Страница 9 из 38
Движимый каким-то внезапным озарением, он уже увидел, что бревно состоит из двух половинок. Узкая трещина, которой двадцать лет назад не было видно, теперь зияла. Ударив слегка по дереву топором, он вытащил один гвоздь, потом другой — и почерневший от времени футляр раскрылся у него в руках.
Так последнему из рода Рангеловых досталось повстанческое ружье — ружье времен Ботева и Левского, ружье, с которым в Сентябрьские дни его отец охранял Георгия Димитрова.
4
В каких только переделках Рангел не побывал! А из села в село, как легенда, передавалась радостная весть: ружье деда Рангелова в отряде!
«Выстрел грянул!» — пели девушки на посиделках старую народную повстанческую песню, и слова ее звучали по-особому.
Однажды ночью в селе снова прогремели выстрелы. И снова, как десятилетия назад, победно зазвенел колокол. На площади ярко запылал костер: горели налоговые книги с именами бедняков-недоимщиков. Вспышки пламени освещали мужественные лица партизан.
Малина ушла с мужем в отряд. Долго после этого рассказывали в околии, как партизаны захватили село, как старинное ружье-ветеран карало угнетателей народа. Но из-за этого старинного ружья забрали в полицию Рангелову сестру, издевались над ней, переводили из одного участка в другой, пока она не погибла от побоев. Мать не выдержала этого удара и тоже вскоре умерла. Незадолго до наступления свободы убили в перестрелке и Малину. Рангел вернулся и не застал в живых никого из своей семьи. Дом его с вьющимся виноградом и верандой был превращен в развалины.
Стояла осень, и внизу, в реке, плавали только рассохшиеся бочки. Рангелу некуда было пойти, негде было повесить свое ружье. Правда, перед ним все двери были открыты — люди наперебой приглашали его к себе, не знали, где усадить. Но не было у него родного очага, не было человека, который вместе с ним заплакал бы, вспоминая мать, сестру, жену, что не родила ему сына…
5
И, видимо, для того чтобы его утешить, в правлении сельского кооператива, созданного в Бистреце после освобождения, среди портретов погибших партизан повесили пожелтевшую фотографию его деда и единственную карточку его отца в старой солдатской форме. Здесь же, среди портретов на стене, Рангел повесил и ружье.
Куда только не звали его работать — и в милицию, и в государственную безопасность, предлагали высокий офицерский чин в армии, но Рангела тянуло на село. Он решил остаться в деревне налаживать кооператив.
Нелегко ему пришлось с крестьянами, с их привязанностью к собственному клочку земли. Не все поверили сразу председателю. Даже некоторые вчерашние товарищи отступились от Рангела. Но когда они собирались вечерами в канцелярии кооператива спорить или что-нибудь решать, все невольно поглядывали на ружье, висевшее среди портретов. На нем высечены номер и название русского завода. Оно прошло с болгарским народом тяжелый путь борьбы за свободу и теперь как бы призывало к миру между крестьянами.
С каждым годом к владениям кооператива присоединялись все новые участки, и наконец среди бистрецких крестьян вовсе не осталось единоличников. Все, кто шли за Рангелом, за председателем, стали словно ветвями его рода. Все ему сделались близкими, родными. Благоденствие этих людей, их счастливая, радостная жизнь — в этом теперь был смысл его существования…
Бухгалтер закончил свой рассказ. После всего того, что я услышал, мне не терпелось поскорей увидеть последнего из рода Рангеловых. Мы допоздна прождали его в правлении, но он так и не пришел. Тогда мы решили отправиться на поиски. Дома его не оказалось. Там, где когда-то было пепелище, возвышался теперь новый дом с верандой, увитой виноградом, и источником во дворе. Сверху, со старого орехового дерева, упал мне под ноги косматый шарик, будто говоря: «Добро пожаловать!» Перед глазами у меня сразу всплыли образы старого деда Рангела, его сына, раненного штыком, а потом, спустя много лет, зверски убитого… А со ступенек каменной веранды спускался маленький Рангел — нет! — мальчик в белой рубашке.
