Страница 26 из 38
— Обождите, рядовой Крошкин, я вас позову.
Брошюрка… Когда после тревоги все уже сидели в бронетранспортере и колонна вот-вот должна была тронуться в путь, эту книжечку дал Ивану командир отделения.
— Возьмите, — сказал сержант, — посмотрите на досуге. А то опять забудете, как действовать при атомном взрыве. Да не пачкайте, это из библиотеки.
Не зная, куда девать брошюрку, Иван подержал ее сначала в руках, потом незаметно сунул в сумку от противогаза, рядом с холодной ребристой коробкой.
На учениях с боевой стрельбой покладистый и добрый «противник» отступал. Ведя «бой» в глубине обороны, рота вышла к реке. Ширина реки не превышала пяти-шести метров, но топкое, илистое дно, даже летом холодная родниковая вода всегда доставляли солдатам много неприятностей. Крошкин, как и все старослужащие, которые не раз форсировали речку на учениях, в шутку именовали ее Днепром, хотя на топографических картах она называлась некрасиво и буднично — Дрязгавка.
Сбегая по отлогому склону, Иван немного замедлил шаги, прицеливаясь, где бы сподручнее перемахнуть через Дрязгавку, чтобы если уж купаться, то хоть не выше пояса. А то на весенних учениях он поскользнулся и сел, окунувшись по шею. После он долго чистил автомат, но на второй день то там, то здесь на металле выступила ржаво-красная сыпь. Дело тогда кончилось одним нарядом вне очереди, как сформулировал старшина, «за нерадивость». И теперь при мысли о ледяных объятиях Дрязгавки у Ивана по спине начинали бегать мурашки.
Но Крошкину повезло. Возле самой воды цепь взвода вдруг сломалась и остановилась: с левого фланга что-то кричали, а что — разобрать сначала было невозможно. Наконец сосед слева, взводный агитатор ефрейтор Леонтьев, повернулся к нему лицом и крикнул:
— Передай по цепи: отходить назад, на высотку.
Крошкин тотчас крикнул то же самое соседу справа — гранатометчику рядовому Садчикову, а тот дальше — Галиаскарову. Мансур только молча кивнул головой, потому что правее его никого не было.
«Чудно, ей-богу, — размышлял Крошкин, топча сапогами бурьян теперь уже в обратном направлении. — Правофланговый в строю — это орел, красавец, маяк, вроде Кольки Садчикова. А то поставят кого попало… Вон у нас на правом фланге — Мансур. Тоже мне орел… В армии без году неделя, а туда же, в правофланговые…»
— Подтянуться! Шире шаг! — донеслось издали. Иван узнал голос взводного и зашагал проворнее.
«Ну я-то хоть вперед не рвусь, аплодисменты и слава мне ни к чему, — мысленно оправдывал себя Крошкин. — А отчего? Леонтьев рассказывал, будто Мансур взял обязательство: овладею, мол, всем штатным оружием роты. Ха, акробат! Из автомата еще не очень хорошо стреляет…»
— Сто-ой! — протяжно и разноголосо прокричали с левого фланга. Все повернулись кругом и залегли. И тут Крошкин увидел то, что многие заметили еще у реки: навстречу двигалась контратакующая группа «противника». Иван догадался, что командир роты решил отразить контратаку огнем с места.
На какую-то минуту над полем повисла ломкая, сторожкая тишина. Потом в соседнем отделении размеренно и степенно заговорил ротный пулемет, к нему хлопотливой скороговоркой присоединились ручные пулеметы, часто и совсем негромко ударили автоматы. Крошкин прицелился в зеленоватые, плохо видные издали мишени и тоже дал очередь.
В душе ему очень хотелось, чтобы его пули попали в цель. Если здесь, на правом фланге, останутся мишени непораженные, с кого спросят, как не с него? В самом деле, не с Галиаскарова же спрашивать? Крошкин невольно взглянул направо. Мансур стрелял короткими очередями, всякий раз тщательно прицеливаясь.
Впрочем, тут же внимание Крошкина привлек Садчиков. Держа в опущенной руке гранатомет и чуть пригнувшись, он, не торопясь, шел вдоль фронта роты, как ходит охотник, подкрадывающийся к дичи. Потом Садчиков опустился на колено, вставил в ствол гранату. Прежде чем положить трубу гранатомета на плечо, он окинул взглядом поле «боя» и приближающиеся фанерные танки.
«Сейчас Коля даст им!» — с уважением подумал Крошкин, давно привыкший к тому, что Садчикову все удается легко и просто.
