Страница 27 из 35
Вот почему она неожиданно приехала к нему – хотела забыться. Тут Дан был близок к разгадке. И вот почему Эжени так резко осекла в спортбаре Никитоса.
Пальцы нажимали на клавиши, мышечная память не подводила, танго звучало с напором, зло. Дан вчера на ютубе затер его до дыр. Чемпионы России Евгения Суббота – Арсений Князев. Она в черном платье с глубоким вырезом – страстная, порывистая, филигранно делающая шаги на скользком льду. И он – смазливый, не удержавший ее, на полной скорости завалившийся на лед. И она – слетевшая с верхней поддержки.
Полине казалось, что сегодня «Верано портено» не про ее жизнь. Это что-то совсем другое. Почему-то хотелось сказать: «Стоп». Но она дождалась окончания.
– Что еще ты хочешь послушать?
– Больше ничего, спасибо.
– Тогда я пойду, займусь переводом.
Полина проводила взглядом сына. Нет, он определенно не похож на счастливого влюбленного. Может, просто поругался с отцом, а она себе выдумывает невесть что?
Пиликнул телефон.
Нонна: Ты мне обещала прислать фотографии своего Отрадного.
Точно! Она же рассказывала подруге про поездку в усадьбу и свою недавнюю победу на совещании. Полина зашла в телефонную галерею, чтобы выбрать самые удачные кадры, и не заметила, как начала рассматривать портреты неизвестных девушек-актрис. Какие у них лица юные, и черты… сейчас таких лиц нет. Да и каноны красоты сменились.
Вместе с кадрами дома и лиственничной аллеи Полина отправила Нонне фото этих портретов.
Портреты
Груня стояла в своем новом розовом платье из атласа и боялась пошевелиться. Иван строго запретил двигаться. Он долго смотрел на Груню, прежде чем сделать очередной мазок. Кто бы мог подумать, что барин возьмет в свой театр дочь деревенского кузнеца. А ведь взял, сказал, что голос звонкий. И началась для Груни новая жизнь. Стали ее обучать танцам, правильному ношению платьев, итальянской и нотной грамоте. С нотной грамотой получалось худо, а вот слова она запоминала, музыку тоже. Итальянка Мария, преподававшая науку «бельканто»[7], была в восторге.
Теперь вот барин приказал Ивану написать портрет Груни. И сразу же поползли по усадьбе слухи, что решил Петр Иванович сменить себе фаворитку. До этого Иван так же писал Марфу, лучший голос в их крепостной опере, красавицу и полюбовницу князя. Марфа почитала себя здесь за хозяйку.
– Груня, голову не склоняй, мне глаз не видно, – сказал Иван. – В парадной позе с опущенной головой не стоят.
А Груня хоть и научилась держать осанку, а все одно – голова клонилась. Не к добру сей портрет. Вдруг и правда пригласят ее в барские покои? Разве можно отказать князю? Нельзя. Да больно боязно идти.
Петр Иванович и на занятия стал часто захаживать. Посидит, послушает, что-то скажет по-итальянски Марии, а иной раз и к Груне подойдет, поднимет пальцем подбородок девушки и смотрит, смотрит, а потом скажет:
– Ты учись хорошо, Груня, скоро роль тебе дам главную.
Конечно, Марфа злилась. Да поделать ничего не могла.
А тут слух появился, мол, дела князя пришли в расстройство. Разговоры начались потому, что стали собираться в путь-дорогу Мария, кауфер Жан-Поль и лекарь Иоганн. Дескать, не платит им больше барин, пора ехать то ли в Москву, то ли в Петербург искать новых покровителей.
– Все, – сказал Иван, складывая кисти. – Закончим завтра. Свет ушел.
Был он таким же крепостным, как и Груня. Петь неумел, зато живописал так, что нарисованное от настоящего не отличишь. Все оживало под его кистью.
– Покажи, – попросила девушка.
