Слезы в раю

Он остановился перед ней. Голос его резко прозвучал в ночной тишине.

— Что ты здесь делаешь?

Она посмотрела прямо ему в лицо, которое в эту минуту казалось вырезанным из камня.

— Мне не спится.

— Ясно. А мы с Грантом только что закончили совещание в библиотеке, и я уже пошел спать, когда вдруг увидел тебя блуждающей по саду, словно привидение. Что тебя так тревожит?

— Мне кажется, я совершаю сейчас свою самую большую ошибку, причем именно в том, в чем люди и так сделали их уже предостаточно.

Выражение его лица стало еще жестче, но голос звучал по-прежнему ровно, даже слегка насмешливо.

— Неужели? Мне казалось, что именно мужчины неохотно идут на этот шаг.

— А тебе так не кажется?

Он пожал плечами.

— Как ни странно, нет. Я думаю, что нам будет хорошо друг с другом, и я рад, что у нас родится ребенок.

Несмотря на все его угрозы, он не сомневается в том, что это его ребенок. Она почувствовала, что внутри у нее что-то отпустило, словно развязался наконец какой-то твердый узелок боли. Его рот коснулся нежной, чувствительной кожи у нее за ухом, и тогда губы ее осмелились прошептать:

— Сол.

Она чувствовала его горячее дыхание.

— Я пришел сюда не за этим, — пробормотал он.

Она вздрогнула.

— А зачем?

— Я хотел убедиться, что с тобой все в порядке, и хотел подарить тебе вот это.

Он достал из кармана и протянул ей на ладони серебристый каскад лунного света. Жемчуг еще хранил тепло его тела, алмазная пряжка сверкала холодным голубым огнем и составляла удивительный контраст с его ровным матовым свечением.

Прикрыв глаза тяжелыми густыми ресницами, Кэндис неподвижно ждала, пока он застегивал у нее на шее три великолепных жемчужных нити.

— Я подумал, что они будут тебе к лицу, — смущенно пробормотал он.

— Это жемчуг с острова?

— Да, это черный жемчуг Фалаиси. Некоторые жемчужины достались мне в наследство от матери, другие я собирал в течение нескольких лет. Я как будто знал, что однажды отыщу ту, чья матовая кожа и глаза будут так прекрасно сочетаться с этим черным жемчугом. — Он улыбнулся. — У Тамсын сохранилась жемчужная нитка, принадлежащая роду Чэпменов. Этот жемчуг бледен, как грудь голубки. Он так идет к ее светлым волосам, а этот словно создан специально для тебя.

— Как тот лунный свет, который играет на поверхности пруда, что возле твоего дома…

Он кивнул.

— Да. Я тоже подумал об этом. Возле дома, где мы в ту ночь любили друг друга.

Пальцы ее медленно перебирали жемчуг. И вдруг со всем жаром безрассудства, так внезапно открывшегося ей в себе самой, она собрала все свое мужество и сделала самую крупную ставку в своей жизни:

— Сол, я люблю тебя. Если ты не можешь ответить мне на мою любовь, лучше отмени нашу свадьбу. Если ты сделаешь это, я не стану прятать от тебя ребенка или чинить тебе препятствия, и ты будешь видеть его ровно столько, сколько сочтешь нужным. Ты поступишь жестоко, если женишься на мне и не сможешь любить меня.

Он стоял не шелохнувшись. Его глаза сузились и мерцали в темноте, как два черных сапфира. Потом он резко выдохнул и произнес:

— Ты всегда выкинешь что-нибудь неожиданное. И такое наивное. Неужели ты не понимаешь, глупенькая, что я по уши влюбился в тебя сразу же, как только увидел?

От удивления она не могла вымолвить ни слова. Она дрожала, но не от радости, а оттого, что тяжелый камень неожиданно свалился у нее с души. Ничего не видя перед собой, она уткнулась лицом ему в плечо.

— Почему же ты не говорил мне об этом? — прошептала она, всхлипывая от счастья. — Я чувствовала себя такой несчастной.

— Успокойся, любовь моя. Я чувствовал себя таким же несчастным, а когда я зол, я имею отвратительную привычку делать так, чтобы все остальные страдали вместе со мной. И больше всех страдает тот, кто причиняет мне эту боль.

Он крепко прижал ее к себе. Они долго стояли обнявшись. Затем он разжал руки, взял ее за подбородок и, слегка откинув ей голову назад, заглянул ей в лицо. По ее щекам медленно катились слезы. Он в шутку выругался и с неожиданной легкостью поднял ее на руки.

