже там, и отправляют спешно. Завтра утром я обязан выехать... Сегодня я узнал это. Я заезжал к Лопухиным, чтобы проститься, но меня не приняли.
– Как не приняли? – воскликнул Денис Иванович. – Не может быть!
– Сказали, что уехали с утра.
– Позвольте, – вспомнил Радович, – правда, вчера говорили, – они собирались в подмосковную к Безбородко; да, правда, они должны были уехать.
– Значит, это верно? – с некоторым облегчением произнес Гагарин. – А я думал, что именно меня не хотели принять...
На самом деле так и было. Екатерина Николаевна, знавшая о готовившемся Гагарину приказе, который был устроен ею, нарочно увезла сегодня ничего не подозревавшую Анну в подмосковную к Безбородко.
– А вам остаться еще на день нельзя? – попробовал спросить Денис Иванович.
– Немыслимо.
– Тогда знаете что? Напишите письмо, а я передам его так, что никто не узнает. Будьте спокойны!..
Гагарин вдруг радостно взглянул на него и протянул ему обе руки, восклицая:
– Неужели вы это сделаете?
– Конечно сделаю. Разве это трудно? И я вот что предложу вам. Я попрошу, чтобы она написала ответ, и я вам пошлю его, куда вы скажете. А потом вы опять напишете ко мне и я передам, и так вы будете в переписке. Лопухины уезжают в Петербург, но и я перевожусь туда же...
– Никак не ожидал, никак не ожидал, – повторил несколько раз Гагарин. – Спасибо вам!