Страница 28 из 32
Как боевая единица, он для сражающегося войска больше был не нужен. Татарское пушечное ядро оторвало Серафиму левую ногу. По самое колено.
Полевой лекарь в походной армейской палатке, рядом с местом боя, точным, привычным движением отсёк острым ножом бедолаге лоскуты кожи и мышц на изувеченной конечности… А бледному, стонущему Серафиму на операционном столе всё никак не удавалось провалиться в спасительный обморок. И облегчить себе, тем самым, хоть немного невыносимые страдания.
Хладнокровный же лекарь, в кожаном фартуке, залитом кровью, словно у мясника на бойне, потом ещё долго пилил Серафиму раздробленную кость. С запасом действовал своим инструментом мучитель, сантиметров на пять беря выше колена… Чтобы спасти солдата от возможной послеоперационной гангрены. Весьма распространённой тогда причины высокой смертности у раненых.
…Лекарь наложил Серафиму тугую повязку на культю, дал выпить полную чарку крепкого хлебного вина. Вторую положенную порцию… Первую солдат принял перед ампутацией, в качестве обезболивающего.
И отправил бедолагу, так и не сумевшего потерять сознание подальше в тыл, долечиваться… На разбитой и трясучей армейской телеге.
А вот долгую, тяжёлую дорогу в повозке солдат, впавший в полуобморочное состояние, почти не помнил. Он, то приходил в себя на короткий миг от тряски и резкой боли… То проваливался в бредовые видения, в которых реальность путалась с фантазиями.
Серафиму чудилось, что его постоянно куда-то переносят на руках… Из одной крестьянской хаты в другую. Счёт дням был потерян.
А очнувшись в очередной раз солдат узнал, что находится в Кизлярской крепости… В гарнизонной больнице.
Здесь, уже фактически умирающему одноногому Серафиму и встретилась Степанида. Она тогда, как практикующий лекарь, была привлечена командованием крепости к уходу за доставленными в цитадель ранеными солдатами.
Из нескольких пострадавших воинов, порученных заботам женщины, Серафим у Степаниды оказался самым тяжёлым больным. К тому времени у него началось нагноение культи.
Не одну неделю владелица аптеки и травница, с сомнительным разрешительным документом на врачебную деятельность, самоотверженно выхаживала покалеченного солдата в казённой гарнизонной лечебнице. А тот всё мучился, то горячкой, то лихорадкой, пребывая между жизнью и смертью… И не шёл на поправку.
В конце концов, женщина, исполненная жалости и сострадания к беспомощному Серафиму, забрала его к себе домой. На постой и для особого ухода.
В лечебнице на это не возражали. Отдавая Степаниде на руки тяжёлого пациента, с продолжающейся гноиться, незаживающей раной, небольшой персонал гарнизонной больницы не питал никаких иллюзий… Врачи уже поставил на Серафиме крест.
Ну что ж, рассуждали они, если владелица аптеки так желает спасти умирающего какими-то своими методами и травами – пусть попробует! Всё равно ведь болезный – не жилец…
Тяжёлого пациента привезли к женщине в дом, оставив целиком на её попечении. И случилось чудо… Не без самоотверженных усилий целительницы и травницы, конечно. Она всё-таки сумела отбить обречённого солдата у смерти!
Степанида регулярно меняла повязки на незаживающей ране Серафима, готовила и пробовала разные лечебные мази и компрессы на культю… Заботливая сиделка не отходила от подопечного ни днём, ни ночью. Травница поила солдата бодрящими, целительными отварами и настойками, кормила ослабевшего воина с ложечки… А ещё сама его обстирывала, обмывала и утешала разговорами.
Исхудавший до крайней степени, впавший в депрессию отставной солдат, представлял из себя, к тому времени, жалкое зрелище. Несчастный калека очутился один в совершенно незнакомом ему месте, без всяких надежд на лучшее будущее.
Месяц пролетал за месяцем… Когда культя у Серафима, наконец-таки, окончательно зажила и он стал пытаться самостоятельно садиться на кровати, ликованию и профессиональной гордости Степаниды не было предела! Теперь травница ясно видела, что в лечении пациента произошёл перелом… Увечный солдат медленно, но верно возвращался к жизни.
