Страница 144 из 173
— Значит, и Бабочка вместе с этим…
— Уясни наконец, дорогой товарищ, в каких случаях следует употреблять это твое "значит"…
— В отношениях с клиентами, само собой! — Хобоцел посчитал, что наступил подходящий момент. — Ты как-то просил меня раздобыть сведения насчет передвижения войск по железной дороге. Так вот: ничего узнать мне не удалось, однако Кыржэ, сам не знаю почему, испугался во сне пыхтения паровоза… Еще как испугался — на это стоило посмотреть!
— Что ты говоришь? В самом деле? — встрепенулся Волох.
— С ужасом посмотрел на часы, оторопело спросил, какое сегодня число… Правда, я не ответил: был мертвецки пьян!.. Итак, когда следующая встреча? — Тудораке приостановился.
— Быть может, еще сегодня… Нам следует торопиться. Послушай, дорогой друг… — Ни к одному человеку он никогда еще так не обращался… — Тебе нужно будет связаться с новым человеком… который вскоре заменит меня. В любом случае я сообщу пароль — если не выйду на условленное место.
— А где же ты будешь? И о каком новом говоришь — что-то не пойму… Скорее всего, придется кем-то заменять меня: и днем и ночью преследует если не морда, то голос Кыржэ. Уже давно такое ощущение, будто не я его — он меня измотал до предела…
— Прежде чем разойтись, хочу попросить, — продолжал Волох. — Просьба эта очень серьезная и… личная. Только сначала пообещай, что выполнишь.
— Личная? — удивился Тудораке. — Обещаю. Если только в моих силах… И относится к нашему делу.
— Именно к нашему. Именно в твоих силах выполнить. По первому же моему сигналу ты должен прийти на условленное место. Хорошо бы с дюжиной подвыпивших гостей и… с музыкантами. Сможешь устроить?
— Конечно, — сразу ответил Хобоцел. — Операция "Суп из потрохов", давай так ее назовем, хорошо? Пуфф-пуфф? Что скажешь по этому поводу?
— Смотри, какой-то из гостей вышел на свежий воздух… Это он? Точно! Беги скорее, любыми средствами уведи, не дай нам столкнуться. Завтра узнаешь пароль и место встречи с новым товарищем.
— Все-таки с новым? — вздохнул Тудораке, в то же время начиная излучать радушную улыбку, готовясь к встрече с Кыржэ. — Хотя, кажется, все ясно. Но сами… когда и где увидимся? Ага, там? Понятно. В окружении скрипачей?
— Торопись, — сказал Волох, ни на секунду не сводя взгляда с остановившегося невдалеке Кыржэ. — Как всегда, будь с ним любезнее. Не забывай, что до поры до времени он нам еще нужен. Следовательно, в целости и сохранности, ясно? Ни в коем случае… Исключается!
— Но как насчет… пыхтения паровоза?
— Жди моего сигнала… Бегу!
Живым или мертвым следует отыскать Гаврилэ, слесаря, ремонтирующего весы. Только через него можно связаться с людьми, которым позволено следить глазами за составами, уходящими со станции…
В конце того же дня, вернувшись после встречи с Хобоцелом и другими ребятами, он застал в своей келье "инструкторшу из Кишинева". Илона сидела на диване, поджав ноги и прислонившись спиной к стене.
— Это ты? Ты?
Он постарался справиться с собой — чтоб не слишком прорвалось возбуждение, заинтересованность, волнение, но, как ни старался, радости скрыть не сумел.
Наклонившись к железной печурке, он одним движением поджег заранее уложенные дрова; затем, уже почти полностью владея собой, распрямился и стал пожимать сразу обе ее руки.
— Как хорошо, что я снова вижу тебя, — это главное, о чем ты должна знать. — Он не смутился оттого, что голос его прозвучал слишком громко, оттого, что почему-то снял с нее теплый шарф, укрывавший ее шею и плечи, — он ничего сейчас не стеснялся. Только смотрел и смотрел на нее, не веря своим глазам. — Мне так хотелось повидаться с тобой! — повторил он. — Сколько раз выходил на контрольную встречу, последний раз даже показалось, что в самом деле вижу тебя. Представляешь?
