Страница 20 из 52
Стоящий под деревом Вовчик стал для меня столь же привычным зрелищем, как и школьный забор. Иногда рыжий дожидался нас с двумя стаканчиками мороженого в руках (угощал девчонок), иногда — с букетом ярких осенних листьев (вручал его Зотовой). Не пугал его ни дождь, ни холодный ветер. Не реагировал мальчик и на шутки моих одноклассников (те уже вычислили, по какой причине встречали рыжего октябрёнка по пути из школы). Но шутили четвероклассники осторожно. Потому что выяснили: Вовчик, не стесняясь, лупил своих обидчиков кулаком по носу — даже пионеров-старшеклассников.
В конце октября Вовчик подстригся. Теперь он являлся на встречу с нашей компанией аккуратно причесанный, с вымытыми ушами и без грязи под ногтями. А всё это, потому что в лице Светы Зотовой Вовчик обрёл «даму сердца». Уже при первой встрече с Зотовой рыжий мальчишка повёл себя странно: всё больше молчал (!), часто вздыхал и глуповато улыбался. Я даже допытывался у него тогда: не случились ли у мальчика в семье неприятности. Но Вовчик лишь отнекивался, махал головой… и хвостиком следовал по квартире Солнцевых за Светланой Зотовой — не выпускал её из виду ни на мгновение.
В субботу двадцатого октября мы дружной гурьбой (Виктор Егорович и Надежда Сергеевна составили нам компанию) отправились в кинотеатр «Октябрь». Отсидели дневной сеанс (Вовчик провёл его в кресле по соседству с курносой Светой), посмотрели главный фильм-хит прошлого года: «Баллада о доблестном рыцаре Айвенго». Именно тогда в рыжеволосой голове конопатого мальчишки и оформилась идея: он выбрал себе «даму сердца» (как «истинный рыцарь»). О чём на выходе из кинотеатра без всякого стеснения нам и объявил. Объектом своего обожания Вовчик избрал Зотову.
Я не читал детям «Айвенго» (уж очень роман Вальтера Скотта изобиловал нудными и длинными описаниями). Но пересказал его своим юным слушателям вкратце (по просьбе Вовчика). Книга понравилась рыжему меньше, чем фильм. Однако он тут же потребовал историй «о рыцарях»… но среагировал на Светин взгляд и добавил: «Миха, почитаешь нам о них, когда девок не будет. Ладно?» Зотова появлялась в нашей компании не ежедневно. А Зоя себя «девкой» не посчитала: с удовольствием прослушала историю о Рыцарях Круглого стола (в моём, далёком от оригинала изложении).
Зотовой, к моему удивлению, понравилась «игра в рыцарей». Света поощряла рвение Вовчика улыбками, в награду за «рыцарские поступки» (к ним приравнивалось и мороженое, и букеты из листьев) она прогуливалась под руку с рыжим октябрёнком от школы до автобусной остановки. Рыжий вышагивал рядом с «дамой сердца», глуповато улыбаясь. Он всё больше помалкивал (будто рядом с Зотовой терял дар речи), горделиво посматривал на лица прохожих. Вот и сегодня Вовчик выдал первую длинную фразу, лишь когда троллейбус с моей одноклассницей свернул на перекрёстке в направлении Суворовской улицы.
— Миха, ты щас сразу к Пашке идёшь? — спросил он. — Или снова к своему ветерану побежишь? Ты ему там, наверное, уже все кактусы пересадил. Или чё, вы пересаживаете их каждый день? Мама говорила, что они дохнут от частого пересаживания. Это ж кактусы, а не какие-то там фиалки!
Вовчик помахал розовой атласной лентой — Зотова подарила её «рыцарю» в знак согласия считаться «дамой сердца». С того дня Рыжий не расставался с лентой даже в школе. Извлекал ту из кармана, едва только терял из вида объект своего «служения». Лента за две недели приобрела неопрятный вид. Зоя уже предлагала Вовчику её постирать. Но тот не расставался с подарком — после Зоиного предложения лишь поспешно затолкал ленту в карман, заявив: «Она мне и такой нравится». Вовчик вздохнул и вновь посмотрел вслед увозившему Свету Зотову рогатому троллейбусу.
— Сегодня к Фролу Прокопьевичу не пойду, — заверил я. — На прошлой неделе дважды к нему ходил. Согласен с тобой, Вовчик: так часто пересаживать кактусы вредно. Я на праздник к Лукину загляну: он приглашал. Неудобно отказывать старому человеку, как вы понимаете.
