Страница 3 из 16
– Отец, – она постучала по косяку, не смея проходить без разрешения.
– Да, Менди, ты что-то хотела? – он поднял голову.
– Как Вы думаете, я похожа на замужнюю женщину с детьми? – и она покружилась, чтобы мужчина оценил её платье.
– Конечно же нет, милая, – он снял с носа очки и отложил их в сторону, – но разве это плохо?
– Я иду к миссис Питерсон, – разочарованно ответила Менди, поджимая губы.
– Тогда я посоветую тебе взять с собой шерстяную шаль, накинь её сверху, и волосы распущенные не носи – они же все убирают их в высокие причёски, чтобы волосы не изодрали дети, – тут он задумался, – ну, и не улыбайся так! Твоя улыбка с головой выдаёт всю твою неопытность!
– Получается, мне ходить серее тучи, отец, – Менди сморщилась и покачала головой, – но за советы спасибо, действительно – стоит взять шаль и собрать волосы.
Проблема была в том, что Менди не любила модные в это время женские причёски, которые носили большинство женщин, например, и её сестра Джуди. Волосы обычно собирали на затылке, а передние прятки закручивали, а Менди предпочитала ходить с распущенными волосами, которые перевязывала лентами в цвет платья. Этот образ раздражал миссис Блумфилд, так как она считала свою дочь очень неопрятной, да и в целом распущенные волосы она считала дурным тоном. В итоге, когда Менди вышла из дома, на плечах её была шерстяная шаль, но волосы всё также спокойно лёгкой волной ниспадали на плечи, перевязанные нежными голубыми лентами.
Миссис Питерсон жила на той же улице, в нескольких минутах пешком, и Менди решила дойти до неё сама, а не доехать на повозке. Она не хотела лишний раз беспокоить прислугу, да и на улице была прекрасная погода, пусть от жестоких солнечных лучей приходилось скрывать под кружевным зонтом.
Миссис Питерсон выглядела очень уставшей, а её восьмимесячный сын, которого она оставила няне, так громко и отчаянно кричал, что было слышно на улице. Переступив порог, Менди не могла думать ни о чём другом, как о том, что же могло с ним случиться. В доме уже были и другие приглашённые, две женщины, старшие дети которых уже обучались в школе. Они сидели в гостиной на диване и с умным видом обсуждали причину детских слёз.
– Я более чем уверена, что это газики, – говорила одна.
– А может и несварение, – пожала плечами другая.
– Несварение? – женщина усмехнулась. – Он же сейчас не ест ничего кроме материнского молока. Я думаю, Катрин необходимо погладить живот мальчика против часовой стрелки, и тогда ребёнку сразу станет легче.
– Я слышала что-то про странную трубочку, – говорила вторая, – её нужно вставить, Вы сами поняли куда, чтобы выпустить лишние газы.
Но миссис Питерсон не слушала их разговор и советам их не внимала. Поприветствовав Менди, она попросила её пройти в гостиную, а сама направилась наверх, к измученному криками сыну. Мисс Блумфилд никогда не испытывала особой нежности к хозяйке этого дома, а её маленький сын никогда не вызывал в ней нежных чувств, которые могут вызвать маленькие дети, но в этот момент Менди почувствовала жалость к ним обоим.
Нехотя оборачиваясь к лестнице и сдерживаясь, чтобы не предложить помощь – хотя чем она могла помочь, учитывая, что своих детей у неё нет, – она прошла в гостиную. Миссис Бейкер и миссис Варен продолжали обсуждать возможные причины крика мальчика, что могло заставлять его так страдать, в красках обсуждая вещи, которые миссис Питерсон было бы лучше не слышать, так как от газиков и несварения они уже перешли к теме детской смертности, неизвестных болезней и сглазу. Слушать это Менди было очень сложно, и она всё же вышла из комнаты обратно в коридор и бросила взгляд вверх, через лестницу, проверив, что на лестничной клетке второго этажа никого нет. А маленький мальчик продолжал невыносимо громко кричать.
Сердце Менди было больше не в силах оставаться незаинтересованным в облегчении мучений ребёнка, хотя она всё ещё плохо понимала, в чём будет полезна, и направилась вверх по лестнице. Гадать в какой они комнате не пришлось, слёзы ребёнка служили маяком, и девушка, пройдя ко второй двери, тихо постучала и поспешила пройти внутрь.
Миссис Питерсон не смела показывать свои эмоции на первом этаже, но тут, в детской комнате, держа ребёнка на руках и не понимая, как ему помочь, она изливалась горькими слезами. Она качала его на руках, а рядом была прислуга, которая суетливо меняла постельное бельё в кроватке мальчика.
