Страница 5 из 11
Развернулся, внимательно читая визитку, поднял брови. Ничего себе… Сын главного пчеловода…
Сунул визитку и деньги в карман, постоял, прислушиваясь к происходящему за дверью, дождался, когда взревет мотор машины, и прошел в комнату.
Включил еще одну лампу, теперь уже у топчана с противоположной стороны от того, на котором пряталась девчонка, и позвал тихо:
— Эй, Ляля… Ты ведь Ляля? Вылезай, давай. Говорить будем.
Девочки, я скоро завершаю книгу ЧУЖОЙ РЕБЕНОК, это первая, но совершенно самостоятельная история цикла. Кто планировал купить по цене подписки, велкам. Для всех, кто купил, на несколько часов после завершения поставлю скачивание. Потом книга будет отдана сайту, и я не смогу какое-то время делать скидки и давать скачивание и промо на нее. Так что торопимся. мои хорошие!
Глава 4
Что я пережила, прячась под тяжелым, душным одеялом, не передать, конечно.
Сначала, услышав каким-то чудом голоса парней за дверью, испугалась до такой степени, что даже сказать ничего не была способна. Хорошо, что дворник не потребовал объяснений, спрятал меня и… И пошел открывать дверь!
Честно говоря, не знаю, на что надеялась… По всем логическим законам, да и жизненным, наверно, тоже, ему было бы проще меня отдать Марату и его друзьям. По их виду же сразу понятно, что будут проблемы.
А зачем обычному дворнику проблемы с детишками богатых людей?
Наверно, мне надо было собраться с силами и выйти вперед, ограждая беззащитного человека, только что пытавшегося утешить меня, пусть неловко, грубовато, но так вовремя, так правильно, от зла.
А Марат способен причинить зло. Уж кому, как не мне, это знать!
И сейчас было неправильным и даже подлым втягивать дворника в свои проблемы…
Но я не смогла себя пересилить, скукожившись под одеялом и прислушиваясь к происходящему.
Голос Марата заставил задрожать от страха и ненависти. Всевышний, если бы я могла убить его, я бы это сделала! Может, так и стоит поступить?
Он же говорил мне, что я не переживу первую брачную ночь… Вот и посмотрели бы, кто кого переживет… В конце концов, удар ножом в живот усмиряет любого, в том числе и самого буйного… А я, если подумать, уже дошла до той крайней степени отчаяния, когда даже убийство не кажется жутким. А просто спасением от неминуемого…
Марат, как обычно, разговаривал так, словно все вокруг были ему должны. Дворник отвечал односложно, равнодушно даже. И не пытался настаивать, уверять, что меня тут нет. Наверно, сразу увидел, кто перед ним, и испугался. И я его понимала…
В какой-то момент мне показалось, что дворник сейчас просто развернется и покажет Марату, где я прячусь. Как раз, когда Марат предложил деньги… У него есть деньги. И много. Он может многих купить, и уж тем более такого простого работягу…
И, опять же, если бы дворник так поступил, я бы не обиделась на него.
Но дворник как-то легко и быстро выпроводил Марата прочь, запер дверь, постоял немного, прислушиваясь, а затем вернулся в комнату и позвал меня.
— Вылезай, — сказал он, — говорить будем…
И я откинула одеяло. Говорить, так говорить. По большому счету, скрывать мне нечего, а он заслуживает того, чтоб знать, во что ввязался.
Я спустила ноги с топчана, поежилась под внимательным взглядом хозяина дворницкой, и он тут же сказал:
— Сначала чай попьем. А то замерзла, наверно… Голая совсем ходишь…
Я в недоумении осмотрела себя: джинсы, куртка, кроссовки… Где же голая?
— Садись, — он кивнул на стул у стола, а сам, щелкнув кнопкой чайника, принялся возиться с заваркой.
Я, пользуясь моментом, принялась оглядываться.
Раньше мне как-то не приходилось бывать в таких местах, и потому было интересно.
Комната, с окрашенными в серый цвет стенами, выглядела опрятной и жилой. Чувствовалось, что человек, обитающий тут, аккуратист.
Возле самого входа находилась стойка с инструментами, метлой, граблями, широкими такими, веерообразными, для сгребания листьев. Чуть дальше, уже в самой комнате, на полу лежал цветной короткошерстный ковер.
