Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 5

На другой день, утром, перед началом уроков, угрястый гимназист с жаром передавал всем, что такое значит "прыжок дьявола" на бенефисе Гаэтано.

-- Черт побери, -- сказал носатый гимназист, -- там саженей 10!

-- Двенадцать! -- уверенно ответил угрястый и убежденно прибавил, -- насмерть!

-- Вес тела, умноженный на скорость падения, -- сказал миловидный блондин, и лицо его вспыхнуло, -- голова вдребезги!

-- Как черепок! -- возбужденно воскликнул носатый, и ноздри его раздулись.

-- А может быть, это все враки, -- заметил рыжий еврей и шмыгнул носом.

-- Такими вещами, брат, не шутят, -- авторитетно заявил угрястый гимназист.

В акцизном управлении эту новость рассказывал Фишкин; в канцелярии губернатора -- белобрысый чиновник; на вокзале -- жандармский ротмистр, а Вихрястый сидел перед редактором, который из вороха газет ножницами и клейстером составлял свой листок, и говорил:

-- На утро я дам вам крошечную заметку, с намеком, понимаете, а завтра 250 строк! Случай необыкновенный. Я уже все написал, оставил только пробелы... знаете: -- какой костюм, как он ударится, ну и самый кончик. Может быть, не сразу.

-- Ну, ну, -- пробурчал редактор, с ловкостью цирюльника выстригая из газеты 15 строк, -- так вы сдайте в типографию теперь. Завтра, поди, пьяны будут.

-- Хорошо! Только на этот раз, -- сказал Вихрястый, облизываясь, -- три копейки!

Редактор собирался наклеивать "новости" и остановился, держа в руке кисть с клейстером.

-- С ума вы сошли? -- проворчал он.

-- Исключительная новость!.. У вас с кисти капает. Наброски!..

-- И пусть капает! -- сердито воскликнул редактор и, вытерев брюки, сказал уже спокойным голосом: -- я вам лучше дам, вместо денег, свои брюки! Вот!

-- Эти?

-- Нет, те в клетку... знаете?

Вихрястый кивнул.

-- Что с вами поделаешь. Так я снесу!

-- Несите! -- и редактор погрузился в наклейку вырезок, а Вихрястый радостно помчался в типографию...

Вампа с волосами в папильотках, в драной юбке и розовой кофточке, расстегнутой на груди, а Франц Тонти, в брюках и рубашке, с отстегнутыми подтяжками, только что кончили свой незатейливый обед и собрались пить кофе с хлебом, как в коридоре послышались кашель, отплевыванье, тяжелое сопенье и в дверь их номера раздался легкий стук.

-- Пузатый черт, -- шепнула Вампа, вставая, крикнула звонко, -- входите! -- и быстро шмыгнула за ситцевую занавеску, скрывавшую семейный альков.

В номер, пыхтя и сопя, ввалился толстый и неуклюжий, как носорог, податной инспектор и, сунув Францу руку, тяжело хлюпнулся о кресло.

-- Здравствуйте, здравствуйте, -- прохрипел он, -- а Машенька скрылась. В безбелье, видно! Хо-хо-хо! Выходите, Вампочка!

-- Сейчас с репетиции -- ответил Тонти, -- только что пообедали.

-- Здравствуйте! -- крикнула из-за занавески Вампа. -- Сигизмунд, открой пиво!

-- Я так зашел, на ейн минут, -- сказал гость, -- что я слышал, правда?

-- Что вы слышали? -- спросила, выходя, Вампа.

-- Будто ваш хозяин... того? -- гость поднял короткий палец и быстро опустил его вниз, словно втыкая.

-- Хозяина у нас никакого нет, -- пробурчал Тонти, -- я вас не понимаю.

-- И я тоже, -- сказала Вампа.

-- Ах, Бог мой! Гаэтано этот, башкой с трапеции полетит. В воскресенье...

Тонти угрюмо ответил:

-- От нашей жизни полетишь!

-- И очень просто, -- добавила Вампа, ничего не понимая.

Податной тотчас поднялся.

-- Куда же вы? А пива?

-- Некогда! Я ведь из присутствия прямо. Обедать надо. Завтра приду в цирк на вас, Вампочка, смотреть!

-- Конфет принесите!..



-- Известно, как всегда... ну, до свиданья! -- он сунул им свою короткую толстую руку и, сопя и кашляя, вышел.

