Страница 4 из 9
– Не знаю. Попробуйте поговорить с ним, как с человеком, скажите, как он вам нужен. Он услышит, даже если не отреагирует, он услышит, обязательно услышит!
– Джой, голубчик, ты нужен мне, как же я без тебя… – слова выползали из него с трудом, как бревна.
– Не могу говорить, – он отвернулся от собаки в сторону.
Я с трудом встала, от долгого сидения все затекло, налила ему корвалола. Он выпил, поморщившись:
– А коньяка нет?
– Не знаю. Может, я вам мешаю, вы хотите наедине с ним побыть?
– Да, наверно.
– Я тогда пойду к папе в кабинет, если что, я дверь оставлю открытой.
Сначала я вышла на крыльцо. Так приятно было вдохнуть теплый летний воздух, очиститься от запаха больницы и страданий, послушать пение дроздов, которые обосновались в садике по соседству. Я потянулась, почувствовав, как устала. Было тихо, темно, но стояла машина, в которой сидели охранники. Один подошел ко мне. Было видно, что он переживает за собаку.
– Ну как там пес?
– Пока неизвестно. Ждем. Дышит еще.
– А ты дочка ветеринара? Вера? Я о тебе много слышал.
– Н-да? И что ты слышал?
– Ну, много хорошего. А я Сергей, охранник.
– У вас такой важный хозяин?
– А ты что, не знаешь, кто это?
– Нет, а кто?
– Исмаилов.
– Знакомая фамилия, кажется, его сын учится в нашей гимназии.
– Да, сынок у него еще тот… – он тоже не договорил, но ясно было, что ничего хорошего о сыне своего хозяина он сказать не мог.
– Тебе не холодно? – спросил Сергей. – Ты такая летняя.
Я была в сарафане, который купила перед поездкой в Грецию и часто его надевала. Очень удобный.
– Да, я с утра не успела переодеться. Ладно, – сказала я, – пойду посмотрю, как там дела.
– Ну давай, пока, – сказал Сергей. – Ты еще выйдешь?
– Наверно. Ну, пока.
Я вошла в кабинет, где спал отец. Он тихо посапывал во сне. Я немного прикрыла дверь и тихо вошла к Исмаилову. Он положил голову рядом со своим псом и тоже спал.
Собака была еще жива. Дыхание было хриплое, но не такое тяжелое, как раньше, или мне так показалось. Я подошла с другой стороны стола. Пес так и лежал на операционном столе, я постелила только ему простыню. Может быть, ему было холодно. Я погладила песика по большой лобастой голове, почесала за ушками, провела рукой по спине. Джой зашевелился, открыл глаза и еле-еле повилял хвостом. Я потрясла хозяина за плечо:
– Проснитесь, он очнулся!
Исмаилов еще не успел ничего понять, как пес облизал его лицо. Хозяин чуть не плакал от радости, стал что-то бормотать, обнимая собаку.
Я сказала ему:
– Аккуратнее, не берите его, я сейчас разбужу отца.
Я пошла к папе, но он уже сам шел навстречу, видимо, разбуженный нашими громкими голосами.
Молча, ничего не говоря, он стал осматривать собаку, посмотрел глаза, пропальпировал живот.
Потом сказал:
– Вера, дай воды.
Я принесла специальную поилку. Отец дал воду Джою, тот жадно пил. Отец сказал:
– Если не будет рвоты, может, все будет неплохо.
Мы все сидели, как на иголках, я молилась, чтобы собаку не вырвало. А еще мне было жалко отца. При ярком, беспощадном свете операционной я вдруг увидела, какое у него серое лицо, мешки под глазами, как он плохо выглядит. Папа сам нуждался в медицинской помощи, а никто этого не замечал!
Джоя не вырвало. Отец облегченно выдохнул и сказал:
– Можете забирать животное. Я даю вам памятку о кормлении. Надо придерживаться строгой диеты. Надо бы еще капельницы поделать… Придется вам привозить его. Мне посылать некого, все в отпуске.
Исмаилов спросил:
– А ваша дочь может ставить капельницы?
Отец ответил:
– У нее нет образования, она не имеет права! Я не хочу лишиться лицензии из-за вас!
– Доктор, я вам очень обязан. Как скажете. Будем привозить. Теперь я ваш должник. Если у вас будут какие-то проблемы, в том числе и с лицензией, и вообще, только слово мне скажите, – я для вас все сделаю.
