Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 20 из 65

Кудрявцев ударил по тормозам. Казак и афганец подбежали к месту аварии. Изделие японского машиностроения представляло собой груду металлолома. Что же касается водителя, то пульс у него можно было не проверять. Да и трудно было разобраться, где кончается Борман, а где начинается железо.

– Допрыгались, – изрек Казак, оглядев результаты погони. – Поиграли в боевик, в натуре. – Ладно, садимся в тачку и валим отсюда, пока нас никто не видел. Придется начинать все сначала…

Каждый раз эти конспиративные встречи были обставлены несколько, как казалось Сергею, театрально. Он знал, что Ишмуратов и Князев догадываются о некоторых его своеобразных контактах, но относятся к этому спокойно. Вроде как в продолжении романа «Семнадцать мгновений весны», которую Казак выудил в библиотеке своего города. В этой книге уже чуть ли не все фашисты знали, что Штирлиц – советский агент, но, тем не менее, делали вид, что, мол, так и надо. Возможно и его босс полагал: люди, контактирующие с «органами», все равно в его структуре появятся, и никуда от этого не деться. Так уж пусть будет надежный человек…

На этот раз встреча была запланирована на берегу Смоленки, неподалеку от кладбища. Казак шел по пустынной набережной. Часы можно было проверять – ровно в 17.00 с 14-ой линии вывернула знакомая «Тойота», за рулем которой сидел человек профессионально неприметной внешности. Такого увидишь в толпе – и ни за что не срисуешь. Машина поравнялась с Сергеем, и он тут же сел внутрь. Автомобиль двинулся по мосту на Голодай.

– Ну, что там у вас? – спросил водитель. – Краткий вариант я слышал, теперь подробно…

Выслушав печальную повесть о последних событиях, он покачал головой.

– Да, сержант, поиграли вы в Голливуд. Этот Кудрявцев, он отморозок тот еще. Он однажды устроил такой цирк с фейерверком в Сестрорецке!.. Ну, а ты-то? Впрочем, ладно, с кем не бывает… Если в ты к ребятам Барина обратился – может, они бы еще больше начудили. Дуболомы, что с них взять. А вот что ты об этом всем думаешь?

– Да ничего мне пока непонятно. Ладно, я понимаю, контрабандисты. Переправляют художественные ценности за бугор. Но что-то очень уж у них методы размашистые. Мочат направо и налево не задумываясь.

– Вот то-то и оно. Тут дело даже не в том, что мочат. Это как раз случалось. А вот структура у них, судя по всему… Для большого дела созданная. А какое оно, это дело? Черт побери, ну, сколько там может быть картин? Даже если кто-то из НКВД всерьез в те времена крысил – так не столько же! Знаешь, в «органах», конечно во все времена разные люди были. И все равно в те времена много украсть он не смог бы просто физически. Не успел бы. Кто-нибудь бы обязательно заложил. И получается…

– Что они занимаются чем-то еще? А картины так – просто подвернулись? Да, мне вот какая мысль пришла в голову… Я вот все думаю – чего это он от нас так ломанулся? Может, решил, что мы – это ваши?

– Похоже на то. А значит, эти неизвестные товарищи нам еще интересней. Уже не Ишмуратову, а нам! Так что копай дальше. Да, кстати, мы, как ты просил, пробили этого Гену-Бормана. Нет, ну как он навернулся! Спасатели аж вспотели, выковыривая его из машины. Тоже мне, Шумахер недоделанный. Так вот, он и в самом деле Гена. Точнее Стаценко Геннадий Александрович. Родился и детство провел в Тверской области, город Конаково. После школы пытался поступать во ВГИК.

– Так вот откуда у него такое обаяние, о котором все говорили!

– Именно. У него хоть и была куча спортивных разрядов, но он, вроде, был кем-то вроде местной звезды. Так вот, в институт он не попал и, видимо, с тоски пошел в армию. И угодил не куда-нибудь, а в десант, а потом в Чечню. В ту первую развеселую войну. Далее – не все понятно. После дембеля нарисовался в Питере. Купил себе «левую» прописку в области, под Лугой. Знаешь, как это делают некоторые ушлые фирмы? Стоит в чистом поле халупа, а ней прописано человек двести. Но все по закону, не подкопаешься. Машина вот за ним зарегистрирована, а больше никакой внятной собственности. Что он делал в Питере, до конца не ясно. Во всяком случае, в поле зрения ментов попадал лишь пару раз – и то за вульгарные драки. Известно, что несколько раз был в Германии, возил туда выставки каких-то художников и фотографов. В общем, человек в некотором роде близкий к искусству. Свободный художник. Но если он часто бывал в Германии, значит, вполне мог наладить там какие-то связи. Хотя я лично не уверен, что он играл в этом деле главную роль. Как-то все легкомысленно. Скинхеды, богема… Впрочем, может, это и есть самая надежная маскировка.

– А у вас его фотографии нет?

– А как же. Вот держи. По художникам пойдешь?





– Нет, я подругу свою пущу. Она журналистка, умеет с этой публикой разбираться. У нее там, как у доктора Геббельса, целая контора по клевете и дезинформации.

– Да уж слыхали. Ловкие ребята. Посмотришь на таких – и последняя вера в свободную прессу и прочую демократию пропадает. Ладно, ты лично что думаешь предпринять?

– Надо бы хату его навестить. Может, найдем что-нибудь интересное.

– Это дело. Мы дали понять ментам, чтобы не суетились, если какой-нибудь бдительный сосед тебя выпасет. С кем будешь работать?

– Придется просить людей у Барина. Я ж не взломщик.

– Хорошо, что белые ночи уже кончились, а то маячили бы тут. Не принято в этих местах по ночам прогуливаться, – пробормотал Семен по кличке Мокрый, худой, но жилистый мужик лет пятидесяти, когда они свернули в Карьерный переулок. Машину оставили за несколько улиц и теперь шли расслабленной походкой, держа в руках по бутылке пива.

– Может, и хорошо, что не гуляют. А то встретили бы тут бригаду местных ковбоев. И вместо того, чтобы делом заниматься, пришлось бы сопляков воспитывать.

– Тоже верно. Ладно, бросаем эту ячменную отраву, время не ждет.

К участку они подошли с тыла, прокрались вдоль стены.

– Окно будем открывать? – шепотом спросил Казак.

– Погодь, земеля, не суетись. Дай оглядеться. Или у нас горит?

– Ладно, ты мастер, ты и делай.

Они поднялись на крыльцо, Мокрый внимательно осмотрел дверь.