Увидев всю эту картину, Менди поняла, что совершенно бессильна, и зря она в целом поднялась сюда, застав Катрин в таких расстроенных чувствах. Она поняла, что должна была оставаться на первом этаже и уже хотела выйти, закрыть за собой дверь и спуститься обратно в гостиную, но миссис Питерсон, заметив её, сказала:
– Не уходи.
– Миссис Питерсон, – выдохнула Менди. Проходя к женщине и чувствуя себя очень неуверенной в своих силах, она смотрела на мальчика в её руках. Он очень громко кричал, всё его лицо покраснело, а на лбу выступила вена, которая пульсировала, а всё его крохотное тельце дрожало. Он был совсем крохотный, словно с последней их встречи, он уменьшился и очень сильно похудел. Глядя на это, Менди почувствовала, как в такт пульсации венки у неё забилось сердце, и глаза неприятно защипало. Но плакать было нельзя, не при Катрин.
– Я не знаю, что мне делать, – миссис Питерсон была на грани, она была готова начать кричать сама, – он плачет всё сегодняшнее утро, я вызвала врача, но он сказал, что с ребёнком не случилось ничего серьезного – он делал ему пиявки и сказал давать ему странные таблетки, а как я дала одну, он стал кричать ещё громче. Менди, что, если он умрёт?
Менди замерла, она смотрела на знакомую, но всё внутри неё дрожало и пульсировало от ужаса. Миссис Питерсон было необходимо было отдохнуть, отдышаться и поправить волосы, и Менди протянула руки к мальчику.
– Давай мне, я подержу, а Вы – успокойтесь, ничего не случится с Вашим сыном, – а затем она перевела взгляд на служанку, – подайте миссис Питерсон воды и усадите в кресло, ей нужно перевести дух.
Катрин была благодарна. Она отдала ребёнка Менди, и та, взяв его на руки, поняла, что он стал совсем лёгким, настолько, словно родился только вчера. Он трясся, кричал, его руки стянул рефлекс, и он не разжимал кулачков, и пальчики его посинели. Но Менди нельзя было показывать свои опасения, она покачивала его и даже стала тихо напевать колыбельную, которую когда-то узнала от своей матери.
Миссис Питерсон, как и попросила девушка, посадили в кресло и подали ей стакан воды. Она выглядела замученной, слабой, словно детский крик высасывал из неё все её силы. Она откинула голову на спинку кресла и смотрела, как Менди укачивает её сына. Он продолжал плакать, все попытки успокоить его были тщетны. Мисс Блумфилд понимала, что скорее всего он чем-то болен, а помощь врача оказалась неэффектной, ко всему она пугалась того, каким крошечным казался восьмимесячный ребёнок.
– Если он умрёт, я сама умру, – заговорила миссис Питерсон.
Менди понимала, почему женщина настолько перепугана. Мысль о потери ребёнка сокрушительна, а миссис Питерсон рисковала потерять своего первого и на данный момент единственного ребёнка, но более опытные женщины, которые сейчас сидели внизу в гостиной, уже не воспринимали смерть ребёнка как повод для собственной смерти. Среднестатистическая женщина в Англии из десяти рождённых детей могла отправить в школу только пять, а во взрослую жизнь выпустить трёх из них. Высокая детская смертность была ужасной частью материнства.
Сама Менди потеряла старших братьев и сестёр. После первенца Ричарда, который появился в семье Блумфилд, у Менди родилась старшая сестра, но она не смогла прожить и пару дней – у неё просто остановилось дыхание, и в итоге она была похоронена на городском кладбище. Это был первый потерянный ребёнок мистера и миссис Блумфилд, поэтому девочке поставили красивый памятник в виде небольшого ангела. Следующие не выжившие дети были похоронены скромнее, так как в какой-то степени родители были бы рады забыть всех своих потерянных детей и не нести эту боль сквозь годы. Так, например, был похоронен пятилетний Чарльз, который был убит захлопнувшейся из-за сквозняка тяжелой деревянной дверью – её не удержала тканевая лента, которая была привязана к ручке. Дверь с силой ударила его по спине, и он умер через несколько дней, в мучениях в своей постели. Мистер Блумфилд после этого убрал ту дверь, заложив её кирпичом – раньше это был дополнительный выход из коридора первого этажа в сад. Менди не застала Чарльза, он родился за несколько лет до неё самой, и у родителей не осталось даже ни одной фотографии, а его могилка скромно стоит в стороне от центральной проходной городского кладбища.