— Любовь моя, бедная моя, ты так измучилась, а я настоящий садист, потому что заставил тебя так…

Она поцеловала его в подбородок.

— Я не измучилась, никогда в жизни мне не было так хорошо, и я вовсе не бедная! Если ты меня любишь, я самая богатая женщина в мире.

— Нет, нет, это преувеличение. Найдется, пожалуй, еще несколько…

Она громко рассмеялась, поразившись тому, что он может шутя говорить о своем состоянии, которое представлялось ей таким огромным, что приняло у нее в голове почти фантастические размеры.

— Я очень богата, потому что ты любишь меня, — тихо повторила она. — Даже если бы у тебя не было ни гроша, я все равно была бы самой богатой женщиной в мире. А если честно, то было бы гораздо лучше, если бы у тебя не было столько этих мерзких денег. Я действительно постоянно думаю о том, как мы будем жить, когда поженимся. Было бы лучше, если бы ты был простым рабочим и в поте лица зарабатывал свой хлеб. Тогда я смогла бы помогать тебе.

Они подошли к огромным стеклянным дверям ее спальни. Он раздвинул легкий шелк портьер, пересек комнату и бережно опустил ее на кровать. Потом он наклонился и крепко поцеловал ее в губы.

— Ты и так будешь помогать мне, — произнес он проникновенным голосом, и слова его прозвучали как клятва, как обещание, — тем, что ты будешь такой, какая ты есть, будешь той женщиной, которую я полюбил, той единственной, которая смогла тронуть мое холодное сердце. Мне нужно, чтобы отныне ты всегда была в моей жизни. А обо всем остальном мы позаботимся потом и устроим все так, чтобы было хорошо и нам, и Стефани, и нашим детям. А теперь спи, у Тамсын весь завтрашний день расписан для тебя буквально по минутам. И прежде всего вы займетесь твоим свадебным платьем.

— У меня даже мысли не было… мне не нужно никакого свадебного платья! — воскликнула она.

— Почему же не нужно? У тебя будет настоящее свадебное платье.

На ресницах ее задрожали глупые непрошеные слезы.

— Да, я знаю, — прошептала она, целуя руку, которая ласково убрала с ее лба тяжелую шелковистую прядь.

— Тебе нужно хоть немного поспать, — нежно сказал он. — Если даже ты не устала, то все эти бурные проявления чувств почти наверняка тебя утомили. Любовь моя, у нас с тобой впереди целая жизнь. И сейчас я хочу, чтобы ты уснула и ни о чем не думала.

Она улыбнулась ему чуть-чуть сонной улыбкой, провожая его полным нежности взглядом. Когда он был уже в дверях, она вдруг тихонько вскрикнула и села на кровати.

— Сол, а жемчуг?! Лучше возьми его с собой.

— Нет, это твой жемчуг.

Она надела его подарок. Серебристое лунное сияние жемчуга удивительно гармонировало с ее платьем, серый цвет которого был так же чист и прозрачен, как серый цвет ее глаз. Невозможно было оторвать взгляд от этой фантазии из шелка, созданной элегантной американкой, владелицей модного магазина. Кэндис гордо несла этот жемчуг и улыбалась так ослепительно, что все, кто видел ее, украдкой вздыхали, вспоминая свои молодые годы. Она вся светилась переполнявшим ее счастьем, полностью доверившись человеку, с которым соединяла свою судьбу.

Церемония бракосочетания состоялась в городе, в небольшом соборе, до отказа заполненном прихожанами, в основном верующими из местных, ведь женихом был человек, которого они считали своим. Величественная гармония их голосов, поющих благодарственные гимны Господу, была лишь отдаленным эхом тех чувств, которые бушевали сейчас в сердце Кэндис.

Она осторожно поинтересовалась у Стефани, не откажется ли она быть подружкой невесты. Давая свое согласие, та буквально бросилась ей на шею.

— Какая прелесть, я всегда мечтала быть подружкой на свадьбе! Ура, ура, ура!

Одетая в свое самое лучшее голубое шелковое платье, Стефани вся светилась радостью и была необыкновенно хороша в этой роли, преисполненная решимости неукоснительно соблюдать правила свадебного ритуала. Именно она настояла на том, чтобы Кэндис специально для нее надела «что-нибудь старинное» — мелкий неровный жемчуг и гранатовый браслет, принадлежавшие когда-то их матери. Задыхаясь от гордости и любви, Кэндис чувствовала, как радость и счастье признания переполняют ее.