Страница 49 из 70
Той ночью он не приходит. Лукреция вслушивается: нет ли шагов по лестнице, не открывается ли щеколда без всякого стука. Ничего.
Она готовится ко сну, Эмилия откидывает одеяло, задергивает полог, будто запирает певчую птичку в клетку из ткани. Ни намека на Альфонсо.
Комнату заполняет тьма, холодные лучи звезд пронзают черное полотно неба. Лукреция представляет себя со стороны в этой башенной комнате в самом углу castello. Комната будто висит в воздухе над городом, над зеленым рвом. Если высунуться подальше из окна, то потеряешь равновесие и камнем рухнешь в воду.
Она просит Эмилию лечь не в каморке близ покоев, а на тюфяке у кровати. Служанка послушно укладывается рядом с госпожой.
И все равно сон не идет, не отзывается на призыв Лукреции. Разум, звинченный поездкой и новыми комнатами, захвачен мыслями и впечатлениями, тщательно их пересматривает, приводит в порядок и аккуратно раскладывает. Элизабетта в золотых туфлях на каблуках, ее изящные скулы и тайна, которую Лукреция едва понимает, но должна таить от Альфонсо; сварливая Нунциата с короткими пальцами; холеная, сердитая морда спаниеля; его зубы, похожие на белые иголки; исчезнувшая мать-француженка; старшая сестра, чей возможный брак несет страшную угрозу; двор, который Альфонсо предстоит обуздать, как сокольнику — своевольную птицу; грядущий праздник.
Под покровом ночи дыхание castello звучит престранно: скрипят балки, тихо шелестят шаги, звенит и шуршит в крытых переходах — наверное, стражники делают обход, но воспаленное воображение твердит, что это нечисть или злой дух гремит цепями и орудиями пыток. Лукреция пытается обуздать свой слух, приказать ему, как своенравной ищейке, не вслушиваться в такую даль, а сосредоточиться на звуках в комнате: шелесту полога на сквозняке, глубокому мерному дыханию Эмилии.
Лукреция становится путеводительницей этой ночи, ее спутницей и духовником. Распахиваются и захлопываются двери, за окном стучат колеса повозки, этажом ниже басит мужской голос, его успокаивает женский; где-то вдалеке, за стенами палаццо, жалобно воет волк. Тьма постепенно отступает перед рассветом и наконец сдается на милость стены густого тумана. И когда первая ночь в castello подходит к концу, исчезает без следа, Лукреция засыпает.
Нанятые Альфонсо музыканты стоят по обе стороны возвышения, запрокинув головы, и голоса их льются словно не изо рта, а откуда-то из-за спины. Лукреция никогда не слышала ничего подобного: сила и мощь их голосов несравнима с навыками других певцов. Взяв ноту, они держат и тянут ее так долго, что у Лукреции из сочувствия кружится голова. Как у них получается петь одну ноту по восемь, девять, десять и больше секунд? Сливаясь, голоса взлетают к сводчатому потолку, переливаются и крепчают; мелодия вьется, как хвост воздушного змея.
Лукреция оглядывается: остальные зрители разделяют ее восторг? Нунциата сидит на противоположной стороне стола, погруженная в разговор с неким поэтом. Ее спаниель залез на стол и лакает из тарелки; тонкие лапки собаки дрожат. Элизабетта сидит лицом к исполнителям, но взгляд ее то и дело скользит к дальнему концу комнаты. Остальные следят за выступлением минуту-другую, потом отвлекаются, шепчут соседям замечания или шутки; две женщины, одна в изумрудно-зеленом платье и жестком полукруглом воротнике, другая с чучелами птичек в волосах, тихо перешептываются, наклонившись друг к другу, и плечи их трясутся от беззвучного смеха. Мужчина, сидящий в конце стола, шарит рукой в блюде с фруктами; его пальцы пробегают по винограду, персикам, абрикосам; он вытаскивает из горки инжир и целиком бросает в ожидающий рот. Заметив взгляд Лукреции, он подмигивает, шевеля влажными губами. Лукреция отворачивается. Один лишь Альфонсо увлечен пением. Он наклоняется вперед, уперевшись локтем о стол и положив на руку подбородок, и отбивает по лбу ритм указательным пальцем. Забыв обо всем, он погружается в мир музыки, и она захватывает его, как послушную бабочку, в свои прекрасные тонкие сети. Ноты и слова расходятся волнами, как складки разноцветных знамен.