Я виновато пожал плечами. Заметил, что Зоя насупилась. Каховская уже дважды напрашивалась сходить вместе со мной к генерал-майору. Она доказывала, что ухаживает за комнатными растениями ничуть не хуже меня. Заверяла, что «непременно» понравится бывшему лётчику. Уверяла, что готова часами слушать рассказы «старого человека» хоть о кактусах, хоть о самолётах («да хоть о чём»). Но я отказался от её компании: заверил девочку, что Фрол Прокопьевич очень нелюдимый человек. Говорил: пенсионер непременно рассердится, если я приду к нему не один — да ещё и без предварительной договорённости.
В моём описании генерал-майор Лукин представал эдаким «сумасшедшим профессором». В рассказах о ветеране войны я акцентировал внимание на его «странностях» (реальных, но сильно преувеличенных). Описывал пенсионера угрюмым и нелюдимым стариком. Объяснял его крики «стариковской» раздражительностью (громкий голос в телефонной трубке слышали все, кто на момент звонка находился в комнате с телефоном), а резкий тон — «генеральской» привычкой командовать. И даже любовь Лукина к кактусам я трактовал приятелям, как нежелание пенсионера встречаться с людьми.
— Да уж, такому не откажешь, — сказал Вовчик. — Даже мой батя так не орёт. Он после армии домой сержантом вернулся. А этот твой старик Фрол ещё и настоящий генерал. Ну его… с таким связываться. Хотя, разочек я бы к нему сходил: у него, наверное, и настоящее оружие дома есть — это… наградное.
Рыжий мальчишка скрутил Светину ленту в трубочку, направил её на почти сбросившие листву кусты шиповника — изобразил стрельбу из пистолета. Зоя Каховская фыркнула, покачала головой. Проходившие мимо нас старшеклассники усмехнулись в ответ на «стрельбу» октябрёнка. А вот назойливые голуби словно и не услышали громкие Вовчиковы «пух, пух» — бесстрашно вертелись под ногами у спешивших к автобусной остановке пешеходов. Зоя Каховская чуть сбавила ход и попридержала меня (словно показывала, что рыжий стрелок — не с нами). Вовчик заметил это, хмыкнул и спрятал «оружие» в карман.
— А я седьмого ноября к брату на концерт пойду, — сказал рыжий. — Они в красном Дворце культуры будут выступать — в том, что на улице Строителей коммунизма. Тока они там будут петь всякую ерунду. Ванька сказал, что «нормальный репертуар на сцену красного ДК не пропустят».
Вовчик вздохнул.
— Почему это не пропустят? — спросила Зоя.
Рыжий пожал плечами.
— А я чё, знаю?
Он зафутболил в кусты встретившийся ему на пути камень — тот зашуршал опавшими листьями.
Мы шли по узкой заасфальтированной пешеходной дорожке, покрытой похожими на шрамы трещинами и складками (это приподнялось над древесными корнями дорожное покрытие). Вдыхали запах прелой листвы (земля не высохла после ночного дождя). Посматривали по сторонам — любовались окрасившимися в яркие осенние наряды деревьями. В уже почти голых кустах шиповника сновали воробьи, громко спорили друг с другом вороны, ворковали провожавшие нас настороженными взглядами голуби. В небе то и дело проносились стайки улетавших поближе к теплу перелётных птиц.
Зоя тряхнула стянутыми в хвост волосами.
— Если песня хорошая, то её обязательно захотят послушать, — заявила Каховская. — Организаторы ведь тоже не глупые. И наверняка любят музыку. Твой брат должен был им сказать, какие новые песни знает. И объяснить, что эти песни нравятся советским слушателям.
Вовчик улыбнулся.
— Брательник им говорил…
Рыжий махнул рукой.
— Бесполезно, — сказал он. — И слушать про нормальную музыку не захотели. Брательник сказал, что они отсталые. И не понимают… это… «интересы молодёжи» — вот. Эх! Слышали бы вы, как Ванька лабает на гитаре Элвиса Пресли! Вот чё бы на концерте народ с удовольствие послушал!
Он мечтательно вздохнул.
— Наверное, — неуверенно согласилась Зоя.
Взглянула на меня, будто поинтересовалась моим мнением.
— Музыка Пресли — это неплохо, — сказал я. — Но только не на седьмое ноября. Это же патриотический концерт, а не обычные танцульки. Будем отмечать годовщину Октябрьской революции. Потому и репертуар подбирают соответствующий. Элвиса можно было исполнить на день учителя. Но точно не теперь.