Страница 5 из 5
V.
Вверху вспыхивало синеватое пламя, ниже явственно горели, как фонари, два сверкающие глаза, и что-то неясное, белое, как огромный мертвец, завернутый в саван, колебалось в воздухе и медленно подвигалось с улицы на площадь.
Их было три и они двигались всё быстрее, сопровождая каждое движение унылым воем.
Подле домиков раздались крики, плач, захлопали двери, окна.
-- Вперед! -- услышал я голос Григория, спокойный и ровный. -- Мы им покажем!..
Его голос сразу ободрил меня и мне сделалось весело, когда я крепко ухватил свою палку и двинулся с Григорием и Плаксиным.
-- По первому моему свистку бросайся вперед и бей понизу. По второму, отбегай в сторону -- и домой!
Двигались страшные колеблющиеся саваны в глубину площади и неслышно подвигались мы прямо к крайнему из них.
Вот уж я почти подле него. Григория уже нет возле меня. Я крепко сжал свою палку...
Тонкий свист прорезал воздух. Я взмахнул палкой, как при игре в "масло", и со всей силы махнул ею перед собою.
Раздался треск, она ударилась о палку, и в ту же минуту на землю упало что-то, рассыпая искры, а за ним тяжело рухнула на землю грузная фигура в белом, выругалась, вскочила, путаясь в белом балахоне, но я уже понял, какова сущность "привидения", и нанес второй удар палкой по этому белому.
В этот момент раздался второй протяжный свисток. Я бросил палку и побежал в сторону. Это было как раз вовремя. Вся площадь вдруг огласилась неистовым криком и по ней пробежали черные фигуры с возгласами:
-- Бей их!
Белые фигуры приостановились. Ближайший ко мне ухватил и поднял тяжелую палку-ходулю. С улицы раздались крики:
-- Наших бьют! Выручай!
-- Бей их! -- неслось с площади, и всё пространство, видимое мною, покрылось черными фигурами, которые выкрикивали злобные слова и беспощадно дрались.
Я побежал с площади и остановился подле ворот дома Трубиных.
Почти следом прибежали они, Довойно, Плаксин и Кондратьев.
-- Ловко! Теперь шабаш с привидениями! -- сказал весело Григорий. -- Идемте, господа, чай пить!
Мы пришли в палатку Петра, где на столе уже кипел самовар. Петр стал хозяйничать, а Григорий растянулся на кровати.
-- Ге! -- заговорил он весело: -- мы с Петром сразу догадались, что это какие-нибудь лайдаки на ходулях. Так и вышло! Мы с ним ходили и всё высмотрели. Напротив интендантское управление помещается и вот четыре писаря и забавлялись. Когда все, когда двое, когда трое. Надевали мучные мешки, а наверху горшок с двумя дырками и с горячими углями! Ха-ха-ха! Ловко сегодня им всыпали!..
-- Но там потом поднялась какая-то драка! -- сказал я.
-- Это уж не наше дело. Это евреи сами от себя, -- ответил Петр. -- Ну, будем чай пить.
-- Доброе дело проучить таких бездельников, -- вставая с кровати, сказал Григорий.
VI.
Дело вышло не совсем доброе. Рассвирепевшие евреи могли бы убить трех "веселых шутников, которых мы сшибли, если бы им на помощь не подоспела остальная команда.
Поднялась отчаянная драка. Была вызвана полиция. В результате: у двух евреев оказались проломленные головы и у одного писаря сломана нога.
Полицмейстер начал было производить дознание, но скоро прекратил его.
В городе же об этой битве на конной площади говорили чуть не всё лето и всегда при этом поминали братьев Трубиных, причем одни восхищались ими, другие ожесточенно ругали, как "разбойников".
Несомненно, что к последним принадлежало и наше начальство, которое не преминуло бы выключить их из училища, если бы...
Если бы они сами не предупредили этого события...
Да, когда мы приехали с каникул и явились в классы, то их уже ни в классе, ни в городе не было.
Я пошел на их прежнюю квартиру.
Оказалось, они уехали все...
После уже мы узнали, что они уехали держать экзамен в Морской корпус, выдержали и поступили, а родители их поселились подле них где-то в окрестностях.
И сразу стало скучно в наших классах. Инспектор и надзиратели торжествовали и еще строже стали преследовать нас за всякое уклонение от строгой дисциплины.
Словно ворвался к нам весенний разгул, жажда жизни, сознание силы, -- покрутил, повертел нас, дал нам почувствовать истинное веселье беззаботной юности и затем бросил нас на произвол школьной муштровки.
И долго мы, особенно весною, вспоминали "братьев-разбойников", яркой ракетою мелькнувших в нашей жизни...
С той поры прошло много-много лет; и вот в роковые дни после 14 -- 15 мая 1905 года я снова вспомнил этих милых братьев. Я прочел их имена в списках моряков, погибших в страшном Цусимском бою.