– Рано еще, – проворчал Иван. – Вот закончу…
– Груниа, – прокричала, влетая в комнату, Мария. – Я все, в Москва, arrivederci il mio uccellino[8].
– С Богом, – пробормотал Иван, занавешивая тряпицей неоконченный портрет. – Тут без вас, басурманов, потише будет.
– Помни все, чему учила, – Мария подняла указательный палец вверх, не обращая внимания на Ивана, – я учила бельканто.
– Я не забуду, – пообещала Груня.
Ей было жаль расставаться с Марией. Девушка привязалась к своей громкой и страстной наставнице. В темных глазах итальянки блеснули слезы, и она, порывшись в маленькой шелковой сумочке, висевшей на запястье, вынула крохотную табакерку:
– Тебе.
Табакерка была скромная, но очень красивая, украшенная эмалью с орнаментом из белых лилий.
– Помни Марию, mio uccellino, – итальянка вложила табакерку в ладонь Груни.
Часть 2
Глава 1
1
В «Изысканный жираф» доставили резной буфет. Он действительно оказался красоты необыкновенной, с ажурными створками, выдвижными ящиками и открытой, немного выпирающей столешницей. Ариадна на какое-то время даже забыла о минувшей встрече выпускников и о танце с Марком – так велика была сила искусства.
Буфет привезли на первый этаж, туда, где Надин организовала свой самобытный музей. Пока буфет обосновался в центре коридора, а Надин и Ариадна водили вокруг него хороводы. Ариадна с восторгом, а Надин с задумчивым видом.
– Ну, в принципе, денег он своих стоит, однако видок имеет не совсем товарный. Ладно, завтра в любом случае приедет реставратор мебели и скажет, как можно его обновить.
– А не испортит? – осторожно спросила Ариадна. – Такую красоту?
– Нет, – голос у Надин был уверенный, – Иван Сергеевич не испортит. Он мастер экстра-класса, он мне уже много всего обновил для дома, так что… если и из этой рухляди сделает конфетку, я, пожалуй, в музей буфет не отдам. Себе заберу.
Слово «рухлядь» оцарапало слух, но Ариадна промолчала. Не она хозяйка этой очаровательной старинной вещи, изумительно подходящей всему первому этажу – старым деревянным ступенькам, небольшим проходным комнатам, старинному книжному шкафу, чернильницам и лампе с абажуром.
– Ты завтра с утра сможешь сюда подъехать? – деловито поинтересовалась Надин.
Вообще, у Ариадны мастер-классов на завтра не было, зато был заказ на покрывало для кровати и комплект подушек – спальный сет.
Хозяйка салона не стала ждать ответа и добавила:
– Елена Анатольевна приболела, а заменить некем. Выручишь?
Елена Анатольевна была смотрительницей музея.
– Я… выручу.
– Вот и отлично. А я подъеду к приходу реставратора.
– Все дело в том, что ты не умеешь говорить слово «нет», – два часа спустя вещала Женя, уминая пиццу. – Сначала согласилась посидеть на стульчике за Елену Анатольевну, а теперь жалуешься на то, что придется всю ночь шить покрывало. Кто виноват?
– Ну… – Ариадна смотрела на свой кусок пиццы, – наверное, мне надо было сказать, что я занята.
– Точно! Но вместо этого…
Ариадна вздохнула:
– Мне не хватает твоей решимости.
– А мне – твоей покладистости. Так что у нас ничья.
Они сидели в пиццерии, где решили устроить совместный ужин после рабочего дня. За окном уже было темно и накрапывал дождь. А в пиццерии тепло, светло и уютно.
– Давай рассказывай.
– Что рассказывать?
– Про покрывало и завтрашний выход в «Жираф» я уже послушала, так что давай теперь про вечер встречи и Марка.
Ариадна почувствовала, что начинает краснеть, и решила заняться пиццей. А когда кусок был съеден, сказала:
7
От итальянского «прекрасное пение».
8
До свидания, моя птичка (ит.).