Он даже пробовал вставать на здоровую ногу! А Степанида потихоньку начала обучать Серафима передвигаться в изменившихся условиях.
Сначала – в пределах комнаты и на двух костылях, постоянно поддерживаемый и страхуемый… А когда отставной солдат достаточно окреп, владелица аптеки заказала для него деревянный протез у местного умельца.
Женщина организовала несколько примерок и подгонок готового изделия своему подопечному… И полностью оплатила работу мастера.
Спустя полтора года после тяжёлого ранения, Серафим вновь мог, худо-бедно, сам ходить. И уже не только по комнате, под наблюдением Степаниды… Но и по двору! Опираясь лишь на одну суковатую палку.
Однако минуло ещё несколько лет, прежде чем отставной солдат свыкся и приспособился к своему новому положению. Не так-то просто научиться жить с деревяшкой вместо ноги мужчине в весьма зрелом возрасте…
В ответ на столь непривычную заботу о нём совершенно чужого человека, поправившийся и безмерно благодарный Серафим сделался хозяйке аптеки преданным слугою… Он просто боготворил свою спасительницу. И всячески старался быть одинокой женщине не обузой, а помощником в доме. По мере сил.
В Кизлярской гарнизонной больнице давно забыли о некогда переданном Степаниде умирающем, списанном со счетов, солдате. Да и оклемавшийся одноногий калека в летах военным чиновникам в цитадели был уже неинтересен…
Поправившийся Серафим Кирин не горел желанием и возвращаться к себе на малую родину, располагавшуюся где-то в северной стороне, за тридевять земель. Сердечные, щемящие воспоминания о собственном патриархальном сельском детстве и отрочестве, о родителях-землепашцах и былой большой семье, уже успели сильно поблекнуть… За столько-то бурных, насыщенных событиями лет!
Вряд ли отставного солдата ждали дома. В далёкой уральской деревеньке Гусиха его, наверняка, давно похоронили… Отсюда когда-то двадцатилетнего крестьянского парня, по приказу строгого барина, в наказание за невеликую оплошность, определили в солдаты. Предварительно хорошенько пройдясь вожжами на господской конюшне по крепкой, молодой спине.
За те долгие годы, которые Серафим провёл в обнимку со своим ружьём, служа империи, без сомнения, многое изменилось в родной Гусихе… Живы ли ещё отец с матерью? Это вряд ли. Когда парня забирали в солдаты, те уже находились в почтенном возрасте… А нынче он и сам старик!
Узнают ли родные братья и сёстры, соседи и друзья детства прежнего, молодого Серафима в искалеченном, седом ветеране? Да и сумеет ли он, одноногий калека, без гроша в кармане, проделать в одиночку рискованный, долгий путь, с Северного Кавказа до самого Урала?!
Обдумав всё и взвесив, Серафим Кирин решил про себя, что от добра добра не ищут… И не стоит ему искать лучшей жизни. Правильнее будет держаться пока при этой, явно посланной отставному солдату Богом бескорыстной женщине.
Серафим надумал оставаться в доме Степаниды до тех пор, пока ей самой не надоест возиться с оклемавшимся инвалидом… И она не прогонит нахлебника от себя прочь.
Но даже и при подобном, самом неблагоприятном для него раскладе, ветеран решил находиться рядом и приглядывать за своей благодетельницей. В крайнем случае, он поселиться, где-нибудь по соседству с этой святой и одинокой женщиной. И будет оказывать Степаниде, коли позволит, всяческие мелкие услуги по хозяйству, сторожить её дом и покой, аки верный пёс… Добро Серафим умел помнить.
Впрочем, у такой суровой на лицо и скупой на лишнее ласковое слово врачевательнице и травницы, и в мыслях не было гнать за порог окрепшего, осилившего свою хворь старого солдата! Который, к тому же, оказался ещё и замечательным балагуром, знающим и умеющим рассказывать всякие занимательные истории, развлекая хозяйку аптеки.
Услужливый, работящий Серафим хватался за любое посильное дело. Он готов был и в доме прибраться, и вкусный обед приготовить, и сломанную вещь починить…