Отец внимательно посмотрел на него:
– Смотрите лучше за псом. Потом, когда будете водить на прогулку, надевайте колпак, чтобы он не смог ничего проглотить. А свои проблемы я решаю сам.
– Хорошо, хорошо, спасибо, – Исмаилов полез в карман за бумажником и вытащил из него пачку денег.
Я в этот момент сказала:
– Может, мне позвать ребят, чтобы собаку унесли?
– Да, да, сходи, Верочка, – это были слова Исмаилова.
Я вышла, закрыв дверь, и только слышала гневный голос отца, отчитывающего хозяина собаки. Я знала, что отец никогда не брал денег больше положенного. Хотя…
С этого можно было бы и взять. Это не одинокая старушка – пенсионерка, у которой единственная радость в жизни – ее котик или собачка и которая готова отдать все деньги, чтобы ее любимца вылечили. Правда, с таких отец и вообще не брал денег, только за лекарства. Не знаю, что там дальше было.
На улице уже светало. Я подошла к машине. Охранники сладко спали. Я позавидовала. Я сама дико захотела спать. Практически всю ночь на ногах!
Я постучала в стекло. Сергей увидел меня, открыл дверцу и вышел.
Я сказала:
– Все хорошо. Можно забирать Джоя. Надеюсь, он выздоровеет.
Сергей растолкал напарника, и они пошли за мной в клинику. Я предположила, что денежные разборки закончились.
Так и оказалось. Отец что-то писал за столом, Исмаилов поглаживал пса, все было тихо-мирно.
Папа сказал мне:
– Вера, ты сможешь сегодня прийти к клиенту, сделать капельницу? Конечно, когда отдохнешь.
– Могу, но ты же…
– Вот и хорошо, дочь. Для тебя практика.
Я замолчала. Как Исмаилов убедил отца? Конечно, собаку лучше не таскать с места на место, но ведь я действительно не имею права лечить. Но если хозяин согласен, тогда другое дело. И если даже отец согласился.
Исмаилов пожал отцу руку, расстались они вполне мирно, ребята взяли Джоя, и наконец-то все вышли. Отец сел за стол. Он молчал и был какой-то странный.
– Пап, ты плохо выглядишь. Пошли скорей домой, тебе надо лечь.
– Иди одна. Я должен дождаться Москвину.
– Зачем ее ждать, у нее свой ключ, откроет. Пошли, пап. Я без тебя не пойду.
– Ну ладно. Что-то я устал. Твоя правда.
Мы вышли на крыльцо. Было уже совсем светло, солнце уже встало, птицы заливались разными голосами, ни машин, ни грохота – благодать, как сказала бы бабушка. Свежий воздух способен творить чудеса. Я ожила, как будто и не было бессонной ночи, мне хотелось двигаться, сбегать на речку, окунуться в воду… Отец как будто прочитал мои мысли:
– Сначала домой, спать!
И мы пошли домой.
Первое, что мы увидели дома, вернее не «что», а кого, и не дома, а в саду – была мама. Сколько же она так просидела! Увидев нас, она вскочила, плед, которым она была накрыта, упал, но мама даже не заметила этого. Она обняла отца, негромко спросила:
– Ну как, Юра? Жива собака?
– Жива, жива, – отец, увидев мать, тоже ожил, он не хотел показывать ей свою усталость.
– Как Исмаилов, не наезжал на тебя?
– Да откуда ты все знаешь?
– Слава Богу, родная дочь позвонила, успокоила, тебе ведь вечно некогда, – с упреком в голосе сказала мама.
– Я просто не хотел тебя тревожить, Лидочка, чтобы ты спокойно отдыхала.
– Да уж, тут отдохнешь!
Пока шла эта перепалка, мама успела подогреть еду, положить в тарелку отцу. Тут же вертелись собаки. Я отказалась от еды, хотя мама настаивала и переживала из-за того, что мне пришлось так напрягаться. Я успокоила ее и пошла наверх. На моей кровати спала вся кошачья братия. У наших животных было разделение – собаки тяготели к отцу, коты – ко мне. Впрочем, к отцу все тяготели. Как бы сурово он ни говорил, его доброту чувствовали все: и люди, и животные. Я вздохнула: смогу ли я так отдаваться работе, как папа? Отдавать все силы, время, несмотря на усталость и плохое самочувствие? Потом подумала, что раз он может, то и я смогу, я ведь его дочь. С этой мыслью я и провалилась в сон.