Я заметила, что дворник успел снять обувь у порога и теперь ходил в носках.
И, устыдившись того, что не только не стащила кроссы, а еще и на топчан, под одеяло, в них полезла, принялась снимать их, цепляя носком пятку.
В этот момент дворник повернулся, заметил мое копошение и, сдвинув брови, сказал:
— А ну прекратила. И так пол холодный.
— Но у вас же тут… Чисто… — промямлила я, пугливо поджимая ноги.
— Не особо, — сурово возразил дворник, а затем поставил передо мной кружку с парящим напитком, придвинул вазочку с печеньем и конфетами, — ешь, пей.
— Спасибо, — прошептала я, обхватила кружку, с наслаждением грея о ее бока пальцы.
Пахло от чая очень вкусно, смородиной и еще чем-то, таким же душистым.
Я аккуратно пила чай вприкуску с конфеткой и ощущала, что именно этого мне и не хватало для успокоения.
Весь этот дурацкий вечер, в котором все в какой-то момент пошло наперекосяк, показался не особо и страшным. Ну бывает, неприятности… В конце концов, все образуется. И Аделька вернется, куда она денется, зараза… И получится у меня уехать отсюда, из проклятого города, сожравшего мою маму. Но меня не сожрет. Подавится.
— Кто эти парни? — неожиданно прервал мое блаженное спокойствие дворник.
— Мой… типа жених, — призналась я, со вздохом отставляя кружку и поднимая на мужчину взгляд, — спасибо вам огромное, что не отдали… Как вас зовут?
— Бродягой зови, — благосклонно кивнул он, — и чего же ты от жениха бегаешь? Вроде, видный парень…
— Видный… — сжала я губы, — только подонок и тварь.
— А узнала ты об этом недавно, конечно же, — усмехнулся он, — а до этого любовь была неземная?
— Нет, — тон, которым я перебила Бродягу ( что за прозвище такое?), даже мне показался жестким. Но как-то не понравился его голос, слегка иронический.
Таким взрослые, умудренные опытом люди с детьми неразумными разговаривают. И по головке гладят, бормоча: “Ну что ты, маленькая? Ну не переживай… Поругались, помиритесь, все бывает…”
Отец так делал. Он всегда считал, что лучше меня знает, что мне надо, но в последние полгода эта его уверенность обрела совершенно другие, крайне неприятные черты.
И сейчас мне в голосе Бродяги почудились прямо отцовские интонации, и это задело.
— Нет? — удивленно приподнял он густые брови, глаза насмешливо сверкнули, — а зачем же соглашалась замуж? И, кстати, тебе хоть восемнадцать есть?
— Есть, — мне почему-то резко расхотелось откровенничать, хотя буквально минуту назад я была готова рассказать Бродяге все до последней детали.
Он словно почувствовал перемену в моем настроении, кивнул на кружку:
— Пей. Согревайся… И… Не обижайся… Просто вы, девочки, обычно очень шустрые и резковатые бываете… Парнишка, может, и не виноват ни в чем, а ты уже бежать… И к незнакомому мужику бросаться о помощи просить… Я-то думал, тебя маньяк какой преследует, а тут жених…
— Он и есть маньяк, — сухо сказала я, не удержавшись все же и еще отхлебнув из кружки отвара смородины.
— Как ты резко…
— Как есть…
— Тогда тем более: зачем соглашалась?
— Соглашалась… — горько усмехнулась я, — можно подумать, меня кто-то спрашивал…
— То есть? — не понял Бродяга, уставившись на меня с таким изумлением, что я поневоле ощутила себя дурой. Да, собственно, я ею и была, даже Аделька всегда говорила… — тебя силой, что ли, замуж выдают?
— Да, — вынуждена была кивнуть я. Ну, а куда тут денешься, если правда чистейшая? — Силой…
— Это как? — еще сильнее удивился Бродяга, — ты же совершеннолетняя?
— Да.
— Школу закончила?
— Да.
— Аттестат, там… Паспорт…
— Конечно…
— Слушай, вопрос-то все объемней становится… Ты меня прямо заинтриговала. Давай, рассказывай…
Я отпила еще чая, выдохнула, пытаясь выстроить в голове фразы таким образом, чтоб было понятнее, не смогла и мысленно махнула на это дело. Все равно уже полноценной дурой выгляжу, так чего строить из себя? Или пытаться?