— Где отец? — спросил его бухгалтер.
— Не пришел еще, — ответил он и посторонился, пропуская нас. — Заходите! Отец сейчас придет!
Отец? Но ведь Рангел был последним… Откуда же этот мальчик? Значит, подчинившись житейскому закону, Рангел женился еще раз — и вот продолжатель его рода.
Бухгалтер, должно быть, понял мои мысли и, когда ребенок побежал зажигать свет, шепнул мне:
— Это мальчик партизанский. Сирота. Из семьи учителя. И отец и мать его погибли. Рангел нашел его Девятого Сентября и усыновил.
Бухгалтер попрощался — и у него была семья, и его ждали дома. А я с мальчиком отправился разыскивать его отца. Кто-то сказал нам, что председателя будто бы видели в правлении. Но там было пусто и темно.
Мы повернули к дому. Время приближалось к полуночи. Белая сентябрьская луна лежала на небе, как круглый хлеб на потемневшем подносе. Шаги наши отдавались эхом в тишине. Сонно подпевала мостовая. Река, виноградники, заросли орехов, все село переговаривались в ночи шепотом, старинным и легендарным.
Вдруг раздались выстрелы из ружья — один, два, три. Я вздрогнул. Кто стреляет? И что произошло? Может, где-нибудь пожар или еще что случилось?
— Это отец! — сверкнул глазами мальчик. И словно бы вытянулся, вырос сразу. — Стреляет из дедовского ружья. Ведь дедушка Рангел, вы знаете, был повстанцем!
— Но зачем он стреляет среди ночи?
Грянул четвертый, последний, выстрел. И снова все притихло.
Я подумал, признаюсь, что председатель все еще не рассеял кошмаров прошлого и преследует воображаемых врагов. Стреляет, чтобы облегчить себе душу…
— Каждый год ровно в полночь в этот день он стреляет. Ровно в полночь.
Мальчик весь светился. Он уже стал каплей рангеловского рода. И торопился все мне объяснить:
— Вы ведь знаете, в этот день началось Сентябрьское восстание! И каждый год отец подымается на «Пой, петух» и стреляет четыре раза…
Я понял его объяснения: первый раз — за Апрельское восстание, второй — за Сентябрьское, третий раз — за восстание Девятого сентября. А четвертый? А четвертый раз за то, что жив род Рангеловых и никому не стереть его с лица земли; за то, что повсюду можно найти его росток; что вся страна превращается в огромный, верный русскому оружию род, где каждый ребенок может сказать: «Мой прадед Рангел был повстанцем!»
Перевод с болгарского Т. ТЕХОВОЙ.
Захар Дичаров
ГЛУБИНЫ СЕРДЦА
Меня спросили, почему я храню на своем столе этот светло-коричневый камешек с розовыми прожилками. Мне подарил его капитан-лейтенант Бобровин. Когда я уезжал из Н-ской базы подводных лодок, он протянул его мне и сказал, приятельски улыбаясь:
— Возьмите-ка с собой… Можете вы понять, что такое для моряка родной берег?.. Этот камень — кусочек нашего берега.
Вот я и привез эту частицу бескрайнего нашего материка. Долго вез…
Помню, однажды я спросил у Бобровина:
— Скучно тут живется, а?
Капитан-лейтенант присел на базальтовую глыбу, поросшую редкой травой. Фуражку он снял, подставляя ветру широкий лоб, и волосы его сразу стали похожими на растрепанный лен. Он поглядел на меня искоса, через плечо, и усмехнулся, словно дивясь моей наивности:
— Вижу, вижу. Жаждете встретить этакого, знаете, героя — сто лет прожил у черта на рогах, а все кричит: «Отлично!» Не верьте таким! Стоять в бухте Мария — не мед, нет, нет — не мед!
— Ну а служба ваша, политработа? Она…
Бобровин встал, прошелся, вновь остановился, не переставая жевать какой-то стебелек. На фоне чистого бирюзового неба отчетливо обозначилась его широкая в плечах фигура.