У местного бригадного генерала Козлятова, кроме жены, очень тонной дамы, было еще три дочери; Тимочка, уже целый год стремившаяся замуж, отчего лицо ее всегда было украшено прыщиками и густо засыпано пудрой; Римочка, имевшая всего еще от роду 23 года и представлявшая "бутон", и Симочка, в этом году окончившая гимназию и считавшаяся резвым ребенком.

Вполне естественно поэтому, что у Козлятовых каждую субботу собирались "повеселиться", и генеральша улавливала на эти вечера всякого, дающего хотя малейший шанс на партию.

В эту субботу все гости особенно долго просидели за вечерним чаем, оживленно беседуя о прощальном бенефисе в цирке.

-- Это ужасно интересно, -- закатывая глаза, говорила Тимочка, -- даже подумать, так дух захватывает. Я упаду в обморок!

-- Я буду подле вас и поддержу вас! -- прошамкал лысый председатель управы.

-- А вам не страшно? -- и она кокетливо передернула костлявыми плечами.

Генеральша с снисходительной улыбкой взглянула в ее сторону. Председатель, кажется, уловлялся...

-- Страшно! -- жмуря глазки и тряся головою, как лошадь от оводов, взвизгивала Римочка, -- и ужасно интересно! Я непременно закрою глаза и сразу открою! -- и она зажмурилась, а потом открыла глаза и окинула лучистым взглядом штабс-капитана Нелепо, который в смущении только крякнул и покрутил свой ус.

-- Губернаторша, наверное, будет, -- сообщил белобрысый чиновник с видом государственной тайны.

-- Мама, с утра пошли Анисима! -- крикнула с конца стола Симочка, -- а то все места разберут!

-- Вас все равно не возьмут, вы маленькая, -- поддразнивал ее поручик.

Симочка встряхивала головою.

-- Я убегу и проберусь в цирк все равно!

-- Вас дома накажут...

-- А я домой не вернусь! К вам убегу, -- и она задорно смеялась. Через минуту она спрашивала:

-- А как вы думаете, он сразу умрет?

-- Если головой вниз, то сразу!

Носатый гимназист с жаром доказывал подруге Симочки, что полиция не может помешать Гаэтано разбиться насмерть, а подруга Симочки стояла на том, что полиция все может.

Генерал говорил хриплым басом:

-- Я помню, как в Астрахани один через солдат со штыками прыгал, и напоролся... Впечатление сильное!..

-- Вы будете? -- опрашивала у генеральши жена прокурора.

-- Придется, -- отвечала со вздохом генеральша, -- вы видите, дети требуют! Но мои нервы...

Вдова Сигова жала под столом ногу юного поручика и говорила ему:

-- Из цирка вы меня домой везете. Я буду совсем, совсем без сил...

-- Интересно, очень интересно!.. -- повторял батарейный командир, -- ха-ха! Прыжок дьявола! Ловко!..

И все сходились на том, что это -- ужасно, но все-таки -- интересно, и что непременно надо пойти на этот "удивительный" бенефис...

IV.

В воскресенье погода удалась на славу. Был ясный, светлый день и легкий мороз сковал грязь на площади.

Около цирка царило небывалое оживление. Штатские, военные, гимназисты и реалисты, группами входили в двери цирка и останавливались в хвосте длинной вереницы людей, стоящих перед окошечком с надписью "Касса", из которого раздавался звонкий, веселый голос Стеллы.

Она едва успевала отрезать билеты и принимать деньги. Сидевшая позади нее бледная Стефания торопливо наклеивала марки.

Сам Воробьев то входил в каморку, то выходил из нее, отдавая приказания Ермолаю, на помощь которому он нанял еще двух, и братьям Алекс, явившимся его добровольными помощниками.

-- Ты, Павлуша, уже все время следи за ними! -- говорил Воробьев. -- Лампы заправили ли? Опять, отрубями чтобы арену посыпали! А ты, Митя, значит, все оборудуешь. Пива, водки, колбасы больше, сыру. Сласти возьми. Понял?

-- Чего ж мудреного?

-- Так иди! А, Семен Фомич! Ну, ну, устраивайтесь.

Бакалейщик, заплативший Воробьеву за этот вечер тридцать рублей, позвал своих молодцов и занялся устройством буфета.

Воробьев ликовал в душе, но наружно сохранял угрюмый, степенный вид.