Страница 18 из 43
Он спокойно стоял перед нею.
Радович как будто опомнилась и тут только поняла, что дворецкому никак не может быть известно, почему вдруг Денис Иванович, никуда, кроме сената, не ездивший, отправился к Лопухиным и просидел у них два часа.
– Я просила к себе Зиновия Яковлевича; скажите им, что я у себя буду! – и Лидия Алексеевна направилась к себе в спальню, села у своего столика, опустила голову, сжала руки и задумалась.
Зиновий Яковлевич Корницкий был управляющий, заведовавший ее делами уже тридцать шесть лет, с тех самых пор, как она с мужем переехала из Петербурга в имение. Поступил он к Радович двадцатилетним, красивым молодым человеком. Статный, видный, ловкий, дворянин по крови (отдаленного польского происхождения), он не был простым управляющим: почти сразу занял он при Лидии Алексеевне место, гораздо более близкое, и сумел удержаться на нем. Он числился на государственной службе по благотворительным учреждениям, куда за него Лидия Алексеевна вносила иногда очень крупные пожертвования, и получал за это чины и ордена.
Он вошел в спальню Лидии Алексеевны не торопясь и вразвалку, прямо неся свое стройное, холеное тело и высоко закинув гордую голову в пудренном парике с косичкой, с покатым прямым лбом, римским носом и бритым подбородком. Его видная фигура, особенно осанистая от той равномерно распределенной полноты, какая может быть у пятидесятишестилетнего нестареющего мужчины, красиво обрисовывалась ловко сшитой на старый екатерининский лад одеждой. На нем были белый атласный камзол, кружевное жабо и манжеты, шелковое лиловое исподнее платье, шелковые лиловые же чулки, лаковые башмаки с бронзовыми фигурными пряжками и поверх камзола что-то вроде короткого лилового бархатного шлафрока с широкими, закидными, как у священников, рукавами на белой атласной подкладке.
Он вошел, поздоровался с Лидией Алексеевной, сел напротив нее в кресло, раскинувшись в нем, и положил ногу на ногу. Сразу в этой уверенной, спокойной позе он стал похож на известный портрет начальника благотворительных учреждений при Екатерине, Ивана Ивановича Бецкого, при котором служил и которому, видимо, подражал.
– Я очень взволнована, – начала Лидия Алексеевна.
Зиновий Яковлевич внимательно рассматривал бриллианты колец, передвигая их на своих тонких пальцах...
– Что случилось? – спросил он.
– Да Денис меня беспокоит...
– Ах, это! – небрежно уронил Корницкий и опять занялся кольцами.
Он произнес эти слова с таким выражением, как будто хотел сказать: «Я уже знаю обо всем, но, право, все это не важно и беспокоиться тут нечего».
– Да ты, верно, не знаешь всего, – стала возражать Лидия Алексеевна, – ведь он со мной так говорил вчера, как никогда не осмеливался; вчера на балу за Лопухиной Екатериной увивался, а сегодня поехал к ней и сидел два часа...
– Все это я знаю, – по-прежнему спокойно протянул Зиновий Яковлевич.
– Я думаю, тут начались чьи-то шашни против меня. Сам он едва ли осмелился бы, – сказала Лидия Алексеевна. – Теперь опять этот билет на бал. Через кого Денис получил его? Я просила Марью Львовну Курослепову разузнать...
– Хорошо, – одобрил Корницкий.
– Ведь он тих, тих, а вдруг прорвется и погонит меня из дома... Каково это будет мне, матери?
– Все может случиться, – согласился Зиновий Яковлевич. – Что ж, по закону он имеет полное право! Все состояние принадлежит ему.
Вместо того чтобы утешить, Корницкий, словно нарочно, еще больше раззадоривал Лидию Алексеевну.
– Право, право! – раздраженно заговорила она. – Главный закон тот, что сын должен слушаться матери; это – божеский закон, а все остальные – люди выдумали...
– Они же и применяют их!.. И если Денис Иванович захочет...
– Так и вправду выгонит меня?! – подхватила, сверкнув глазами, Лидия Алексеевна.
– И вас, и меня, и всех, кого захочет, – подтвердил Зиновий Яковлевич. – Мне уж он объявил три месяца тому назад открытую войну... Вы не обратили на это внимания?
Действительно, три месяца тому назад Денис Иванович перестал вдруг разговаривать с Корницким и начал избегать его.
– Я думала, что это просто обыкновенная его блажь, что это он так, сам от себя, – стала оправдываться Радович, – а теперь вижу, что кто-то занялся им. Надо принять меры, и я их приму...
– Что же вы сделаете?
– Найду, не знаю!.. Нельзя же допустить, чтобы дети шли против родителей! В крайнем случае, я сама к государю поеду.
– Государь, разумеется, все может, – вставил Зиновий Яковлевич.
– И поеду, – повторила Лидия Алексеевна, все больше и больше раздражаясь. – Государь сам был, говорят, примерным сыном, он должен понять и образумить мальчишку... Если это штуки Екатерины Лопухиной, посмотрим еще, кто кого... Посмотрим!..
Лидия Алексеевна встала и заходила по комнате. Мысль обратиться к самому государю и просить у него управы на строптивого, каким теперь представляла себе Радович сына, пришла ей в голову еще сегодня с утра, и с утра она носилась с нею.
– Вот еще что, – обратилась она к Корницкому, – приготовь к послезавтрашнему дню двести рублей. Марья Львовна взаймы просит.
– Слушаю! – сказал он.
– Да еще убери ты от меня эту глупую рожу – Степку; видеть его не могу! Препоганый! Какой он лакей? Отошли его в деревню, пусть там огороды копает...
Зиновий Яковлевич и на это сказал только:
– Слушаю!..