Лукреция сидит за праздничным столом в свадебном платье. Перед праздником Альфонсо заглянул к ней в покои уставший, с темными кругами под глазами, и попросил надеть именно этот наряд. Извинился за свое отсутствие прошлой ночью. Его заждались государственные дела, он всю ночь слушал отчеты — такое случается, когда он надолго уезжает из castello. Не могла бы она простить его оплошность и надеть то самое платье на festa, организованный в ее честь? Придворные будут очень рады полюбоваться ею в свадебном наряде, а он с гордостью проводит ее в парадную залу и представит ко двору. На бракосочетании она была настоящей богиней, так пусть вся Феррара увидит ее такой. Когда Альфонсо ушел, Эмилия радостно захлопала в ладоши и тотчас принесла платье. Она расправляла складки на юбках, приглаживала золотистую органзу на корсаже и щебетала, как рада, что ее высочество снова наденет эту красоту!
И вот Лукреция второй раз облачилась в свадебное платье: голубые юбки, пышнейшие рукава, золотой cintura — подарок Альфонсо. Только на сей раз она велела Эмилии затянуть корсет так, как ей удобно, и не обращать внимания на маленькие пометки Элеоноры, указывающие, куда продевать шнуровку. Сегодня это ее платье, только ее, а не Марии. Она больше не самозванка, укравшая жизнь сестры, теперь она покажет себя — Лукрецию, герцогиню Феррары.
Парадная зала встретила Лукрецию и Альфонсо трелями арпеджио и взрывами восклицаний пополам с аплодисментами. Люди выстраивались вдоль длинных стен, а Альфонсо водил Лукрецию по кругу, время от времени представляя ей кузенов, друзей, придворных, поэтов, скульпторов, компаньонок, нескольких придворных дам Элизабетты и Нунциаты, лютниста, капитана гвардии. Лукреция кланялась каждому, принимала реверансы и поклоны, пыталась запомнить имена. Оказывается, дамы носят менее пышные юбки, чем во Флоренции, воротники у них выше, кружев больше, а корсажи длиннее спереди. Она украдкой поглядывала на платья, пока один из советников Альфонсо перечислял ей все входы и выходы в городских стенах Феррары, а муж стоял рядом, держа руки за спиной. Его забавляла решимость, с которой советник называл герцогине все ворота, загибая короткие пальцы. Лукреция кивала, изображая восхищение, а сама гадала, получится ли нарисовать дамские наряды в письме Изабелле. Сестра ведь просила во всех подробностях описывать феррарскую моду.
Лукреция рассматривает весь festa сквозь эту призму. Думает, что написать Изабелле, во время длинного и немного запутанного спектакля по исторической поэме, в которой король случайно травит жену и ее призрак терзает его вечным укором. Во время пира она прикидывает, какое блюдо описать в письме. Фаршированную голову cinghiale[51] с желтой айвой в пасти и закрытыми от такого унижения глазами? Рыбный бульон? Миндальные пирожные? Frittata?[52] Куски белого lardo crudo?[53] Полупрозрачные ломтики сыра?
Она представляет, как сидит за столом и пишет сестре, оставшейся во Флоренции с родителями: «Феррарский двор необычайно изысканен. Акробаты и nano со своими ужимками здесь мало кого интересуют; внимание уделяют театру, поэзии и музыке». Или: «Дамы носят высокие прически над круглыми воротниками». А еще: «Актеры читали нам эпическую поэму, а после мы слушали двух певцов с необычайными голосами. Жаль, тебя здесь не было».
Мысль о письме приятно щекочет самолюбие, прежде она не знала этого чувства. Она такое видела, что Избелле и невдомек. Она представляет, как Изабелла жадно вчитывается в ее послание, изводится завистью и мечтает тоже поехать в Феррару. Может, так и будет. Лукреция ее пригласит, если Альфонсо позволит, и тогда Изабелла поедет через Апеннины в castello пожить с сестрой.
51
Кабана (ит.).
52
Фриттата — яичница с сыром, овощами или мясом (ит.).
53
Сырого сала (ит.).