— У меня все в порядке, — сдержанно проговорила она, словно стараясь прервать поток порывистых излияний. — И вообще все в порядке. Если бы ты еще немного опоздал, я бы тут распорядилась по-своему. Почему ты не закрываешь дверь, когда уходишь из дома? Так велит господь бог?
— А зачем? Господь дал, господь взял, да святится имя его, — произнес он молитвенным тоном. — Кто входит в этот дом, того присылают сверху, из Кишинева. Добро пожаловать в нашу обитель!
Только теперь она сама подала ему руку.
— Как хорошо, что ты здесь, дорогая! До чего же хотелось… — Он снова готов был начать поток восторженных излияний. — А теперь даже не знаю, с чего начинать. Придется давать подробный, обстоятельный отчет. Сначала только сообщу самые срочные новости. Речь идет о железнодорожном составе.
— Подожди. Нужно объяснить и причину, по которой грешница, вроде меня, осмелилась явиться в эту святую обитель. Я не имела права рисковать, но…
— Зачем ты так говоришь?
— Да, не имела права и все же пришла, — откровенно призналась она, хотя внутренне была недовольна собой.
— Ничего страшного; в конце концов, сестра Параскива уже видела тебя здесь, — он порывался помочь ей, как-то облегчить необходимость оправдываться.
— Еще бы… Эта ваша "сестра" вряд ли вообще что-либо забывает. — Она поняла, что он намекает на первый визит в эту комнату, когда ей пришлось здесь заночевать. — И она меня помнит, и я ее. В то утро, увидев, что я выхожу из кельи, и не понимая, откуда взялась и что ищу, подняла крик на весь двор…
Наступила пауза. Она поднялась с лежанки, сбитой из нескольких досок, подошла к окну, слегка откинула край ситцевой занавески, однако сразу же опустила ее.
— Я знала, что ты должен скоро вернуться домой, и решила: была не была, отправлюсь в гости!
— Но откуда ты могла это знать? Ах вот — кто-то сказал! — сбивчиво проговорил он.
Она снова села на диван, выпрямив спину — чтоб не расслабиться, не повалиться на постель, и, опустив ноги, в одно мгновение превратилась в прежнюю "инструкторшу из Кишинева", строгую, холодную, неприступную.
— Оставь эти расспросы. Никто ничего не говорил. Сама посчитала нужным встретиться, тем более что должна сообщить…
— Подожди, Илона, не сейчас! — чувствуя смутную тревогу и словно бы стараясь предотвратить какую-то нежелательную неожиданность, сказал он. — Может, чего-то поешь? Побегу, пока не поздно, к сестре Параскиве… После этого поговорим. Отчет будет долгим.
— Не нужно. И вот о чем хочу еще тебя попросить: никаких докладов и отчетов. К месту нашей встречи тоже больше не ходи. Все отменяется.
— Я давно это понял, — с затаенной горечью прошептал он. — Связь отменяется, таким образом сжимается кольцо вокруг меня. Поэтому ты и не выходила на встречи…
— Не только с тобой. Я ведь сказала: отменяются все, все без исключения контакты.
— Как? Даже с тобой? — Он потрясенно посмотрел на нее, потом еще и поднял руку, указывая перед собой. — Это невозможно!
— Я не успела сказать главное… Это отнюдь не означает, что нам нужно оплакивать себя… Все плохое идет только от них, от оккупантов. Так и знай. Хотя… — Она задумчиво посмотрела на него — он побледнел, лицо его стало внезапно каким-то болезненным, страдальческим. Но она знала, что вскоре это выражение пройдет.
Волох весь окаменел, не слышно было даже его дыхания, он смотрел в одну точку, ничего перед собой не замечая. Она же, только что решив было уходить, теперь изменила намерение. Снова уселась поудобнее, приняв прежнюю позу — поджав ноги и прислонившись спиной к стене.
— Мне нужно уходить сию же минуту, — проговорила она после короткой паузы, словно бы про себя, не обращаясь прямо к нему. — Возможно, потом все будет по-прежнему, вернусь к делам. Возможно, нет. Но это не имеет значения, ни в коем случае. И загадывать наперед… тоже нельзя. Будет как будет.
Теперь она казалась совсем другой, словно витала мыслями в каких-то иных мирах.
— Что тебя волнует, дорогая? — слова вырвались у Волоха сами собой. — Ты ведь не одна на этом свете. У тебя есть работа. Борьба.