Но тут произошло неожиданное. Сзади Садчикова словно из-под земли вырос майор с белой повязкой посредника. Он махнул рукой и что-то сказал. Садчиков отложил в сторону гранатомет и лег на живот, подперев подбородок ладонями.
— Чего он тебя? — крикнул Крошкин. Николай, видно, не расслышал, но понял вопрос. Вместо ответа он ткнул себя в грудь, а затем ввинтил указательный палец в воздух, давая понять, что его душа «отлетела на небо». Крошкин хотел еще спросить, как же теперь быть с танками, но посредник строго взглянул в его сторону. Иван сразу отвернулся и, не целясь, нажал на спуск. Шагов за пятнадцать впереди него пули вздыбили фонтанчики пыли, и одна, пропев протяжное и тонкое «ти-у-у», ушла куда-то в высоту.
— А, чтоб тебе! — вполголоса выругался Крошкин, досадуя то ли на свою неудачную очередь, то ли на посредника, обернувшегося так не вовремя.
И тут Иван заметил, что автомата справа больше не слышно. «Неужели он и Мансура «убил»?» — с неприязнью подумал Крошкин о посреднике и, чтобы не привлекать его внимания, чуть-чуть скосил глаза. То, что он увидел, ошеломило его. Галиаскаров оставил свое место в цепи и, подминая животом начавший желтеть бурьян, полз к неподвижно лежавшему Садчикову.
«Что же это Мансур-то? Неужто от фанерных танков драпает?» Выругавшись про себя, Крошкин уже открыл рот, чтобы крикнуть Галиаскарову, но вспомнил о посреднике и промолчал. Да, впрочем, и Мансур полз спокойно, не суетился, хотя и не медлил, и на его согнутой в локте руке по всем правилам лежал автомат. Вот Галиаскаров взял лежавшие возле Садчикова гранатомет и сумку с гранатами и тут же откатился немного назад, к желтевшему холмику прошлогоднего окопа.
«Гляди-ка, что задумал», — подумал Иван, не очень-то веря в успех. А Мансур присел в окопчике на колено, из-за его плеча высунулась черная труба гранатомета.
Слева по-прежнему грохотало на все лады, но Крошкин слышал теперь только один выстрел. Он видел, как головастая граната прошила фанерную грудь танка и тот сразу замер на месте.
— Жарь, Мансур! — крикнул Крошкин, даже не подумав о том, что в этом грохоте его никто не услышит. Между тем Галиаскаров, проворно работая локтями и коленями, отполз вправо и выстрелил снова. На этот раз граната отшибла самый краешек танка, двигавшегося посредине. Но и этого было достаточно.
— Эх, вот молодец! — удивляясь удаче товарища и распаляясь все больше, восхищался Крошкин. — Леонтьев! — крикнул он, обернувшись влево. — Видал? Мансур-то два танка подбил!
— Чего? — переспросил Леонтьев.
— От глухая тетеря! Два танка, говорю, Галиаскаров хлопнул! Ты что, не видел! — вновь крикнул Иван и с досадой махнул рукой, поняв, что все равно Леонтьев его не услышит.
«Кусочек бумажки бы сейчас», — думал Крошкин, хлопая себя ладонью по карманам, но бумаги не было. А Галиаскаров тем временем еще раз сменил позицию, и последний танк, не дойдя до Дрязгавки, замер на месте.
И вот тут-то Крошкин вспомнил о злополучной брошюрке, лежавшей в сумке рядом с холодной ребристой коробкой противогаза. Он рывком расстегнул петельку и вытащил книжку. На лицевой обложке было изображено грибовидное облако атомного взрыва, зато обратная сторона ее была совершенно чистой. Не раздумывая, Иван оторвал обложку и, то и дело продавливая карандашом бумагу, написал: «Галиаскаров подбил три танка». Он смял обложку в комок и бросил Леонтьеву, а искалеченную брошюру сунул обратно в сумку, даже не заметив, что загнул добрую половину листов. Ему было не до этого. Он теперь снова слышал, как справа короткими очередями стучал автомат Мансура, и видел, что далеко не все пули достигали цели. И ему вдруг почудилось, что впереди, на том берегу Дрязгавки, мишени будто ожили. Ивану даже казалось, что он видит чужих людей, одетых в непривычную для глаза форму, с незнакомыми значками на рукавах. С какой-то упрямой злостью, которую он, пожалуй, и сам не мог бы объяснить, Крошкин посадил бегущую фигуру на плоский пенек мушки и дал очередь.